Воздушный шар. Сборник рассказок

Колька отказался наотрез, и я тоже решил остаться. Основным сдерживающим фактором являлось желание довезти хотя бы часть стипендии до дома. А, зная кураж Сандро, я предполагал масштабный разгул, участвовать в коем опасался. «Нет, так нет! Давай мы Тебя хоть к дому поближе подбросим. Все равно на такси поедем!», – радушно предложил Александр. «А вы куда путь держите? Мне на Автозаводскую!». «Ну вот, а мы на Новокузнецкую!». И я согласился.

По дороге Сандро всё-таки уговорил меня составить компанию «всего на пять минут!». Переехав Москву-реку и слегка покружив по Замоскворечью, машина затормозила напротив «поплавка» около кинотеатра «Ударник».

Звонкий разгуляй грянул с самого порога! Не успели мы спуститься по мосткам на палубу, как непонятно откуда высыпала разноцветная гурьба цыган, и яркая и привлекательная запевала с подносом, на котором одиноко высился наполненный до краев резной фужер на тонкой ножке, заголосила: «К нам приехал, к нам приехал Александр Александрович дорогой! Пей до дна! Пей до дна!». Сандро привычно махнул водку одним глотком и также привычно широким жестом шарахнул вдребезги фужер о настил. Под цыганское многоголосье, мы поднялись в ресторан.

Заняв любимый, как позже выяснилось, столик у окна с видом на башни Кремля, Сандро сделал богатый заказ. Хор ромал залип рядом и без пауз исполнял всю цыганскую классику, какую только можно представить. Когда в восторге от окружающей праздничной атмосферы «именинник» швырнул об пол очередной бокал и пустился в пляс, действительность в моей голове начала смешиваться с кадрами[13 - «Мой ласковый и нежный зверь»] популярного в то время фильма. Дальше – смутно.

Информация про когда и как я возвращался в родные пенаты сознание не сохранило, осталась только смутная тревога от тщетных попыток застегнуть куртку при преодолении контроля на «Новокузнецкой: выскальзывающие из-под пальцев кнопки абсолютно не желали защелкиваться. Дома напряжение самоконтроля, наконец, отпустило: куртка, наполовину вывернутая наизнанку с местом «водораздела» на спине, легко соскользнула на пол. Проверка карманов принесла неожиданный сюрприз – стипендия осталась нетронутой.

* * *

В конце 70-х началось поголовное увлечение восточными единоборствами. Я еще в школьные, да и институтские годы отдал изрядную дань боксу, и потому новомодный спорт меня не зацепил. Кольку же не «миновала чаша сия», и он вместе с Федором и «Годуном» истово отдался новому пристрастию. Естественно, ударный вид спорта предполагал травмы при спарринге, и Кука не явился исключением.

Очередной раз заехав к другу в гости, я застал «лазарет на марше». Сандро шкандыбал по дому на костылях, а Колька передвигался как-то замедленно и боком. Я заподозрил «братоубийственный» конфликт, но объяснилось необычное ковыляние братьев прозаически. Старший после очередного богатого выигрыша на бегах, на радостях усугубил и скатился кубарем по крутым ступеням ипподрома, а Кука на тренировке таки пропустил удар в промежность, в результате которого правый «клубень» чувствительно увеличился в размерах и отдавал резкой болью при каждом шаге. Несмотря на увечья братовье продолжало шутить и веселиться. После моей отлучки в магазин и дальнейшего «лечения», Колька активно приглашал брата посетить Маевскую дискотеку неподалеку и потанцевать от души, что старшенький легко парировал: «Вначале давай покурим! Не жмотись! Вон, у тебя в правом кармане пачка выпирает, аж треники лопаются!». В этот момент раздался звонок у входных дверей и, к нашему с Колькой удивлению, появился «беговой» приятель Сандро и увез его вместе с костылями отмечать выигрыш – отчаянный игрок иногда умудрялся делать верные ставки даже из дома.

По воспоминаниям нашего приятеля Виталика «Улыбчивого» даже однократное посещение ипподрома вместе с Сандро оставило незабываемые воспоминания. Тот ни минуты не сидел на месте, постоянно исчезал из поля зрения и появлялся только перед забегами, чтобы указать «верную» лошадку. Как правило, прогнозы категорически не сбывались, билетики рвались и улетали «в мусор», и Виталик покинул бега без копейки в кармане.

* * *

В институтской группе с Федором училась замечательная студентка Ирина, совершенно околдовавшая Кольку. Ситуация усугублялась тем, что ее лучшая подружка «Сара» поддруживала с соседом Куки по лестничной площадке Андрюшкой «Пономарем», и Кука регулярно сталкивался с предметом потаенной страсти. Как водится, настоящее чувство вырвалось наружу, Колька сделал предложение, Ирина согласилась.

