Личный бумажный Демон

– Ладно, пусть пока думают, что он настоящий.

– Когда найдёте остальные рисунки, и вернёте их в музей, этот вернётся ко мне. Вот и всё.

– Легко сказать. Прямо сейчас идёт обыск в доме Рейнера и пока… – у него зазвонил сотовый. Генерал посмотрел, кто это и скривился, словно от зубной боли, – Ох не нравится мне всё это, – глубоко вздохнул и ответил:

– Слушаю Виктор Сергеевич. Да, я приказал. Да. Нет, пока не нашли, но ищем. Да, понимаю. Слушаюсь. – и нажал отбой. – Охренеть, – прокомментировал он то, что только что услышал.

И посмотрел на Волклву.

– Если не найдём остальные рисунки, нам пиздец.

Его телефон опять ожил.

– Зотов, слушаю. Точно? Точно? Все? Отлично, отлично, оформляйте всё как надо и сразу ко мне.

Нажал отбой и, с облегчением, посмотрел на женщин:

– Фууу, как на американских горках, то вверх, то вниз.

– А сейчас куда? – спросила Светлана.

– Вверх вроде – нашли, слава богу, эти грёбанные рисунки.

– У Рейнера?

– Да.

– Ни и отлично, – Светлана тоже перевела дух.

Когда повеселевший Зотов ушёл и женщины остались одни, Елена, спросила, то что хотела спросить:

– Что дальше?

– Ничего, пойду спать.

– Ты поняла о чём я. Что было в том конверте?

– В каком конверте?

– Не виляй, я видела твою знаменитую конференцию, и как ты сожгла конверт. Что в нём было?

– Не важно.

– Нет, важно. Какой диагноз?

– Мы не будем обсуждать это. Он сгорел, и всё на этом. Вместе с ним сгорел и диагноз.

– Ты дурра? Там рак? Говори…

Но Светлана лишь пожала плечами, показывая всем видом, что разговора не будет.

– Лучше расскажи, что с твоим заграничным проектом? – переключила она разговор.

– Всё по плану, идёт процесс.

– Вот и хорошо. – поставила она точку, – Сильно надеюсь, что твой Зотов вытрясет из них все подробности, особенно куда делась Кашина, и что, на самом деле случилось с моей подругой и искусствоведом Викторией.

– Что-что, а это он умеет.

– Быстрее бы… Когда всё уляжеься махну на Урал, ребята давно зовут… Или в Питер, кстати – есть у меня телефончик одной знакомой черкешенки…

– Ясно, – с сожалением прервала Елена, не желая слушать рассказы про черкешенку, и понимая, что её, в планах Светланы нет. – Ладно, пойду работать. Раз рисунки нашлись, значит, заявление для прессы будет…

Но его не было.

Ни в этот день, ни в следующий, никакой новой информации, а уж тем более победных рапортов о раскрытом преступлении, в прессе не появилось.

Квартира Бартман, кухня.

Светлана и Бартман, опять сидели на кухне, за ставшим уже традиционным, чаем с лимоном и мёдом.

– Вот вы не верили в Матрону, а ведь помогла.

– Ну да, наверное… я знаете, когда сильнее всего её просила?

– Когда?

– Когда сидела в машине с этими, то ли охранниками, то ли бандитами, а эксперт проверял вашу акварель. Это было круто.

– Вы ничего не говорили об этом.

– Чего говорить, раз всё обошлось. А вы что просили?

– Чтобы не было убийств, чтобы как-то так повернулось, чтобы преступники были наказаны, а вы бы при этом ни кого не убили.

– Хмм.

– Что хмм? – отреагировала Бартман на скепсис Светланы, – Вас что-то гложет. Что? Вроде всё закончилось, а вы как будто чего-то ждёте. Так?

– Да, так. Жду. У меня плохое предчувствие. И чем дольше длится молчание, по поводу ограбления музея, тем хуже.

– Объясните, что это значит?

– Не так просто объяснить… – она остановилась, соображая, как объяснить. – Вот идёшь по лесу, всё хорошо, птички поют, солнышко светит, настроение вроде хорошее, и вдруг тишина. И ты стоишь и нутром чувствуешь опасность… – она остановилась, – проще на примере пояснить:

Вот что рассказал мне один знакомый, когда ему было лет десять-двенадцать, – она что-то посчитала в уме, – получается лет тридцать назад. Жил он тогда в деревне, и его дядя тракторист, брал его с собой в поле. И вот едут они на тракторе, пашут. Плуг врезается в пласт земли сантиметров на двадцать в глубину, нарушая мышиные норки. А сзади за трактором идёт лиса, и ловит зазевавшихся мышей. И так несколько дней подряд, они пашут, а лиса ловит. Наконец дядя взял с собой двустволку, решил лису подстрелить, а она раз и не пришла в этот день. Они подумали, что она наелась, и на следую щий день ружьё не взяли. Глядь, лиса тут, как тут. На завтра они берут ружьё – лисы нет. И так несколько дней подряд, как только они берут ружьё – лисы нет, как только оставляют его дома – она есть. Как лиса узнавала, когда есть ружьё, а когда нет – загадка. Видеть его в кабине она не могла, чувствовать за несколько километров запах пороха, тоже.

Или другой случай уже со мной: