– Как вам будет угодно, господин барон, – пожал плечами Кублинский. – Любым оружием, в любом месте, в любое время.
Дуэль состоялась после вручения офицерских эполетов. Фонберн был ранен, а Кублинский вместо блестящей карьеры в Санкт-Петербурге в гвардии был отправлен в службу корнетом Приморского драгунского полка. Выезжать следовало незамедлительно.
Квартировал полк под Владивостоком в селении Новокиевское (Краскино, Хасанский район). Граница была рядом.
«Зато скучать не придётся», – тоскливо подумал новоиспечённый офицер, оглядывая убогие сельские достопримечательности.
Скучать действительно не пришлось. В конце июня полк подняли по тревоге.
– Господа офицеры! – обратился к подчинённым командир полка. – В Китае восстание ихэтуаней (Боксёрское). Нашему полку оказана честь отстоять интересы Российской империи за её границами. На подавление мятежа назначены четыре эскадрона.
«А всё-таки не зря всё происходит в этом мире», – подумал Алексей засыпая. – И дуэль та глупая вела меня к некой высшей цели, нежели служба в гвардии.
В анатомическом театре Морского госпиталя стоял полумрак и тишина. Специфический запах заведения наводил на грустные мысли о тщетности земного бытия. А вышедший из боковушки прозектор был тем судьёй, который своим остро заточенным хирургическим ножом подводил черту под этой самой тщетностью.
– Доброе утро, господин ротмистр, – поприветствовал он молодого офицера. – Что-то давненько вас не было.
– Случай не представлялся Порфирий Семёнович, – пожал плечами Алексей.
– А нынче, следует полагать, представился?
– Выходит, что так, господин доктор, – согласился Алексей и, полагая что обмен любезностями окончен, спросил: – К вам с Амурского залива доставлен труп неизвестного. Вы его анатомировали?
– Как же-с, как же-с, – оживился прозектор. – Вчера закончил. Значит, вы станете дело вести?
– Поручено мне.
– Интересный случай, господин ротмистр, не изволите ко мне в апартаменты, так сказать?
Кублинский неожиданно обрадовался предложению прозектора. Так уж нехорошо на него подействовала гнетущая атмосфера холодного помещения.
– Чайку-с? – гостеприимно поинтересовался радушный хозяин. – Или, может, чего покрепче?
– Спасибо за любезность, но я сыт, – отказался Алексей, внутренне передёргиваясь от мысли, что можно спокойно пить чай рядом с останками когда-то живых людей. Хотя на передовой пришлось насмотреться и не такого. Но там была война, а на войне отношение к смерти совсем иное.
– Ну что же, извольте, отчёт по погибшему, – почувствовав его неприязнь, посмурнел доктор. – Смерть наступила ночью от остановки сердца в результате пережитых волнений.
– А петля?
– Сердце не выдержало пыток, – покачал прозектор головой. – А петля, это для верности. Перед смертью бедняга хорошенько покушал. Кушал он деликатесы, из приличной ресторации. Было это накануне вечером, пища не успела перевариться.
– Как вы так…? – покачал головой ротмистр. – Прямо кладезь информации.
– Оно и понятно, – не обратил внимания на лесть анатом. – Господин Вишняк был человеком небедным и мог позволить себе заглянуть в неплохой ресторан.
– Как вы изволили назвать этого господина? – не веря в удачу, переспросил Алексей.
– Это еврей Вишняк, – пожал плечами прозектор. – Коммерсант и ростовщик. Личность в определённых кругах довольно известная.
– Да уж, – покачал головой ротмистр. – Вы даже не представляете, господин Силуанов, как мне помогли.
– Уж увольте, – смутился доктор и деловито добавил. – Если необходимо, могу составить меню из ужина господина Вишняка.
Непонятно к чему вёл патологоанатом своей настойчивостью насчёт содержимого желудка покойного, но эта настойчивость натолкнула ротмистра на хорошую мысль.
«А ведь доктор прав, – промелькнуло в голове. – Есть зацепка через особенности пищи выйти на ресторан, где ужинал потерпевший».
– Очень обяжете, господин прозектор, – произнёс он вслух, доставая карандаш и блокнот.
Больше ничего полезного из посещения анатомического театра Алексей вытянуть не смог. Но и того, что он узнал, хватало с лихвой.
Владивосток не град Петра, и ресторанов и трактиров в нём, согласно предоставленной записи городского головы, всего тридцать четыре заведенья. И, кроме того, больше сотни харчевен, закусочных, буфетов, пивных лавок и винниц. В первую очередь следовало выяснить место проживания господина Вишняка. Вряд ли он вкушал прелести жизни на другом конце города. Всё должно быть рядом. Поэтому следовало обратиться в полицейский участок.
– Так рядом с Миллионкой он проживал, ваше высокоблагородие, – с радостью, что может услужить, доложил ему один из нижних полицейских чинов. – Мой это район. А квартироваться оне изволили в доходном доме по улице Семёновской, что недалече от китайского театра.
– Проводи-ка меня на его квартиру, братец, – распорядился Алексей. – Надобно на месте осмотреться.
– Непременно, ваше высокоблагородие! – вытянулся полицейский.
– Да не тянись ты так, – махнул рукой ротмистр. – Чай не на параде.
– Рад стараться! – непонятно к чему брякнул полицейский.
– «Да уж, – подумалось Алексею. – Вбитую с молодых годов солдатскую науку чинопочитания не вытравить и до седых волос».
Квартира действительно находилась рядом с китайским театром.
– Не извольте беспокоиться, – бряцая связкой ключей, повторял дворник. – Всё устроим как полагается. И как же так господина Вишняка угораздило?
Но ключи не понадобились. Двери в квартиру были прикрыты, но на замок не заперты. Револьвер, который на всякий случай достал Алексей, не пригодился. Комнаты были пусты.
– Да уж, – покачал головой дворник.
А полицейский урядник лишь слегка присвистнул.
Квартира выглядела так, словно сюда ненадолго заглянул тайфун.
– Что-то искали, – глубокомысленно изрёк полицейский.
– Да уж, – не блистал разнообразием фигур речи дворник.
– Так что, братец, ты ничего не видел и не слышал? – обратился к нему ротмистр.
– Никак нет! – совсем по солдатски вытянулся дворник и пахнул в сторону Кублинского духом вчерашнего веселья.
Ротмистр невольно поморщился, а урядник из-за спины Алексея погрозил выпивохе кулаком.
После досконального осмотра ротмистр пришёл к выводу, что прозектор Силуанов был прав в своём утверждении, что Вишняка убивали не на льду залива. Беспорядок в квартире и забрызганные кровью стены говорили о том, что здесь боролись за жизнь. А труп хозяина жилья, лежащий в холодной темноте анатомического театра, был подтверждением того, что не всякая борьба приводит к победе.