С помощью знакомого гостиничного пожарного инспектора удалось организовать свадьбу в элитном центровом «Интуристе». В огромном зале ресторана буквой «m» стояли накрытые столы, с трудом вместившие всех дорогих гостей: родственников молодых, многочисленных друзей и подруг, бывших одноклассников, сокурсников и музыкальных коллег.

Первой зачитали поздравительную телеграмму от Папы из Улан-Батора, затем пошли тосты от родни и друзей. С небольшим опозданием появился Федор и сразу, громко пояснив «Из вендиспансера!», достал из внутреннего кармана аптечный пузырек и добавил «Сейчас провокацию буду делать!», чем привел в ужас семью почетного гостя – пожарного, восседавшую по соседству.

Между мной и бывшим одноклассником жениха «Морозом» посадили подругу и сокурсницу невесты Лариску – «Чтоб пить не давала!». Тем не менее, «в салат лицом» уткнулись все трое синхронно, несмотря на то, что с другой стороны за мной следила и усиленно подкармливала бывшая жена Сандро. Друзья новобрачного, музыканты, устроили джем-сейшн, в котором, временно воспряв, я активно поучаствовал танцевальными па.

Понимая, что в неравной борьбе с алкоголем явно потерплю поражение, я заранее попросил маму лучшего друга, Тетю Тому, работающую в одном из ресторанов гостиницы, зайти за мной по окончании трудовой смены. Она застала меня уже в гардеробе при попытке получить свой плащик в обмен на расческу, упорно предъявляемую гардеробщику в качестве номерка. После недолгих совместных поисков пластмассовый жетончик все же был обнаружен в заднем кармане джинсов.

Несмотря на пылкую страсть и шумное свадебное гуляние, скрепившее два бьющихся в унисон сердца, прожили молодые в любви и согласии недолго. Кукин зашкаливающий кураж и множество дружеских развлечений, занимавших в шкале приоритетов куда более высокое место нежели тихая семейная жизнь, на корню подрубили скоротечный брак.

Последней каплей, переполнившей чашу Иркиного терпения, послужили Кукины физкультурные эскапады. В пылу надомных занятий карате, будучи слегка под хмельком, он ненароком вышиб любимой дверь в туалете!

Расставание не заставило себя ждать. Правда, Кука совершил отчаянную попытку спасти семью, и вместе с молодой заехал к нам в гости, памятуя страсть моей жены Галки к соединению узами брака всех, попадавших в орбиту ее общения, и потрясающее умение мирить рассорившиеся пары. Дамы затворились в комнате, чтобы пошушукаться, а мы с Колькой расположились на кухне, коротая время за употреблением веселящих напитков. Как выяснилось, наши супруги тоже вели доверительные беседы не «на сухую», поэтому, когда, наконец, они предстали пред нашими очами, определить «кто трезвее» не представлялось возможным. Но даже случившийся короткий любовный реюньон не смог предотвратить неизбежного развода.

* * *

Уже давно на Армянском кладбище подле Мамы упокоился отчаянный игрок и эпикуреец Сандро. И прошло больше пяти лет, как Колька покинул этот замечательный мир. Дважды в год мы собираемся возле его с Папой общего монумента на Алексеевском кладбище помянуть верного Друга, замечательного музыканта, весельчака и балагура. И, что примечательно, всегда хохочем и веселимся. Куке бы это наверняка понравилось.

Шашлыки на лоджии

Ближайший друг мой, в том числе территориально, Костя «Малыш» проживал с родителями в огромном семиэтажном «сталинском» доме – флагмане анклава «ЗиЛовской аристократии», возведенном в 1937 году по индивидуальному проекту. Высоченная арка делила здание почти пополам. По заслуживающим доверия слухам квартиры в этой многоподъездной громадине распределял лично Иван Лихачев. Квартал, образуемый четырьмя разноплановыми корпусами и тремя дворами, начинал Велозаводскую улицу и углом выходил на Новоостаповскую.

В 38-ом году сдали в эксплуатацию второй корпус в виде растянутой буквы «П», выходящий длинной перекладиной на Новоостаповскую. А в 40-ом начали заселять самое большое в анклаве строение, выполненное в форме буквы «Ш», боковой короткой стороной тоже смотрящее на Новоостаповскую. В самом начале войны какой-то особо внимательный и бдительный пилот обратил внимание, что сверху три здания четко читаются «ГПЗ», таким образом наводя вражескую авиацию на круглосуточно пашущий на оборону Первый подшипниковый завод, расположенный неподалеку. В результате, у третьего дома срочно снесли среднюю часть, а «шпиона и вредителя» архитектора немедленно расстреляли.

