Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник)

– У нас, к сожалению, нет импортных моделей, – мелодично пропела продавщица. – Но вот эти, кремового цвета, «Фантазия», вероятно, подойдут. Они пользуются большим спросом, очень удобны и выглядят элегантно.

– Беру эти, – решительно сказал я, пытаясь побыстрей избавиться от унизительной процедуры.

– А денег у вас достаточно? – подозрительно спросила она, косясь на мою красную физиономию. – Эти трусики стоят 20 рублей 11 копеек.

– Тогда что-нибудь подешевле, – ответил я, покраснев еще гуще.

– Ну, посмотрите еще вот эти, «Нежность», они тоже неплохо сидят, но только белого цвета. И стоят не так дорого… – она вытащила из пакета нечто воздушное, почти невидимое.

– Покупаю, – заявил я, чувствуя, что мое замешательство и раздражение становятся почти неконтролируемыми.

– Тогда заплатите пятнадцать рублей в кассу.

– У меня только один рубль, – порывшись в карманах, ответил я.

– Я могу дать тебе взаймы четырнадцать рублей, – к моему ужасу заявил Джи.

– Я не хочу тратить деньги на женские трусики! – с возмущением прошептал я Джи в самое ухо, но продавщица расслышала.

– Маленький, да еще и жадный! – возмутилась она. – И как только твоя подружка тебя терпит?

– Неужели ты не понял, – спросил Джи, – что это была демонстрация твоего главного комплекса?

– Какого? – поинтересовался я, готовясь услышать самое худшее.

– Инфрасексуальности.

Я не знал смысла этого слова, но меня словно обдало жаром.

– Стихия дамского белья удивительна, – продолжал он. – Это вспенивание, фонтанирование на материальном плане эфирных потоков. Ленты, кружева и духи благоприятно воздействуют на душу, но если взять стадию аурических орденских лент, то это уже очень высокий уровень.

Свою внутреннюю женщину – а она красавица невероятная – надо холить и лелеять, одевать и баловать, выполнять ее капризы и «покупать» то, что ей по сердцу. Я даю тебе задание: каждую неделю посещать отдел женского белья.

После такого урока я долго не мог прийти в себя.

Когда мы после обеда расставляли аппаратуру на сцене, я краем глаза вдруг заметил стоящего у портьеры старца в темно-коричневой рясе. От него излучались доброта и спокойствие. Я направился в его сторону, чтобы предупредить о том, что посторонним запрещено быть на сцене, но он растаял в воздухе.

– Не пугайся, это мой постоянный спутник, – успокоил меня Джи. – Странно, что ты заметил его. Существ из другого мира можно видеть, если не фокусировать на них прямого взгляда.

Весь вечер я старательно скашивал глаза, но больше никого не встретил.

Этот город я покидал с легким сердцем. Меня радовало, что я больше никогда в жизни не встречу продавщиц, которые так посмеялись надо мной.

В город Гродно ансамбль приехал рано утром. По плану филармонии «Кадарсис» должен был дать в городе три концерта. Получив номера в центральной гостинице, мы сразу же отправились разгружать аппаратуру. Когда разгрузка была закончена, я сел и с наслаждением затянулся сигаретой. Джи обратился ко мне:

– Не хотел бы ты, Братец Кролик, прогуляться по городу?

«Ну вот, опять начинается», – подумал я и ответил:

– Я так устал после разгрузки, что мне хочется вернуться в гостиницу и никуда не выходить. Я, собственно, даже и не понимаю, с какой целью в каждом городе мы бродим по заброшенным улочкам и магазинам.

Джи посмотрел на меня с некоторым сожалением.

– Если бы у тебя было достаточно тонкой энергии, то ты бы понял, что во время прогулок происходит тонкая работа с атмосферой всего города. Не знаю, заметил ли ты, что мы всегда заходим на городской рынок? С его помощью можно прочувствовать чрево города и его окрестностей. Мы стараемся познакомиться с туземцами, интересующимися внутренним развитием, то есть, как настоящие ученые, изучаем местную флору и фауну. А в храме легко можно подключиться к высшим чакрам города.

В это мгновение я поднял глаза и заметил летящую прямо на меня серебристую тонкую паутинку, невесомую, но ясно различимую в сиянии солнца. Несколько секунд я зачарованно следил за ее полетом, пока она не растаяла в синеве осеннего неба.

– Это и есть знак, лично для тебя, – сказал негромко Джи.

– Шанс, который тебе предоставляется высшими силами, чтобы ты мог подняться в высшие миры, так же тонок и почти невидим, как эта паутинка. Ты должен до предела утончить свой состав, избавиться от тяжелого кармического груза – и только тогда небесная паутинка сможет выдержать твой вес.

Джи ушел один, а я провел несколько часов в гостиничном номере, изнывая от скуки.

