Нулевой год

Меня все еще трясло. Успокоился я лишь после того, как сделал два приличных глотка из фляги со спиртом. Причем обжигающая жидкость прошла по пищеводу легко, как вода.

Остальные тем временем искали остатки ирландца, чтобы похоронить его по-людски. ДА где там? От всего летчика удалось найти только пряжку от ремня, металлические пуговицы и золотой перстень.

В подавленном состоянии мы погрузили оружие, навигационные приборы, радиостанцию и вернулись на "Ришительный".

Едва автомобиль коснулся палубы, я отдал приказ немедленно сняться с якоря. На вопросы друзей я не отвечал, предоставив рассказать обо всем американцу, матросу, Дмитрию – да кому угодно. Никогда не забуду этот леденящий ужас. Черт, а ведь, скорее всего, я – единственный, кто остался в живых, испытав это на себе!

Лишь чуть погодя я подошел к Белкину.

– Спасибо.

– За что? – на сразу понял кузнец. – А, ты про то. Тебе спасибо, что вовремя остановился, а то пригвоздил бы меня…

Глава 16. Где не ступала нога человека

Полностью перепоручив технические вопросы полковнику Джейнсу и его офицерам, я оставил за собой только общее руководство экспедицией. Было бы непростительной глупостью, забравшись в такую даль, не исследовать остальные острова, что я и собирался сделать. Выбравшись из зловонной реки, я первым делом связался с Верхнезаводском. Ответила Марина. Она рассказала, что Семенову удалось достичь Нового Нью-Йорка и он, с уполномоченным представителем американского правительства, читай – послом, уже отплыл в Порт-Артур. Грачев готовится к приему высокого гостя.

– Дядя, я не знаю, как сказать… – произнес я. – В общем, американцы говорят, что Челябинск уничтожен метеоритом.

– Не обращай внимания! – ответил полковник. – Семенову сначала дали аналогичную информацию, но когда показали запись выпуска новостей… короче, вместо Челябинска там были кадры из "Космического Десанта"…

– "Звездного десанта", – поправил я.

– Ну да, из него самого… те самые кадры разбомбленного жуками Буэнос-Айреса. Я повторю – не похожие, а именно те, из фильма!

– Фух! – отлегло у меня. – А самих жуков не показали, с припиской "мутировавшие челябинские тараканы"?

Потом, по совету Джейнса, я попытался связаться с Новым Нью-Йорком. Как ни удивительно, они ответили сразу. Полковник сделал короткий доклад, после чего передал мне благодарность правительства.

Мы взяли курс на северо-запад. Дул сильный ветер и "Ришительный" сильно качался на волнах, вызывая протесты в наших желудках. К ночи море успокоилось, однако мы все же сбавили ход. Я оставил на мостике Смита, а сам отправился спать.

Сон снился донельзя жуткий. И до жути реальный. Я чувствовал каждым волоском на коже дуновение и степного ветра, и даже запах потных тел скагов. Снился покойный Кинжай. Поставив на костер гигантский котел, он, в фартуке с ромашками, крошил в него морковку, картошку, свеколку. А затем забросил и меня в кипящий бульон. Бульон был наваристым, тягучим, вязким, как студень. И вдруг я понял, что в котле вовсе не бульон, а фиолетовый слизняк! Я закричал от ужаса и начал раскачивать котел, чтобы выбраться. Я раскачивал его и раскачивал…

Проснувшись, я внезапно обнаружил, что судно и в самом деле качается! Забегая вперед, скажу, что в моей жизни не было больше ни единой ночи без кошмаров с участием фиолетового студня. Торопливо одевшись, я поднялся на палубу.

– Что случилось? – спросил я у рулевого.

– Не знаю, командир, – развел он руками. – Мы только что остановились.

– Где американский капитан?

– Слева по борту, вместе с американским полковником.

Из люка высунулась голова Михаила – он тоже проснулся. Вдруг раздался громкий всплеск, и весь корпус судна вздрогнул. Я услышал звонкое английское ругательство, потом удивленный возглас и крик, страшный крик:

– Вниз! Вниз!