Начиная с печально известного 38-го, сотрудники НКВД существенно проредили жильцов первых двух корпусов. Костин Дед руководил охраной ЗиЛа, и его забрали одним из первых. Жилплощадь тут же уплотнили, а жене арестованного с двумя малолетними детьми оставили две смежные комнаты в прежде принадлежавшей им целиком отдельной четырехкомнатной квартире. К первой комнате примыкала просторная лоджия, площадью метров восемь.

Коммуналка досталась по наследству Отцу Малыша, и дополнительное помещение использовалось «в хвост и гриву»: в дальнем торце возвышался огромный шкаф с инструментами и верстак, а вдоль внешнего решетчатого ограждения на полу ровным рядом стояли узкие длинные ящики с домашним огородиком. При этом оставалось достаточно места для раскладушки на случай припозднившихся гостей или быстро собираемого самодельного стола на три персоны. Мы очень любили с высоты четвертого этажа наблюдать за необычными и веселыми событиями во дворе, обусловленными расположением с уличной стороны Костиного подъезда винного отдела нашего Гастронома. Чего только стоила отчаянная нецензурная жестикуляция Аркаши «Итальянца» Левинсона, обитателя соседнего двора, известного на весь район бетонным памятником неизвестным футболистам, после того, как из его авоськи последовательно и вдребезги об асфальт выскочили три бутылки водки.

В старых московских дворах все друг друга знали и чаще всего дружили. Приятельство с работниками Гастронома несло весьма ощутимую пользу. Костин Отец, дядя Толя, водил компанию с мясниками. Во-первых, на столе постоянно были блюда из отборной свинины и говядины, а во-вторых, всегда можно было заскочить к «работникам ножа и топора» с «заднего крыльца» за бодрящими напитками часа за два до открытия магазина, правда, эту жизненно важную «опцию» мы освоили существенно позже, «войдя в года».

* * *

Как-то жарким летом то ли 75-го, то ли 76-го, мы с Малышом в компании Мишки «Нильсона», «Во» с Варшавки и примкнувших девушек определялись, чем бы занять отличный солнечный денек. Выезд Костиных родителей на дачу подталкивал подрезвиться «на флэту», но уж очень «погоды стояли замечательные». И тут «Во» предложил объединить «приятное с приятным», а именно – пожарить шашлык на Костиной лоджии.

Сказано – сделано! Я сгонял в мясной отдел, где получил от друзей дяди Толи уже нарезанные, готовые для маринада куски вырезки. Там же, в подсобке прихватил несколько пустых дощатых ящиков из-под овощей в качестве дровишек. Малыш в старом детском железном корыте развел огонь, а Нильсон из толстой проволоки, обнаруженной в необъятном инструментальном шкафу, наломал подобие шампуров и даже умудрился закрутить у них один конец, как у настоящих.

Пока кулинар Малыш наскоро мариновал мясо в пиве с кефиром по Маминому рецепту, остальные влёгкую «разминались» портвейном под громкие звуки магнитофона. «Во» принес 350-ти метровую катушку с записями Джеймса Брауна, и хрипловато-рычащий голос короля фанка раздавался даже в дальних закоулках двора. Услышав через открытые окна знакомые композиции, «на огонек» заскочил сосед с пятого этажа Вовка «Трубач» в компании сокурсника по консерватории Марка[14 - Марк – внук и тезка известного латышского композитора, автора знаменитого фокстрота «Марфуша», погибшего в Бухенвальде в 1945.]-рижанина.

Элегантный, породистый Марк, не чванясь и по-быстрому хлобыстнул с Нильсоном стакан портвейна «за знакомство» и активно взялся помогать Косте у «мангала». Скоро белёсый дым и манящий аромат жарящегося мяса заструился с балкона, привлекая внимание «знатных людей» района, коротавших время «за сравнительным анализом вина[15 - Цитата из песни Б.Г.]» на скамейках у детской площадки. Два наиболее резвых шапочных знакомца неопределяемого возраста – «Пушистый», прозванный так за биллиардный шар головы, и «Малокровный», цветом лица напоминающий переспелый помидор – знаками предложили совершить взаимовыгодный обмен «пшеничного вина» на аппетитную закусь.