Свободное время подходило к концу, вскоре начиналась репетиция «Кадарсиса». Я расспросил дорогу и через четверть часа подъехал на автобусе к местному Дворцу культуры. Джи, Петраков и Аркадий уже подтаскивали ящики к сцене.

– Явился не запылился, – съязвил Петраков.

Я подхватил ящик и понес его вместе с Аркадием. В этот момент на меня навалилась глухая тоска, исходящая от него. Я вспомнил, что Шеу называл унылого Аркадия черной дырой в низший астрал, в которую безвозвратно проваливается вся тонкая атмосфера.

– Гурий, ты что, опять заснул? – крикнул Петраков скрипучим тенором. – Живо берись за подзвучки!

Подтаскивая с Джи к середине сцены колонку, я сказал ему в сердцах:

– Меня тошнит от одного вида Аркаши. Зачем такой человек вообще живет на свете? Он только ест, пьет, говорит пошлости и сплевывает сквозь зубы. Это не личность, а жвачное животное, продукт стада. Человеком можно считать только того, кто стремится к Небу, – я остановился, чтобы перевести дух и пожаловаться на Петракова, но Джи иронически усмехнулся и ответил:

– Ты сам, дорогой Гурий, продукт стада, а вовсе не индивидуальность, которой ты себя воображаешь.

Я задохнулся от обиды, а Джи продолжал:

– У людей с чистой аурой ты вызываешь чувство брезгливости. Они видят, что ты раб своих инстинктов. Возьмем, скажем, твою привычку курить по три пачки в день, не говоря уже об алкоголе и инфрасексе. Благодари Бога, что ты поступил в Школу, которая занимается трансформацией свинца в золото. Что же касается таких людей, как Аркадий, их ждет очень незавидная судьба. Они думают, что человеческий облик им выдается на веки вечные, но это не так. Если он и дальше будет вести инстинктивную жизнь, несмотря на то что судьба подкинула ему шанс измениться, то через пару сотен лет он, да и все подобные ему, будут жить в резервации в полу-человеческом, полу-скотском обличии. Но и такие люди необходимы на Корабле. Такого рода люди – как губки: они впитывают в себя все тяжелые психологические элементы. Их как таковых не существует. Они питаются различными слабостями людей: если ты жаден – они будут жить твоей жадностью, паразитировать на ней; если ты груб – они зацепятся за твою грубость. Поэтому ты должен стать неуязвимым человеком с возвышенными стремлениями, сублимировать свою лунную энергетику и избавиться от механичности. Тогда твое грубоватое лицо может со временем превратиться в лик.

– Гурий! – закричал пронзительно Петраков. – Ты что, за день не наговорился?!

Тихо ругаясь, я понес колонку на край сцены, после этого вышел в фойе покурить и придирчиво осмотрел в зеркале свою физиономию. Да, черты не отличаются утонченностью, но высокий лоб выдает незаурядный интеллект, а в хитро прищуренных глазах читаются решимость и упорство. Не всем же, в конце концов, быть мужественными красавцами, как Касьян!

– А что, у меня с лицом совсем плохо? – спросил я, вернувшись.

– Когда я смотрю на твое лицо, мне приходят на ум воспоминания о двух исторических персонажах. Более поздний – это Сократ, а ранний – это Хозарсиф, или Моисей, – сказал Джи. – Один физиогномист как-то сказал Сократу, что на его лице видны задатки пороков. Сократ ответил, что он, действительно, был склонен к дурному, но победил эти склонности.

Что же касается Моисея, то когда он начинал свой Путь, черты его лица указывали на такие скрытые пороки, как коварство, жадность, трусость, хитрость, предательство и тому подобные вещи. Те же самые качества написаны и на твоем лице, но у тебя пока нет положительных качеств Моисея. Все же, благодаря тому что ты обрел Школу, ты можешь, как и он, герметически переработать свои отрицательные качества, превратить свинец в золото или хотя бы в медь. Тогда и грубоватые черты твоего лица начнут утончаться.

Сейчас приближается время, когда внутренние качества людей будут явно отражены на их лицах. Ничего нельзя будет скрыть. А если человек слишком предавался своим инстинктивным импульсам – он, может быть, вообще не будет иметь лица.

Наставление Джи вызвало бурю в глубинах моей личности. Чистая энергия, которая излучалась из него, высвечивала притаившиеся в подсознании негативные чувства и мысли, в которых я не хотел себе признаваться. В данный момент это было чувство зависти к лицу Джи. Некоторые сравнивали его с лицом греческого философа, другие – с иконным ликом.

От нахлынувшей досады я резко выдернул звуковую колонку из ящика.

– Гу-у-урий, – вдруг закричал пронзительно Петраков, – посмотри, какие царапины на колонке! С тебя сейчас можно пятьдесят баксов за ремонт снять!