Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Последний приют атамана Дутова
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Последний приют атамана Дутова
Константин Павлович Артемьев
Приключения оренбургского журналиста в китайском Синьцзяне, поиск могилы атамана Дутова, история его потомков, легенды о гибели атамана и утрате Табынской иконы Божьей Матери, а также многое другое представлено на страницах этой книги. Написанная в форме захватывающего путевого дневника, книга предназначена для широкого круга читателей без возрастных ограничений.
Последний приют атамана Дутова
Константин Павлович Артемьев
© Константин Павлович Артемьев, 2019
ISBN 978-5-4496-3151-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Константин Артемьев
Последний приют
атамана Дутова
От автора. Правда, полуправда, история…
* * *
Я не историк. И изучая в 80-х годах прошлого века в разных Вузах историю КПСС и марксистско-ленинскую философию, уяснил для себя, что в течение одного текущего столетия эта наука, как правило, выражает субъективный взгляд победителя. То есть точку зрения тех, кто стоит у власти. Это потом она начинает переосмысляться уже ни в чём не заинтересованными потомками. И в результате лет через двести-триста, наконец, можно понять, как же в действительности происходили события. Например, во время войн и революций.
О том, когда и как в Оренбуржье реально началась гражданская война, я узнал не так давно от старой казачки из Нижней Павловки. Старушке тогда уже было под девяносто. Она, 1914 года рождения, прекрасно запомнила, как горела её деревня.
– Ну, как же, помню революцию, – кивала головой бабушка Лёса. – Весной восемнадцатого…
– Наверное, осенью семнадцатого? – осторожно поправил я.
– Ну, у вас в городе, может, и осенью, – обиделась старушка. А у нас в Павловке весной. Мне тогда в июне четыре года сравнялось, а в апреле они наш дом-то и сожгли.
– Кто они?
– Да красные, кто ж ещё-то. Свои б не стали жечь. А эти шли по дороге и по пути в окна бомбы бросали зажигательные.
– Зачем?
– А я знаю? Мы ж казаки, а они – из города. У них пушки, пулемёты. Отец нас спрятал, а сам дом потушить не смог. Из бочки воду ведром носил. Разве так потушишь… Вот и остался от хозяйства только хлев, да конь под седлом. Он мать с нами отвёз в землянку на бахчи, мы там летом жили. А сам на коня, да – к Дутову. А у кого не пожгли дома, те и в красные тоже подались, и в белые. Кто – куда. Отец сгинул где-то под Челябинском в тифозном бараке. Потом однополчанин вернулся, к нам приходил, рассказывал матери.
Поначалу история сгоревшей Нижней Павловки показалась мне полным абсурдом. Для чего красным понадобилось ни с того, ни с сего забрасывать стоящие здесь у дороги казачьи дома зажигательными бомбами? Однако, наведя справки, я узнал о красных превентивных ударах по казачьим станицам, проведённых в апреле 1918-го после гибели отряда губернского комиссара Цвиллинга и казачьего налёта на Оренбург. В том числе и по Нижней Павловке. В рамках, как бы, актов возмездия. Но Цвиллинг-то погиб в станице Изобильной, комиссаров и матросов в Оренбурге резали форштадтские и нежинские казаки. При чём тут тихая и спокойная Нижняя Павловка? Её-то за что жечь?.. А чтоб другим неповадно было.
Вот ведь как, оказывается, начинаются все гражданские войны. Не из-за борьбы идеологий и не из-за высоких материй, а из-за одного сожжённого дома. А нас учили…
Не буду утверждать, что все советские историки обманывали нас. В восьмидесятые годы прошлого века нас учили, скорее, полуправде. Преподавание истории КПСС обычно ограничивалось рассказами о «белом терроре» и его «красных жертвах».
Ещё в детстве меня потрясла мемориальная доска на невзрачном доме по улице Ленинской. Она была посвящена семьям красноармейцев, порубленных белоказаками 4 апреля 1918 года. Кто-то из взрослых рассказывал мне, школьнику, как давным-давно видел в нашем краеведческом музее страшную картину, написанную оренбургским художником Паниным, на которой изображалась та рубка женщин и детей. Сколько же их тогда погибло: десяток, два, три?
