Анна: Оттого что это глупость одна, вот отчего.… Да вы сядьте, сядьте…(Толкает Этингофа в грудь, так что он садится на диван). Я вам сразу хотела сказать, но потом постеснялась, потому что когда вы ушли, то я все думала, думала над вашими словами, и поняла, что вы буквально во всем были правы, и про Моцарта, и про книжки, и про все остальное… (Решительно). Поэтому, знаете, что?.. (Подходя ближе к дивану и понизив голос). Хотите я разденусь?..
Этингоф (ошарашен): Зачем?..
Анна: А разве вы не хотели?
Этингоф: Почему же? Я хотел. Глупо было бы отрицать… Но только вы же меня отвергли, кажется?.. Ведь отвергли, скажите?
Не отвечая, Анна, плавно покачиваясь, начинает расстегивать верхние пуговицы платья. Какое-то время, Этингоф заворожено смотрит на это. Одновременно, дверь в кладовку немедленно скрипит и приоткрывается. Небольшая пауза.
(Трагическим шепотом). Нет…(Кричит) Нет!.. (Негромко). Остановитесь…(Быстро подбежав, захлопывает дверь в кладовку и отгораживает ее ширмой; возвращаясь). Не знаю почему, но мне кажется, что вы меня немного смущаете…(Опускаясь на диван). Как будто мне пятнадцать лет и меня опять вгоняют в краску все эти пуговички, подвязки, тесемочки и бретельки… (Хихикает). Как маленького мальчика, у которого только одно на уме, хоть он, ей-богу, никогда об этом не признается… Вы, что же это, действительно хотите… хотите… Да?.. Да?
Анна: Я думала, что может быть, это будет вам приятно.
Этингоф: Мне? (Смущенно хихикает). Не скрою. ( Хихикает). Отчего же… Конечно… Меня только смущает, что я почему-то сам все время смущаюсь и ничего не могу с этим поделать!.. (Смущенно хихикает). Просто какое-то наваждение.
Анна: Я вам скажу, я вам скажу… Это потому, что ваши предрассудки мешают вам жить легко и приятно… Но если вы раскрепоститесь, то вам сразу станет гораздо легче!.. (Уплывая за ширму). Раскрепоститесь, раскрепоститесь!..
Этингоф: Куда же вы?.. Постойте…
Анна: Я сейчас, сейчас. (Скрывается за ширмой и почти сразу же появляется, но уже без платья, которое она держит в руке. Теперь на ней черна прозрачная комбинация, впрочем, по нынешним меркам, вполне целомудренная. Бросив платье на спинку дивана, кружит по сцене). Вам нравится? Нравится?.. (Кружится перед сидящим Этингофом). Я купила это совершенно случайно, а потом мне пришлось все перешивать, потому что оказалось, что я купила на два размера больше. Зато когда я все перешила, то стало гораздо лучше, даже не сравнить… Видите, какая прелесть?.. (Кружит, затем опускается на противоположный от Этингофа край дивана).
Этингоф (хрипло): Я вижу… вижу… Какой у вас прекрасный вкус… Эти помпончики вы тоже сами пришивали?
Анна: Я все сама пришивала…И бретельки, и рюшечки, и помпончики… Вам, правда, нравиться?
Этингоф: Восхитительно. Восхитительно. А особенно, эти рюшечки.
Анна (подвигаясь ближе): А может, вам все-таки не нравится?
Этингоф (отодвигаясь): Ну что вы, не нравится!.. Очень, очень нравится.
Анна: Зачем же вы тогда отодвигаетесь, если нравится? Я ведь вас не съем.
Этингоф: Это я по инерции, по инерции!
Анна: Тогда может, вы меня еще раз козочкой назовете, если по инерции? (Придвигаясь). Вам ведь не трудно будет меня козочкой назвать?
Этингоф (загнанный в угол дивана, хрипло): Отчего же?.. Мне не трудно… Я вас как хотите, назову, только скажите…
Анна: Так называйте же, называйте!
Этингоф (жалобно): Козочка моя…Ме-е-е-е… Ме-е-е-е…
Анна: Я тут! Я тут! (Бросившись на Этингофа, впивается в него страстным поцелуем).
Пауза. Долгий поцелуй.
Этингоф (освободившись, тяжело дыша): Воздуха!.. Дайте мне воздуха!
Анна: Боже, какой вы милый! (Вновь пытается поцеловать Этингофа).
Этингоф (уворачиваясь): Нет… Нет… Вы помнете, помнете… Посмотрите, это же наше интервью!
Анна: И пускай, пускай!… Мы напишем еще … Сто интервью, двести интервью!.. Сто тысяч интервью!.. Дайте же мне вас, дайте!.. (Лаская Этингофа, вновь впивается в него поцелуем).
Вновь пауза. Длится долгий поцелуй.
Этингоф (освободившись, хрипло): Постойте, постойте!.. Я не могу так сразу… Мне надо сначала собраться, мне надо сначала понять, мне надо осмыслить, осознать, продумать!.. Кто я?.. Где я?.. Зачем, зачем?..
Анна: А что же это вы, интересно, раньше думали, когда носились тут за мной, как угорелый?
Этингоф: Я заблуждался, заблуждался… Мне следовало бы сначала все обдумать, все взвесить, все оценить…
Анна: Глупости, глупости… Чего вы собираетесь осмысливать, когда еще ничего не случилось?
Этингоф: По-вашему, это ничего? (Пытается вырваться). Ничего?
Анна: Лежите, лежите… Разве вам тут плохо лежится?
Этингоф: Не в том дело, не в том дело!.. Вы просто не понимаете, что во мне бушуют мысли!.. Океан мыслей! Монблан мыслей!.. Гольфстрим мыслей, форменный Гольфстрим!.. И я не хочу, чтобы этот Гольфстрим превратился в маленький и грязный ручеек только потому, что мы неправильно истолковали импульс, который посылает нам природа!.. (Тоскуя). О, если бы знать!.. Если бы знать!..
Анна: Какой интересный! (Пытается вновь поцеловать Этингофа).
Этингоф (сопротивляясь): Нет, нет!.. Пустите!.. Нам следует сначала все понять, все оценить, все осмыслить…
Анна: И к тому же еще изучить, освоить, уяснить и записать… Интересно, кто это тут у нас такой умный лежит?..
Этингоф: Где?
Анна (шипя, Этингофу): Да вот же, вот!
Этингоф: Это я тут лежу…
Анна: Вот и лежите себе, ради Бога, но только молча, молча, если не хотите все испортить!..
Этингоф (скорбно): Мой Гольфстрим!.. Мой Гольфстрим!..
Анна (в восторге): Боже, какой же вы непослушный!.. Я ведь сказала вам, молча, молча… (Закрывает Этингофу рот поцелуем).
Пауза. Длится поцелуй.
(Оторвавшись от Этингофа): А теперь молчите, молчите!.. Потому что вы только все испортите своими умными разговорами!.. Зачем они вообще нужны, эти смешные слова, из которых нельзя приготовить даже яичницу?.. Нет! Нет!.. Вы будете молчать, а я буду вас любить, но только молча, молча, чтобы было слышно, как все тонет в этом молчании, которое уносит нас отсюда прочь, прочь…
Этингоф (слабея): Прочь… прочь…
Анна: Только молчите, молчите…
Этингоф: Я молчу, молчу…