Перевёрнутый мир

– Отличные солдаты, – похвалил их Стрельников. – Довоенной ещё закваски.

У меня внутри затикали стрелки невидимого будильника. Зимин – фамилия, конечно, распространённая, но всё же, чем чёрт не шутит. Может, это и есть та самая связь с Шаман-горой, которую я пытался так безуспешно отыскать.

– А из какого вы будете полка? – скрывая свою заинтересованность, спросил я.

– Двадцать второй Сибирский стрелковый полк. Это навряд ли вам о чём-нибудь скажет, – ответил мне Стрельников.

Конечно же, номер полка мне ни о чём не говорил, но вот слово «Сибирский» в названии делало мои предположения более реальными.

– Ну почему же? Мы с вами почти что земляки. Я служу в третьем Амурском казачьем полку. Вернее сказать, служил, – поправил я сам себя.

– О, есаул, так не бывает! Ведь мы действительно с вами почти земляки. Я ведь сам с Забайкалья. Из Читы, – радостно удивился штабс-капитан.

– Ну, а я с Амура-реки. Из Хабаровска, – запнувшись на полуслове, ответил я.

С языка чуть не сорвалось, что я из Комсомольска-на- Амуре. Вот бы они рты открыли. Тогда-то и слова такого не было.

– А я ведь тоже с Амура, – словно бы чего-то стесняясь, произнёс Зимин. – Село Нижнетамбовское, Хабаровской губернии.

– Как же, слышал я про такое село. Там ведь у вас, кажется, волостная управа находится? – блеснул я своими познаниями в истории.

– Так точно, ваше благородие. Она самая, – заулыбался Зимин.

На вид ему было лет тридцать. Но, возможно, он был и моложе, война людей не молодит. «Вот она и связь и с Шаманом, и с Нижнетамбовским», – подумал я, а вслух спросил солдата:

– С какого года служишь, паря?

– В десятом году меня призвали, ваше благородие. Восьмой год пошёл уж как шинель ношу. Если бы не революция, ещё четыре годочка родных мест не увидел бы.

– А я с лета четырнадцатого года. И вот что – не называй ты меня вашим благородием. Я ведь своё офицерство в окопах получил.

– Трудно отвыкнуть от того, что столько лет вбивали в голову. Да и порядок должон быть, – ответил он смущённо.

– Ну что я говорил, – гордо заметил Стрельников. – Старой закваски солдаты.

– И куда вы теперь? – поинтересовался я у своих попутчиков.

– Домой. Навоевались. Хватит, – ответил за всех штабс-капитан.

– Ну, так, значит, нам по пути. Я тоже домой.

– Господа, – вмешался в наш разговор инженер, – а ведь и мы тоже всем семейством хотим добраться до Владивостока.

– Ну, вот и подобрались попутчики на весь столь дальний путь, – заметил Стрельников, многозначительно бросив взгляд на девушек.

Сёстры кокетливо опустили глаза, при этом щёчки юных прелестниц вновь заметно порозовели.

«А капитан-то «ходок», – подумал я. – К концу пути кто-то за кого-то обязательно выйдет замуж. Дорога-то предстоит не ближняя. Судя по тому, как в то время ходили поезда, может и родить успеют».

Паровоз издал протяжный сиплый полустон-полу- гудок, и, отчаянно заскрежетав всеми сцепками, состав тронулся с места. Перед этим не последовало никаких гнусаво-равнодушных объявлений о том, что с такого-то пути отправляется пассажирский поезд. В общем, кто не успел, тот опоздал.

«Времена-то действительно беспредельные. Всем на всё наплевать», – почему-то с грустью подумалось мне.

– Господа, а не отобедать ли нам всей честной компанией? Да не опрокинуть по паре стопок «Шустовского»? – обратился к нам Онуфриев.

– Отчего бы и нет, Иван Вольдемарович? – отозвался штабс-капитан. – Ну что, есаул, потрясём своими запасами?

– Не извольте беспокоиться, господа офицеры. По поводу нашего знакомства я всех угощаю, – пресёк на корню наши попытки раскошелиться инженер Онуфриев.

С какой бы это радости инженеру делать такие широкие жесты? Не иначе как у господина инженера на нас имеются какие-то свои виды. Поживём, увидим. А возможно, он хочет просто задобрить своих потенциальных защитников. Времена-то наступили беспредельные. Путешествие с женским коллективом на берег Тихого океана чревато разного рода опасностями.

Прервав свои размышления, я стал наблюдать, как супруга и дочери инженера с энтузиазмом сервируют стол. Судя по угощению, инженер не бедствовал.

Я всё больше утверждался в своих подозрениях насчёт инженера. Скорее всего, это какой-нибудь богатый промышленник или финансист. Вовремя сообразил, что пора рвать когти.

– Господин инженер, разрешите полюбопытствовать? – обратился я к нему.

– Спрашивайте, господин есаул.

– А почему такой странный выбор пути? Через всю страну до Владивостока. Ведь нынешние времена не отличаются благопристойностью и спокойствием.

– Скажу вам по секрету, господин есаул, я хочу уехать за границу, а во Владивостоке у меня остались кое- какие незавершённые дела. Правда, у меня там имеется компаньон, но ведь вы сами давеча изволили сказать, что времена сейчас ненадёжные и доверять в такие смутные времена нельзя никому.

Девушки, носящие экзотические имена, закончили накрывать на стол.

– Прошу вас, господа, отведать чем Бог послал, – Иван Вольдемарович радушным жестом пригласил всех к столу.

А Бог послал по нынешним временам весьма обильное угощение. Здесь было мясо птицы, сырокопчёная колбаса, фрукты, различные деликатесы, при виде которых непроизвольно появлялась слюна.

– Господин капитан, прошу вас, разлейте господам военным водку, а дамам – вино, – попросила Стрельникова супруга инженера.

– С удовольствием, Софья Андреевна! – Стрельников галантно подхватил протянутые ему бутылки, ловкими движениями старого пьяницы открыл их и наполнил бокалы дам вином, а стопки мужчин водкой.

– Господа! – обратился ко всем Онуфриев. – Я бы хотел выпить за наше знакомство и за то, чтобы в Новом 1918 году все беды и несчастья миновали нас всех.

– Наверное, так и будет, – задумчиво произнёс штабс-капитан. – Во всяком случае, чертовски хочется в это верить.

Мы поставили опустошённую посуду на столик и принялись угощаться.

Вагонные колёса выстукивали своё извечное тук-тук.

Часов в десять все потихоньку стали определяться на ночлег. Мы со штабс-капитаном расположились на нижней полке, Онуфриев с супругой – напротив нас. Изольда и Луиза взобрались на верхнюю полку, а наши солдаты обосновались на противоположной.

Штабс-капитан и солдаты вышли в тамбур покурить на сон грядущий, я укутался поплотнее в шинель и прикрыл глаза, но уснуть не удавалось.

Перед глазами встало лицо моей подруги по 1860 году. Что сталось с моей Луизой и её сестрой? Во всяком случае, надежды на то, что мы когда-нибудь встретимся, нет никакой. Это ведь не в другой город переехать. Я хотел попасть обратно, в прошлое, и проиграл. Сердце защемило от нахлынувшей грусти.

Возвращаясь к Шаману, я тешил себя надеждой, что попаду обратно, к своим старым друзьям, но оказался во времени Великой смуты. Наверное, в этом есть какой-то смысл, суть его доступна только тому, кто знает правила игры. Я их пока не знал.