Однако в книге воспоминаний участников гражданской войны в Оренбуржье, изданной в 1939 году Чкаловским книжным издательством, я прочитал о шести убитых женщинах и детях из числа 129 погибших. А в очерках истории ВКП (б) в письме Центрального комитета партии оренбургским большевикам с соболезнованиями по поводу погибших красногвардейцев возникли новые цифры. Судя по ним, получалось, что из 130 бойцов, зарубленных 4 апреля, под казачью шашку попали в том числе только две женщины и один ребенок – пятилетняя девочка. По крайней мере, так в апреле 1918 года были проинформированы сотрудники центрального аппарата власти Советской России. Женщины, вероятно, приехали навестить мужей и находились в казармах вместе со спящими красногвардейцами. И, вероятно, просто попали в общей неразберихе под слепой сабельный удар.
Конечно, и эти жертвы не могут быть оправданы с точки зрения нормального человека. Но ведь до сих пор никто из историков так и не удосужился выяснить, что довело оренбургских казаков до такой степени бешенства, при которой уже ни женщины, ни дети в расчет не принимались.
Почему-то до недавних пор упрямо умалчивались и обстоятельства гибели 2 апреля 1918 года оренбургского губернского комиссара, 27-летнего Самуила Цвиллинга. Тем более никому в голову не приходило вспомнить, что творили красные в Оренбурге в течение двух месяцев после прихода Цвиллинга и Коростелева к власти в январе 1918 года.
А, может, советские историки просто скрывали от нас невыгодную для себя половину исторической правды? А мы до сих пор учим своих детей по их субъективным учебникам, переизданным уже в девяностые годы двадцатого века. Учебникам, которым так трудно верить.
Я не историк. И не сожалею об этом. В ходе своих многочисленных журналистских расследований я привык действовать по системе Станиславского: проживать в предлагаемых обстоятельствах, предварительно досконально изучив все возможные и невозможные документы и версии. Со всех сторон. Ведь если собрать и систематизировать информацию из разных, противоречащих друг другу источников, а потом ещё и побывать на месте происходивших событий, тогда прошлое вдруг открывается перед твоим мысленным взором ясно и чётко. Главное при этом думать и действовать рационально, исходя из простейшей логики жизни. Тогда всё становится понятно.
Мой друг и коллега назвал эту выработанную мною систему «принципом сермяжной правды», предостерегая при этом от эмоций, во власти которых в этом случае можно запросто оказаться. Наверное, можно. Тут приходится предупредить читателей, что какими бы источниками информации я ни пользовался, в результате всё-таки излагаю свою собственную версию происходивших событий. Где-то могу и ошибиться. И всё же, на мой взгляд, такой подход лучше исторической полуправды, честнее, что ли…
Попробовав посмотреть с этих позиций непредвзято и объективно на начало гражданской войны в богатой и сытой Оренбургской губернии, я пришёл к странным и неоднозначным выводам. Выводы подкреплялись архивными документами, научной литературой советской поры и книгами оренбургских эмигрантов, изданными в Харбине и Париже.
Но вот что удивительно, – мне удалось доказать самому себе, что к развязыванию гражданской войны в нашем крае оказывался практически непричастен атаман Оренбургского казачьего войска Александр Дутов. А ведь его именем в советское время было принято детей пугать.
И вообще, фигура атамана Дутова была настолько яркой и необычной, что я ему даже позавидовал. Взлёты до уровня генштаба и резкий уход в тихое преподавание провинциальным кадетам. Постоянное профессиональное самосовершенствование. Участие в боевых действиях на японском и германском фронтах. Большая семья и походная жена. Карьерный рост за один год от простого командира полка до войскового атамана и уполномоченного в ранге министра временного правительства. Победы и поражения в гражданской войне, отступление в Китай, гибель при загадочных обстоятельствах…
Всё это требовало понимания и осмысления.
А после этого осмысления сам собой возникал вопрос, – где похоронен последний атаман Оренбургского казачьего войска? Для ответа на него стоило отправиться в неблизкое путешествие.
Век ХХI-ый. По той же кульджинской дороге
Август 2007 года, Алма-Ата, Казахстан – Кульджа, КНР
Автобус на Урумчи уходил в полночь от привокзальной площади Алма-Аты. Площадь была абсолютно пустынна, если не считать двух моих алма-атинских коллег, провожавших непутевого оренбургского путешественника в соседний Китай.
– Смотри, местным не проговорись, зачем приехал, – инструктировали они. – Пытайся русских отыскать. Должны помочь. А главное, смотри, дальше Хоргоса на этом автобусе не умотай. Хотя, кто тебя дальше границы повезет за твои двадцать долларов? Ни перед кем не раскланивайся и улыбаться старайся пореже. Китайцы ценят уверенных в себе, высокомерных, серьезных. Обязательно торгуйся, цену сбивай вполовину. И не удивляйся тому, что увидишь, вот, в автобусе, например. Он ведь тоже – китайский.