Но веселящих напитков мы запасли вволю и еще дважды сгоняли вниз за добавкой, по мере увеличения компании. Я вызвонил Андрюшку «Крекса», объявившегося с сокурсником «Рыбой». Ведомый загадочным шестым чувством нарисовался Борька «РА», сразу вступивший с «Во» в пространственные дебаты о современной трансформации негритянской музыки. Бурное веселье, подогреваемое фантастическим драйвом Брауна, постепенно перешло в танцы, хотя некоторые гости, наугощавшись до отвала, уже «давили ухо» в дальней комнате.

Приготовление шашлыков обошлось для участников без ожогов и травм, чего не скажешь об окружающей фауне и флоре. В родительской комнате над столом висела клетка с канарейками, регулярно обновляемыми из-за высокой смертности птичек. Пернатые певуньи категорически не переносили сладковатого запаха «дури», активно употребляемой большинством наших друзей. На этот раз, опасаясь за их самочувствие, клетку перенесли в дальнюю комнату, но это, увы, не помогло.

К общему сожалению, пострадал и огородик Костиной Мамы, не переживший Мишкиного внезапного непроизвольного «харчеметания», вызванного, по издевательскому выражению «Во», неумеренным обжорством и нездоровым пристрастием к шашлыку. Возможность отравления алкоголем даже не рассматривалась. Любовно выращиваемые патиссоны сразу пожелтели и увяли на корню. Об этом досадном происшествии мы сильно горевали, потому что самодельные маринованные овощи всегда служили отличной закуской.

* * *

На этих балконных «шашлыках» завязалась крепкая дружба с Марком, вылившаяся в его недельное проживание у Малыша до отъезда на родину после отчисления с курса. Но до этого мы успели несколько раз отметиться в снимаемой рижанином комнатке в Проточном переулке, районе «красных фонарей» старой Москвы. На втором этаже бывшего «дома свиданий» в его уютной небольшой «келье» у окна стояли только монашеская койка, стойка с аппаратурой и в углу возвышалась огромная кипа пластинок. Даже платяной шкаф не поместился, что вынуждало хозяина довольствоваться минимальным набором одежды. Зато кто только из звезд рок-, джаз- и поп-музыки тех лет не был представлен на хранящихся дисках: Smokie, Jan Akkerman, Ken Hensley, Grand Funk, Demis Roussos, Chicago, Blood, Sweat & Tears и т. д. и т. п. Кроме того, под кроватью пылился двухгодичный комплект журнала «Playboy» на английском языке. Уезжая в Ригу, Марк оставил все «ценности» Косте. И целых полгода, до возвращения нашего латышского друга в Москву для восстановления в консерватории, мы наслаждались фантастической коллекцией винила, проигрываемой на суперсовременной, по тому времени, японской вертушке AKAI. Эротический журнал засмотрели чуть не до дыр, а некоторые, особо яркие, карикатуры помнятся до сих пор.

Еще одним неожиданным «подарком» от Марка стала Елена, за которой он ухаживал в Москве. Во время квартирования у Малыша рижанин несколько раз приглашал девушку послушать музыку в располагающей, дружеской обстановке. Костя несколько удивился, когда Ленка вновь неожиданно объявилась, уже после отъезда Марка. Выяснилось, что ей очень понравилась наша компания, а в хозяина она просто втюрилась. Влюбчивость Малыша служила притчей во языцех, поэтому нет ничего удивительного, что он немедленно заселил Ленку к себе. Раз в неделю она уезжала проведать строгих родителей, проживавших совсем недалеко, на Коломенской. Глава семейства возглавлял конструкторское подразделение в одном из закрытых НИИ и за несколько лет до описываемых событий был «премирован» огромной четырехкомнатной квартирой с отдельным кабинетом. Мы с Мишкой «Нильсоном» и меняющимися дамами сердца очень полюбили праздновать всевозможные праздники на этом флэту[16 - Флэт – свободная жилплощадь (слэнг), от английского Flat], естественно, в период отсутствия Ленкиных «предков». Лафа продлилась почти год, до следующей счастливой встречи и новой любви Малыша.

Закрытая ночная дискотека

и прочие летние приключения

Июль 84-го года раскалил город до изнеможения, и мы с товарищем институтской поры Толиком «Федором» зачастили на третий пляж Серебряного Бора. Ввиду плодотворной деятельности на полях подшефного совхоза предыдущей осенью и ранней весной у меня скопилось изрядное количество отгулов, которые я активно использовал для всех видов отдыха.