В тот же момент Смит сбил меня с ног и мы оба кубарем покатились в открытый люк. Джейнс нырнул следом за нами. При свете лампы я разглядел белые, искаженные ужасом лица американцев. С грохотом захлопнулась дверь матросского кубрика. Последовал новый толчок и "Ришительный" накренился на правый борт. Споткнувшись, я больно ударился о переборку.

– Что это за фигня? – взревел я.

Я уже был готов подумать, что янкели устроили диверсию по какой-либо только им известной причине. Рука потянулась к кобуре, но я вовремя понял, что тогда они не были бы сами настолько напуганы.

Американцы переглянулись.

– Морские гады! – произнес Смит.

– Гады? – переспросил я.

– Морские, – уточнил полковник. – И гигантские!

Я похолодел. Никогда не отличался большой любовью к морям и океанам. Потому что там, на суше, можно быть только съеденным или разорванным на мелкие кусочки. А в воде можно быть еще и утопленным! Нет, плавать я умел. Но сама мысль о том, что какая-то морская тварь утащит меня в пучину – ужасала.

Я вспомнил прошедший день. Вспомнил слизняка. Да и все свои остальные опыты с большой водой, которые никогда не заканчивались ничем хорошим. Я даже вспомнил, что как корабль назовешь – так он и поплывет. И помянул недобрым словом Семенова, которому стоило бы почаще листать орфографический словарь или, хотя бы, не спать на уроках в школе.

На подгибающихся ватных ногах мы поднялись по лесенке на закрытый мостик. Сквозь большие иллюминаторы я увидел, что залитая светом трех лун палуба пуста. Только на носу, у самой ракетной установки, извивалось нечто вроде толстого каната.

Смит рассказал, как все произошло. Когда колесо по левому борту застопорилось, они с Джейнсом пошел посмотреть, что стряслось. И вот там, в воде, увидел огромный купол, усеянный чешуей. Нет, тогда еще он не понял, что это – чешуя. И, вообще, посчитал, что судно налетело на мель. А потом чудище начало шевелить щупальцами. Вот тогда-то капитан и завопил, что есть мочи.

Мы попробовали запустить машину; колесо сделало пару оборотов, затем мотор снова заглох. Последовала новая серия толчков и рывков.

Казалось, эта ночь никогда не кончится. Но только на рассвете мы увидели, как велика опасность. По крайней мере три десятка морских гадов окружило судно со всех сторон.

Оказалось чертовски сложно найти аналог этим существам в нашей, земной мифологии. Они походили одновременно на медуз – точно такой же купол, гибкий, покрытый чешуей. И на осьминогов – каждая тварь обладала шестью щупальцами. Но вместо четвертой пары щупалец торчали клешни, как у краба. Рот у них, скорее всего, тоже был, но оставался там, внизу. В той части, что мы не могли разглядеть.

– Ктулху, – произнес я. – Назовем этих штуковин ктулхами.

– Вообще-то, "Ктулху" – имя собственное, – заметил Михаил. – И во множественном числе не употребляется!

– Вот сейчас они тебя на завтрак употребят, – мрачно проговорил кузнец. – Там, изнутри, и объяснишь им, что куда употребляется.

– Вот эта вся дискуссия, конечно – хорошо, – вздохнул я. – Стало быть, не я один вижу этих ктулх. Вопрос в том, что делать? Если они разнесут корабль в щепки – конец наш будет быстрым и печальным.

– Может, снять пулемет с броневика и накормить их свинцом? – предложил Белкин.

– Давай-давай, – кивнул я. – Кто сейчас решится прогуляться по палубе?

– Вообще-то у нас в самолете был FN Minimi, – напомнил Эллиот. – И он упакован где-то в трюме!

– Отлично! – воскликнул Михаил. – Тащите сюда свой пулемет!

Пока матросы искали в трюме ящик с американским оружием, мы могли лишь безучастно наблюдать за тем, как ктулхи крушат "Ришительный". Одно чудовище как раз приближалось, пеня воду щупальцами. Вот оно уцепилось за поручень правого борта и оторвало его напрочь. Я молился только о том, чтобы эти гады не нащупали "Бандерлога". А, если и нащупают – чтобы он оказался достаточно крепко привязан.

– Может, если мы завалим одного, остальные похавают его и успокоятся? – предположил кузнец со свойственной ему добротой.

Прозвучал звонок, я подошел к переговорной трубке.

– Командир, колеса свободны.