Не удивляться было сложно. Вместо привычных кресел в обыкновенном междугороднем автобусе располагались двухъярусные нары с высокими стенками. Каждый пассажир должен был ехать, лежа в своей ячейке, напоминавшей то ли металлическую люльку, то ли цинковый гроб. Сходство с последним дополняло то обстоятельство, что ехать следовало ногами вперед. А ступни приходилось прятать в выемку, уходившую под голову переднего соседа.
– Кто ж так ездит?!..
– Наши казахстанские челноки, – улыбнулась старшая по группе. – Ничего, россиянин, за ночь выспишься, а утром уже на границе будем. Давай паспорт, вместе с нами пройдешь без проблем. У тебя, кстати, нет медицинской книжки? Ну, и хорошо, на границе купишь казахстанскую. Она всё равно одноразовая. Китайцы их после проверки сразу же выбрасывают.
Стараясь больше не задавать наводящих вопросов своим словоохотливым соседкам (автобус был заполнен по большей части женщинами), я забрался в верхнюю ячейку и в скрюченном состоянии забылся тревожным сном на мягком китайском матрасе.
* * *
– В Урумчи?
Я утвердительно кивнул.
– Цель приезда?…
– Бизнес, – уловив удивленно-недоверчивый взгляд китайского пограничника, который только что выяснил, что у меня при себе всего-то триста долларов, я попытался выровнять ситуацию. – Точнее – туризм. Ну, и прикупить кой-чего…
Раскосый парень в зеленой форме грустно взглянул на «руссо туристо» и шлепнул печатью. Хорошо, что не стал разбираться со странным челноком, едущим из Казахстана в Китай с российским паспортом, да еще и денег при себе не имеющим. Мои казахстанские соседки торговались с погранцами по поводу декларирования пяти-семи тысяч долларов. Декларации вообще начинались только с трех тысяч. А как мне еще объяснить цель своего приезда в его Китайскую Народную Республику? И так пришлось простоять лишнего у стойки таможенного контроля, пока «зеленые фуражки» выясняли, почему их приборы высвечивали в моем российском загранпаспорте лишние знаки. Оказалось, паспорт новый, а приборы старые. Ладно, хоть нашлись еще два таких же как я бедолаги из России среди сотен казахстанцев, штурмовавших погранпост.
Константин Павлович Артемьев
Приключения оренбургского журналиста в китайском Синьцзяне, поиск могилы атамана Дутова, история его потомков, легенды о гибели атамана и утрате Табынской иконы Божьей Матери, а также многое другое представлено на страницах этой книги. Написанная в форме захватывающего путевого дневника, книга предназначена для широкого круга читателей без возрастных ограничений.
Последний приют атамана Дутова
Константин Павлович Артемьев
© Константин Павлович Артемьев, 2019
ISBN 978-5-4496-3151-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Константин Артемьев
Последний приют
атамана Дутова
От автора. Правда, полуправда, история…
* * *
Я не историк. И изучая в 80-х годах прошлого века в разных Вузах историю КПСС и марксистско-ленинскую философию, уяснил для себя, что в течение одного текущего столетия эта наука, как правило, выражает субъективный взгляд победителя. То есть точку зрения тех, кто стоит у власти. Это потом она начинает переосмысляться уже ни в чём не заинтересованными потомками. И в результате лет через двести-триста, наконец, можно понять, как же в действительности происходили события. Например, во время войн и революций.
О том, когда и как в Оренбуржье реально началась гражданская война, я узнал не так давно от старой казачки из Нижней Павловки. Старушке тогда уже было под девяносто. Она, 1914 года рождения, прекрасно запомнила, как горела её деревня.
– Ну, как же, помню революцию, – кивала головой бабушка Лёса. – Весной восемнадцатого…
– Наверное, осенью семнадцатого? – осторожно поправил я.
– Ну, у вас в городе, может, и осенью, – обиделась старушка. А у нас в Павловке весной. Мне тогда в июне четыре года сравнялось, а в апреле они наш дом-то и сожгли.
– Кто они?
– Да красные, кто ж ещё-то. Свои б не стали жечь. А эти шли по дороге и по пути в окна бомбы бросали зажигательные.
– Зачем?
– А я знаю? Мы ж казаки, а они – из города. У них пушки, пулемёты. Отец нас спрятал, а сам дом потушить не смог. Из бочки воду ведром носил. Разве так потушишь… Вот и остался от хозяйства только хлев, да конь под седлом. Он мать с нами отвёз в землянку на бахчи, мы там летом жили. А сам на коня, да – к Дутову. А у кого не пожгли дома, те и в красные тоже подались, и в белые. Кто – куда. Отец сгинул где-то под Челябинском в тифозном бараке. Потом однополчанин вернулся, к нам приходил, рассказывал матери.
Поначалу история сгоревшей Нижней Павловки показалась мне полным абсурдом. Для чего красным понадобилось ни с того, ни с сего забрасывать стоящие здесь у дороги казачьи дома зажигательными бомбами? Однако, наведя справки, я узнал о красных превентивных ударах по казачьим станицам, проведённых в апреле 1918-го после гибели отряда губернского комиссара Цвиллинга и казачьего налёта на Оренбург. В том числе и по Нижней Павловке. В рамках, как бы, актов возмездия. Но Цвиллинг-то погиб в станице Изобильной, комиссаров и матросов в Оренбурге резали форштадтские и нежинские казаки. При чём тут тихая и спокойная Нижняя Павловка? Её-то за что жечь?.. А чтоб другим неповадно было.
Вот ведь как, оказывается, начинаются все гражданские войны. Не из-за борьбы идеологий и не из-за высоких материй, а из-за одного сожжённого дома. А нас учили…
Не буду утверждать, что все советские историки обманывали нас. В восьмидесятые годы прошлого века нас учили, скорее, полуправде. Преподавание истории КПСС обычно ограничивалось рассказами о «белом терроре» и его «красных жертвах».
Ещё в детстве меня потрясла мемориальная доска на невзрачном доме по улице Ленинской. Она была посвящена семьям красноармейцев, порубленных белоказаками 4 апреля 1918 года. Кто-то из взрослых рассказывал мне, школьнику, как давным-давно видел в нашем краеведческом музее страшную картину, написанную оренбургским художником Паниным, на которой изображалась та рубка женщин и детей. Сколько же их тогда погибло: десяток, два, три?
Однако в книге воспоминаний участников гражданской войны в Оренбуржье, изданной в 1939 году Чкаловским книжным издательством, я прочитал о шести убитых женщинах и детях из числа 129 погибших. А в очерках истории ВКП (б) в письме Центрального комитета партии оренбургским большевикам с соболезнованиями по поводу погибших красногвардейцев возникли новые цифры. Судя по ним, получалось, что из 130 бойцов, зарубленных 4 апреля, под казачью шашку попали в том числе только две женщины и один ребенок – пятилетняя девочка. По крайней мере, так в апреле 1918 года были проинформированы сотрудники центрального аппарата власти Советской России. Женщины, вероятно, приехали навестить мужей и находились в казармах вместе со спящими красногвардейцами. И, вероятно, просто попали в общей неразберихе под слепой сабельный удар.
Конечно, и эти жертвы не могут быть оправданы с точки зрения нормального человека. Но ведь до сих пор никто из историков так и не удосужился выяснить, что довело оренбургских казаков до такой степени бешенства, при которой уже ни женщины, ни дети в расчет не принимались.
Почему-то до недавних пор упрямо умалчивались и обстоятельства гибели 2 апреля 1918 года оренбургского губернского комиссара, 27-летнего Самуила Цвиллинга. Тем более никому в голову не приходило вспомнить, что творили красные в Оренбурге в течение двух месяцев после прихода Цвиллинга и Коростелева к власти в январе 1918 года.
А, может, советские историки просто скрывали от нас невыгодную для себя половину исторической правды? А мы до сих пор учим своих детей по их субъективным учебникам, переизданным уже в девяностые годы двадцатого века. Учебникам, которым так трудно верить.
Я не историк. И не сожалею об этом. В ходе своих многочисленных журналистских расследований я привык действовать по системе Станиславского: проживать в предлагаемых обстоятельствах, предварительно досконально изучив все возможные и невозможные документы и версии. Со всех сторон. Ведь если собрать и систематизировать информацию из разных, противоречащих друг другу источников, а потом ещё и побывать на месте происходивших событий, тогда прошлое вдруг открывается перед твоим мысленным взором ясно и чётко. Главное при этом думать и действовать рационально, исходя из простейшей логики жизни. Тогда всё становится понятно.
Мой друг и коллега назвал эту выработанную мною систему «принципом сермяжной правды», предостерегая при этом от эмоций, во власти которых в этом случае можно запросто оказаться. Наверное, можно. Тут приходится предупредить читателей, что какими бы источниками информации я ни пользовался, в результате всё-таки излагаю свою собственную версию происходивших событий. Где-то могу и ошибиться. И всё же, на мой взгляд, такой подход лучше исторической полуправды, честнее, что ли…
Попробовав посмотреть с этих позиций непредвзято и объективно на начало гражданской войны в богатой и сытой Оренбургской губернии, я пришёл к странным и неоднозначным выводам. Выводы подкреплялись архивными документами, научной литературой советской поры и книгами оренбургских эмигрантов, изданными в Харбине и Париже.
