Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Человек в толпе. Поэзия
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
И плакали. И пели.
Вы, словно хлеб, делили со страной
на всех – победы, промахи, удачи…
И обрели покой в земле родной.
А Страшный суд для вас не много значит,
коль суд людской вы вынесли, как крест,
среди толпы оставшись человеком —
в жестокий век, забывший стыд и честь…
Вы совладать сумели с этим веком!
Мёртвая дорога
Прикоснуться руками, как будто – к огню,
к стекленеющей стали куржавого рельса.
Не обжечься, но сердцем почувствовать всю
остроту и отраву манящего Цельсия.
В коченеющем небе продрогший петух
прочертил горизонт окровавленным гребнем.
И гудит тишина, словно свесился вдруг
на морозную стынь древний колокол медный.
То ли кости стучат похороненных здесь.
То ли сердце икает густеющей кровью…
Ни кола, ни двора, ни собаки окрест.
Кто же бродит тогда сквозь седое безмолвье?
Скоро вскрикнет петух, затрясёт головой
и рассыплет на снег кумачовую краску.
И нацелит, шипя, клюв изогнутый свой.
И сдерёт темноту, как посмертную маску.
Поминки
Памяти моего дедушки Константина Кривчикова
и других родных – жертв террора сталинской эпохи
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой…
Ах, вроде счастья выше нету —
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Я. Смеляков
На похороны деда не успел.
Мне бабушка открыла дверь. С порога
заплакала. Я постоял немного
в молчаньи. А заплакать не сумел.
Мы выпили с угрюмым стариком —
роднёю дальней. Может быть, в последний
его я видел раз, он из деревни
приехал на прощанье похорон.
Мы пили самогон и говорили
о жизни, не стыдясь и не таясь.
И Сталина, конечно, приложили,
и прошлую, и нынешнюю власть.
Старик завёлся: «Как же так, племяш?
Ублюдки те – живут и в ус не дуют.
Послать бы их в расход – в подвал под пули.
Но где там? Даже в морду им не дашь».
Он стукнул по столу, встряхнув посуду.
«Да будь он проклят, грёбаный ГУЛаг!
Эх, сколько загубили душ, паскуды…
Помянем дядю Костю… Мать их так!»
«Отмучился, – продолжил он, хмелея.
– Господь его простит. А этих – нет!
Они людей губили за идею.
Ведь суки же?» И я кивнул в ответ.
Бледнею, и накатывает злость,
когда я вижу ястребиный профиль
того, кто всю Россию, словно гвоздь,
вбивал по шляпку в рудники и топи.
Уже лежит в могиле баба Нюся.
И дед навечно лёг в суглинный склеп.
А дядя Коля полностью ослеп,
пятнашку отмотав в Экибастузе.
Иудам, палачам и стукачам —
безвинных жертв,
клеймённых в чёрных списках,
кровавых слёз своих родных и близких —
вовеки не прощу и сам воздам.
Вы, словно хлеб, делили со страной
на всех – победы, промахи, удачи…
И обрели покой в земле родной.
А Страшный суд для вас не много значит,
коль суд людской вы вынесли, как крест,
среди толпы оставшись человеком —
в жестокий век, забывший стыд и честь…
Вы совладать сумели с этим веком!
Мёртвая дорога
Прикоснуться руками, как будто – к огню,
к стекленеющей стали куржавого рельса.
Не обжечься, но сердцем почувствовать всю
остроту и отраву манящего Цельсия.
В коченеющем небе продрогший петух
прочертил горизонт окровавленным гребнем.
И гудит тишина, словно свесился вдруг
на морозную стынь древний колокол медный.
То ли кости стучат похороненных здесь.
То ли сердце икает густеющей кровью…
Ни кола, ни двора, ни собаки окрест.
Кто же бродит тогда сквозь седое безмолвье?
Скоро вскрикнет петух, затрясёт головой
и рассыплет на снег кумачовую краску.
И нацелит, шипя, клюв изогнутый свой.
И сдерёт темноту, как посмертную маску.
Поминки
Памяти моего дедушки Константина Кривчикова
и других родных – жертв террора сталинской эпохи
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой…
Ах, вроде счастья выше нету —
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Я. Смеляков
На похороны деда не успел.
Мне бабушка открыла дверь. С порога
заплакала. Я постоял немного
в молчаньи. А заплакать не сумел.
Мы выпили с угрюмым стариком —
роднёю дальней. Может быть, в последний
его я видел раз, он из деревни
приехал на прощанье похорон.
Мы пили самогон и говорили
о жизни, не стыдясь и не таясь.
И Сталина, конечно, приложили,
и прошлую, и нынешнюю власть.
Старик завёлся: «Как же так, племяш?
Ублюдки те – живут и в ус не дуют.
Послать бы их в расход – в подвал под пули.
Но где там? Даже в морду им не дашь».
Он стукнул по столу, встряхнув посуду.
«Да будь он проклят, грёбаный ГУЛаг!
Эх, сколько загубили душ, паскуды…
Помянем дядю Костю… Мать их так!»
«Отмучился, – продолжил он, хмелея.
– Господь его простит. А этих – нет!
Они людей губили за идею.
Ведь суки же?» И я кивнул в ответ.
Бледнею, и накатывает злость,
когда я вижу ястребиный профиль
того, кто всю Россию, словно гвоздь,
вбивал по шляпку в рудники и топи.
Уже лежит в могиле баба Нюся.
И дед навечно лёг в суглинный склеп.
А дядя Коля полностью ослеп,
пятнашку отмотав в Экибастузе.
Иудам, палачам и стукачам —
безвинных жертв,
клеймённых в чёрных списках,
кровавых слёз своих родных и близких —
вовеки не прощу и сам воздам.
Другие электронные книги автора Константин Кривчиков
Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей