– Так вы писали? Дайте почитать! – сам не понимая почему, воодушевился я.
– Писал, но почитать не получится. Юношеское утеряно, а остальное – все сжигал, все до единого листочка. Пока пишу, вроде нравится и даже кажется приличным. Финальную точку поставлю, перечитываю – все ерунда, все тлен, не стоящий внимания.
– Да кто вам сказал такое? – оторопел я от такого отношения писателя к своему творчеству.
– Я сказал! – ответил он, как-то даже, мне показалось, слишком строго к себе…
– А кто-нибудь читал ваши сочинения, которые вы сожгли?
– Нет, никто, – на удивление легко и просто ответил автор, уничтожающий результаты своего труда.
– Так откуда вы можете знать, что все написанное вами – ерунда? – почти вспылил я.
– Я знаю, – очень грустно, совершенно спокойно и с поразительным достоинством, в котором чувствовалась боль и какая-то непоколебимая уверенность в словах, ответил мой новый знакомый.
Что можно было на это сказать? Я перевел тему:
– Вкусное варенье. Сами варите?
– Нет, соседка, – лицо Романа разгладилось доброй улыбкой.
– Она вам нравится! – сразу сделал я вывод, даже не подумав, что неприлично так говорить с малознакомым человеком.
– Нравится, – тихо и немного смущенно проговорил он.
– Почему вы не вместе? Она замужем?
– Нет, она свободна и, возможно, влюблена в меня, но мы никогда об этом не говорим.
– Почему?
– Что могу ей дать я? Несостоявшийся внук писателя, побирающийся на улицах и в забегаловках!
– Любовь! – воскликнул я, ничуть не сомневаясь в драгоценности такого дара.
– Любовь никчемного человека? – с вызовом и презрительной ухмылкой к самому себе проговорил Роман.
– Может тогда, стоит начать писать ради этой любви? – хотелось понять мотивы человека, так уверенно отказывающегося от девушки, которая ему явно была симпатичной, и своего призвания (Насколько я смог понять из рассказа о призраке это было именно оно – призвание!).
– Писать и быть осмеянным? Нет уж, увольте! – непоколебимость убеждения была завидной.
– Боже ж мой, какие страсти! – не выдержал я. – Да вы попробуйте сначала написать, а потом уж бойтесь!
Роман вдруг поморщился, зажмурившись, а через мгновение открыл глаза, полные слез, встал и каким-то немного жалким, но и одновременно жестким голосом произнес:
– Я вам очень благодарен за еду и за то, что скрасили мое утро! Я удивлен, что вы видели деда, но сейчас это уже не имеет никакого значения. Я прошу вас покинуть мой дом! – Роман закрылся. Он стоял и внимательно смотрел на меня сверху вниз, по моим ощущениям, даже не веря самому себе, что смог произнести такие слова тому, кто, как казалось, облагодетельствовал его сегодня.
– Ром, прости! – искренне извинился я. – Я был не прав, что вот так слету ворвался в твою жизнь и проехал катком, видимо, по-больному. Я не хотел. Занесло. Не каждый день ведь встречаешься с призраками великих писателей и их внуками, описывающими такие страсти!
Роман улыбнулся и, пожалуй, даже обрадовался моей искренности:
– Ладно, проехали! А ты чем занимаешься? – как-то органично перешел и он на «ты».
– Я? Геолог, – почему-то с ходу соврал я в ответ и сам удивился такому повороту.
– Геолог? Ни разу в жизни не встречал геологов. Как тебя занесло в такую профессию? – логично удивился и Роман.
«Когда ты сам-то в последний раз видел геолога, так запросто слоняющегося по улицам Москвы?» – думал я про себя и сочинял на ходу дальше:
– Фильмов советских насмотрелся про походы, открытия. Помнишь, был фильм с Высоцким?
Рома кивнул.
– Вот этот фильм был последней каплей, и я решился.
– Нравится? – почти с восхищением спросил он.
– Вообще – да. Но сейчас пытаюсь устроиться в институт, надоело мотаться по горам и весям. Устал уже. Не то чтобы романтика прошла, но хочется уже какой-то оседлой стабильности, что ли…
– Женат?
– Нет, не сложилось. Не встретил еще ту, единственную, соседку, которую смог бы любить всю жизнь, – с улыбкой ответил я с намеком на вареньеварительницу.
– Послушай, – кивнул Роман, понимая и закрывая тему, – я тут обещал соседу одному помочь. Ты, если хочешь, оставайся. Дом в твоем распоряжении. Я заметил, что тебе интересно в кабинете у деда. Можешь почитать что-нибудь. А я быстро сгоняю, помогу починить соседу водопровод и сразу вернусь. Договорились?
Я был счастлив от такого предложения.
Захватив с собой какие-то инструменты, Роман ушел из дома.
Я остался сидеть за столом, ошеломленный происходящим. Прошловековое спокойствие и неспешность витали в воздухе. Хотелось затаиться, наслаждаясь моментом и атмосферой этой писательской идиллии. Я достал смартфон, чтобы почитать о хозяине дома.
– Молодой человек, – раздался уже знакомый голос, снова заставивший меня вздрогнуть. Писатель сидел в кресле напротив. – Мой обормот, насколько я слышал, уже успел вам рассказать, что страшиться меня нет оснований. Я довольно спокойный призрак.
– Да, за исключением вашего параноидального стремления мешать ему жить!
– Я не мешаю, я пытаюсь подтолкнуть внука к его призванию.
– А разве можно заставить человека делать то, что ему не нравится? – спросил я, осознавая, что меня даже не удивляет спокойствие, с которым я разговариваю с призраком.
– Еще как можно! Так всегда было: для блага семьи можно заставить себя делать что угодно. Только ваше время расхолодило вас всех до расхлябанности.
– Да у него и семьи-то нет, – парировал я.
– Поэтому-то и нет, что не делает того, что должен! – со стопроцентной уверенностью в словах проговорил писатель.
– Да кто решает это, что он должен делать, а что нет? – реально возмутился я, как будто речь шла обо мне самом или, по крайней мере, о моем брате.
– Он сам. Только он сам, – грустно проговорил мой собеседник.