Перевёрнутый мир

– Ну что ещё? – попытался я отмахнуться от спасённой.

– Дак убили казаки маманю, – из глаз девушки брызнули слёзы.

– Тьфу ты, всё не слава Богу! – было видно, что сотнику искренне жаль девушку.

– Вот энтот облом её прямо из револьверта стрелил, когда она меня на позор выдать не позволила, – девушка ожесточённо пнула мёртвое тело.

Плечи её затряслись в горьких рыданиях.

– Ну, ты это… Поплачь. Зараз полегшает, – сотник осторожно положил свою ладонь на плечо девушки.

Я присвистнул. Было видно, что сотнику не просто жаль соплюшку. Даже могу сказать больше: он на неё запал. Девчушка-то при ближайшем рассмотрении оказалась довольно-таки милой, даже, можно сказать, смазливой. Казаки пьяные-пьяные, а видели, кого под вагон тащить надо.

– А ну быстро в вагон, – не выдержал я. – Сейчас здесь такое начнётся, что чертям тошно станет.

Девушка как бы нехотя отстранилась от Ивана и побрела к вагону.

– Что, пошли назад? – посмотрел я на сотника.

– Дак, а куда же? С барышней пообщаться ты мне не дозволил. Сатрап ты, есаул. Я, могёт быть, сурьёзные намерения насчёт этой мамзели поиметь возжелал, а ты… – притворно сокрушался он, забираясь следом за мной под вагон.

В это время со стороны нашего вагона раздались первые выстрелы нападавших. В ответ раздались выстрелы защитников.

Иван удовлетворённо кивнул головой:

– Держатся покудова наши дружки-товарищи.

Лежавший на спине «клиент» Ивана заворочался и забористо обложил трёхэтажным матом неизвестно кого.

– Во, мой крестник оклемался, – обрадованно потёр руки сотник.

Хочу заметить, что от однофамильца моего Степана так и било положительной энергией. Видно, не подрастерял он на фронтах первой мировой желания радоваться жизни. Окружающие поневоле заряжались его энергетикой и чувствовали себя рядом с ним гораздо увереннее.

– Счас мы его спытаем, что это за воинство туточки озорует? Эй, болезный, что это за орда басурманская на нас свалилась? – приступил сотник к реализации своих планов.

Поверженный казак злобно завращал глазами, затем его взгляд остановился на неподвижном теле своего товарища.

– Кум Захар, ты энто чегой-то? – глупо спросил он.

– Был кум, да весь вышел, – посочувствовал ему сотник. – Счас он с архангелами гуторит, а могёт быть, и с самим Гавриилом.

– Ты чего энто зубы скалишь? – неожиданно «взбы- чил» казак. – Кума моего порешили и радуетесь, мать вашу итить!

– Ты, дяденька того… не собачься, не такое твоё положение, – попытался его образумить Иван.

– Да пошли вы! – бушевал хмель в голове полупьяного казака.

Недолго думая, я ткнул ему кулаком под дых, казак на полуслове задохнулся и нехотя сложился пополам.

– Ну вот… – сокрушённо произнёс сотник. – Теперь в животе одна оказия получится. – И, примерившись, влепил ему звонкую оплеуху.

– Энто вы по какому такому праву меня истязаете? – отдышавшись, возмутился казак.

– Поясняю. Потому как ты есть военнопленный, «язык» проще говоря. И могём мы спытать на тебе все методы допроса. – ухмыльнулся Иван.

– Не имеете таких правов. Я ведь свой, русский… – попробовал дальше качать права «военнопленный».

– Ага! Ты, курва, заяви на нас в международный трибунал или в Гаагский суд по правам человека, – поддержал я сотника.

Он с уважением посмотрел на меня, покачал головой.

Между тем стрельба у нашего вагона утихла, и раздался зычный голос:

– Эй, вы, которые в вагоне! Мы знаем, что так держать оборону могут только фронтовики. Отдайте нам проезжих купчишек и богатеев. Мы их маненько пограбим, а вас не тронем. Нечего нам из-за энтих мироедов пускать друг дружке кровя.

– Обещала коза по капусту не ходить, – прозвучал в ответ голос Стрельникова. – Мы вас допустим, а вы и нас за своих друзей-товарищей всех порешите. Вон мы их сколько здесь навеки успокоили.

– Слово казака-офицера! А могёте всеми своими силами и с вооружением вообче отойти от вагона. Обещаю, что препятствиев строить не станем.

– Какой ты к чёрту офицер! Бандит ты, и слово твоё бандитское! Нет твоему слову веры, а в чистом поле вы нас вмиг положите. Нет уж, благодарствуем за заботу, но мы уж лучше как-нибудь здесь, – не думал поддаваться на уговоры Стрельников.

– Ну, тады не обессудьте. Все здеся останетесь, – прозвучал в ответ всё тот же голос.

Переговоры зашли в тупик, но нападавшие военных действий пока не возобновляли. Наверное, обсуждали план захвата непокорного вагона.

Наш военнопленный, видя, что никто не торопится его освобождать, решил заговорить.

– Из Верхнеудинской мы. Шли навстречь атаману Семёнову. А в одной из попутных станиц казачки самогону накушались да и решили вовместях с тамошними станишниками эшелон пограбить. Всё какой-никакой, а в дому прибыток.

Иван спросил:

– А на хрена ж ты, седая твоя борода, решил девку спортить?

– Видит Бог, бес попутал, – истово перекрестился казак. – То кум всё: гляди, кака девка дюже справная, давай, Андрюшка, её спробуем, да давай, – передразнил он покойного. – Вот и спробовали…

– Да, нехорошая оказия с вами приключилась, – посочувствовал ему Иван. – Выходит, что через этот самый окаянный отросток твой кум смерть принял, а ты на такой позор сподобился?

– Выходит, что так, мать энту девку в коромысло! – понурился казак.

– Дак я ишто и виноватая! – раздался из-за спины звонкий от негодования девичий голос. – Энтот сивый мерин на меня ещё и лается!

Я от неожиданности вздрогнул.

– А ты пошто здесь? – первым опомнился сотник. – Тебе где велено быть?

– Ты мне не муж, чтобы наказы давать, – неожиданно взбрыкнула девушка. – А подле вас спокойнее.

– Спокойнее… – передразнил её Иван. – Ты что, дурёха, не соображаешь, что подле нас счас самое что ни на есть опасное место?