Пройдясь по холодку известными лишь местным тропами от Толькиного дома через поселок «Сокол» к улице Алабяна, мы садились на троллейбус любого номера до проспекта Маршала Жукова, где пересаживались на 20-й или 26-й до круга. По периметру небольшой площади располагались мелкие заведения общепита, магазинчик, аптека и здание диспетчерской. Как правило, первым делом мы направлялись в открытую шашлычную, расставившую столики под зонтиками на углу Таманской улицы и продолжения 1-ой линии СерБора.

Обычно у нас «с собой было!». Дядя Коля, Толькин отец, председательствовал в комиссии своего НИИ по целевому расходованию спирта, и дома во всех шкафах и прочих укромных и не очень местах хранились трехлитровые банки «шила». Мы отливали не доверху в бутылочки из-под дефицитного болгарского кетчупа с плотно заворачивающейся крышкой, очень удобные в транспортировке, и брали парочку с собой.

В питательном заведении мы регулярно встречали бывшего однокурсника Вову «Каратиста», на тот момент бравого офицера ГРУ и обладателя серьезного пояса по любимому прикладному виду спорта. Очередной отпуск между командировками Володя проводил с женой и сынишкой в Серебряном Бору, прячась от летнего зноя в тени деревьев у озера. Когда под различными предлогами ему удавалось вырваться из лона семьи, Вова заскакивал по-быстрому «промочить горло» в ближайшую кафешку. Чудесным образом Вова нарисовывался в кафе в тот момент, когда, покончив с салатами, мы переходили к шашлыкам под крепкий напиток. Как ни странно, к неразбавленному спирту выпускник МАИ оказался нестойким и, слегка угостившись, обнажался по пояс, предъявляя накачанный торс, и принимался в необычном танце демонстрировать прочим посетителям отдельные «приемчики» к тихому ужасу обслуживающего персонала. Завершало «показательное выступление» появление Вовиного малолетнего сына, уводившего беспрекословно подчиняющегося папаню с привычным комментарием: «Что? Уже выпил „пшеничного“ вина? Мама сердится и зовет немедленно!».

Завершив трапезу мы прогуливались до Третьего пляжа, где часов до шести, а иногда и семи вечера плавали, загорали и всячески резвились. Недостатка в дружелюбных барышнях, с удовольствием составлявших нам компанию, в те денечки не наблюдалось. Нередко продолжение знакомства переносилось на Толькин гостеприимный «флэт», благо родители на все лето перебирались на дачу. Надзор за квартирой осуществляла Толькина сестра, проживавшая в соседнем подъезде. Но будучи всего двумя годами старше, она хорошо понимала насущные потребности «рабочих подростков» и опекой не донимала.

Оставленные губной помадой номер телефона и сердечко поцелуя мы неоднократно находили на зеркале в прихожей после поздней побудки, когда наших дисциплинированных подружек уже и след простыл. Мы, чаще всего, никуда не спешили, и новый день обычно повторял предыдущий.

* * *

Как-то вечером широкое застолье прервал телефонный звонок. Толик недолго с кем-то пообщался и с огорченным видом вернулся в «залу»: «С одним из наших друзей приключилась неприятность. Надо срочно помочь!». С демонстративной неохотой проводив случайных пассий до дверей, он преобразился: «Звонил Димка, зовет на ночную дискотеку в „Молодежке“! Погнали!».

С Дмитрием я встречался пару раз в «Олимпийской[17 - После Олимпиады-80 большую часть кафе, во множестве построенных к значимому событию, переоборудовали в пивные залы.]» пивной на Академической. Но слышал о нем немало историй от общего приятеля Андрюшки «Япониста»: «Веселились мы узкой компанией у Димки на флэту. За столом я начал «строить глазки» одной симпатичной особе, но, переусердствовав с напитками, быстро «выбыл из соревнований» и вырубился на кушетке в спальне, оставив остальных резвиться в гостиной. А очнулся в тот момент, когда Димка, не обнаружив вакантного спального места, осуществлял «таинство любви» с «моей» дамой практически на мне. Впоследствии, я обнаружил клочок бумаги с второпях нацарапанным женским почерком именем и телефоном в заднем кармане джинсов. По всей видимости, впихнутым туда во время действа. Всё-таки я ей понравился!».

* * *

Гостиница «Молодежная» входила в объединение «Спутник» под эгидой ЦК ВЛКСМ и находилась «чёрти-где» на Дмитровском шоссе. Её возвели к Олимпиаде -80 по последнему слову архитектурного дизайна и в то время использовали для приема иностранных молодежных групп, главным образом, из социалистического лагеря. Кроме того, в гостиницу краткосрочно заселяли для окончательной укомплектовки и прохождения инструктажа перед турпоездкой, опять же, в страны соцдемократии, группы передовой советской комсомолии.