Но вот что удивительно, – мне удалось доказать самому себе, что к развязыванию гражданской войны в нашем крае оказывался практически непричастен атаман Оренбургского казачьего войска Александр Дутов. А ведь его именем в советское время было принято детей пугать.
И вообще, фигура атамана Дутова была настолько яркой и необычной, что я ему даже позавидовал. Взлёты до уровня генштаба и резкий уход в тихое преподавание провинциальным кадетам. Постоянное профессиональное самосовершенствование. Участие в боевых действиях на японском и германском фронтах. Большая семья и походная жена. Карьерный рост за один год от простого командира полка до войскового атамана и уполномоченного в ранге министра временного правительства. Победы и поражения в гражданской войне, отступление в Китай, гибель при загадочных обстоятельствах…
Всё это требовало понимания и осмысления.
А после этого осмысления сам собой возникал вопрос, – где похоронен последний атаман Оренбургского казачьего войска? Для ответа на него стоило отправиться в неблизкое путешествие.
Век ХХI-ый. По той же кульджинской дороге
Август 2007 года, Алма-Ата, Казахстан – Кульджа, КНР
Автобус на Урумчи уходил в полночь от привокзальной площади Алма-Аты. Площадь была абсолютно пустынна, если не считать двух моих алма-атинских коллег, провожавших непутевого оренбургского путешественника в соседний Китай.
– Смотри, местным не проговорись, зачем приехал, – инструктировали они. – Пытайся русских отыскать. Должны помочь. А главное, смотри, дальше Хоргоса на этом автобусе не умотай. Хотя, кто тебя дальше границы повезет за твои двадцать долларов? Ни перед кем не раскланивайся и улыбаться старайся пореже. Китайцы ценят уверенных в себе, высокомерных, серьезных. Обязательно торгуйся, цену сбивай вполовину. И не удивляйся тому, что увидишь, вот, в автобусе, например. Он ведь тоже – китайский.
Не удивляться было сложно. Вместо привычных кресел в обыкновенном междугороднем автобусе располагались двухъярусные нары с высокими стенками. Каждый пассажир должен был ехать, лежа в своей ячейке, напоминавшей то ли металлическую люльку, то ли цинковый гроб. Сходство с последним дополняло то обстоятельство, что ехать следовало ногами вперед. А ступни приходилось прятать в выемку, уходившую под голову переднего соседа.
– Кто ж так ездит?!..
– Наши казахстанские челноки, – улыбнулась старшая по группе. – Ничего, россиянин, за ночь выспишься, а утром уже на границе будем. Давай паспорт, вместе с нами пройдешь без проблем. У тебя, кстати, нет медицинской книжки? Ну, и хорошо, на границе купишь казахстанскую. Она всё равно одноразовая. Китайцы их после проверки сразу же выбрасывают.
Стараясь больше не задавать наводящих вопросов своим словоохотливым соседкам (автобус был заполнен по большей части женщинами), я забрался в верхнюю ячейку и в скрюченном состоянии забылся тревожным сном на мягком китайском матрасе.
* * *
– В Урумчи?
Я утвердительно кивнул.
– Цель приезда?…
– Бизнес, – уловив удивленно-недоверчивый взгляд китайского пограничника, который только что выяснил, что у меня при себе всего-то триста долларов, я попытался выровнять ситуацию. – Точнее – туризм. Ну, и прикупить кой-чего…
Раскосый парень в зеленой форме грустно взглянул на «руссо туристо» и шлепнул печатью. Хорошо, что не стал разбираться со странным челноком, едущим из Казахстана в Китай с российским паспортом, да еще и денег при себе не имеющим. Мои казахстанские соседки торговались с погранцами по поводу декларирования пяти-семи тысяч долларов. Декларации вообще начинались только с трех тысяч. А как мне еще объяснить цель своего приезда в его Китайскую Народную Республику? И так пришлось простоять лишнего у стойки таможенного контроля, пока «зеленые фуражки» выясняли, почему их приборы высвечивали в моем российском загранпаспорте лишние знаки. Оказалось, паспорт новый, а приборы старые. Ладно, хоть нашлись еще два таких же как я бедолаги из России среди сотен казахстанцев, штурмовавших погранпост.
Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее