Остров сокровищ

Дни сменялись днями, недели – неделями. Постоялец закладывал за воротник все больше и больше, оставаясь трезвым все реже и реже, иногда приглашая всех к своему столу, требуя кружки. В эти моменты он рассказывал, главным образом, про Африку, пресекая любые попытки перебить себя ударом пудового кулака по столу. По мнению Полковника это означало лишь то, что слушали его недостаточно внимательно, что, в свою очередь, свидетельствовало о недостаточном к нему уважении. И не терпел, если кто-то отказывался пить или пытался уйти из-за стола раньше, чем сам гость заснет прямо на стуле.

Молодежь и вовсе восхищалась рассказами про пустыни и джунгли, бушменов и львов. Казалось, Полковник всю жизнь прожил в Африке и знал про нее больше, чем кто бы то ни было, причем не только сегодняшнюю, но и вчерашнюю, и позавчерашнюю. Он излагал такие факты, каких нет ни в одном учебнике истории, и в таких подробностях, словно сам при этом присутствовал. Правда, порой, его рассказы были и вовсе жуткими – про страшные болезни, червей и жуков, залезающих в мозг через нос и уши и откладывающих там личинки, после чего люди сами пыряли себя ножом в ухо, чтобы избавиться от жутких болей. Или про кошмарные пытки и казни – как людей живьем варили в котлах с нечистотами, или, накормив слабительным, привязывали в джунглях, после чего жуки и прочие твари съедали беднягу заживо.

Некоторые из девочек считали, что наш постоялец распугивает клиентов, что скоро и вовсе придется закрыться. Но бухгалтерия говорила об обратном. Полковника в самом деле побаивались – тут я не спорю, но через день посетителей снова тянуло к нему – послушать истории, какими бы ужасными они не были. Ведь эти россказни были не только страшными, но и… какими-то живыми, что ли?

К тому же на деньги постояльца я исполнил давнюю мечту – купил огромный телевизор на стену в баре. Плоский, как блин, плазменный. Они тогда были диковинкой и стоили, как крыло от самолета. Телевизор привлекал посетителей не меньше, чем сказки самого Полковника и я уже прикидывал, выбирая, на что лучше сменить свой потрепанный "Паджерик" и, заодно, присматривался к ценам на катера.

Лишь единственный человек смог поставить военного на место – доктор Листьев, сам в прошлом военврач, а в настоящем – хирург в местной больнице. Заходил он к нам достаточно редко, в основном – днем, когда Полковник имел обыкновение прогуляться по побережью, а оттого и не пересекался с нашим замечательным гостем. До одного прекрасного вечера.

Постоялец, верный себе, был пьян и загорланил какую-то песню на непонятном языке. Листьев же, попыхивая сигареткой, смотрел на большом телевизоре какое-то водное поло, лишь ему одному интересное. И, когда Полковник затянул куплет, попросту сделал громкость телевизора побольше. Военный повысил голос, военврач ответил увеличением громкости до максимума.

– Эй, очкарик! – гаркнул постоялец. – А ну, выруби свой ящик!

– Ты это мне? – спокойно поинтересовался Олег Павлович.

– Тебе, кому еще?

– А не пойти ли тебе…

– Чего? – взревел тот. – Куда-куда?

Излишним будет говорить, что после стычки с дембелями никто не дозволял себе такое обращение с Полковником. Он резко вскочил на ноги, с грохотом опрокинув стул. Доктор тоже встал с места. Стремительно быстро и совершено беззвучно. До сих пор помню этот контраст – здоровый, раскрасневшийся от ярости постоялец, бывший на две головы выше Листьева и вдвое шире его в плечах. И хирург, смотревшийся в сравнении с противником, как Давид перед Голиафом.

– Сколько я зарезал, сколько перерезал, – как-то буднично пропел хирург.

– Олег Палыч, вы же доктор! – напомнил кто-то из присутствующих.

– Вот такой я хреновый доктор, – улыбнулся Листьев.

И в этот момент наш постоялец кинулся на военврача. Ринулся, как танк. Сопя при этом, как паровоз. Стулья разлетелись в стороны, прочие гости вжались в стены. Лишь Листьев стоял, не шелохнувшись. И вообще выглядел он каким-то отрешенным. Я уж было подумал, что Олегу Павловичу самому в ближайшем будущем потребуется доктор, причем, вероятнее всего – тот, что на самом деле изучает внутренний мир человека – патологоанатом.

Но нет! Листьев шагнул в сторону, провел финт рукой… и Полковник, словно потеряв вес, оторвался от пола, сделал головокружительный кульбит в воздухе и рухнул спиной на стол, разнеся посуду на мелкие осколки.

– Весело у вас тут, – покачал головой доктор. – Думаю, теперь я буду заходить чаще…

Затем, оставив упаковку анальгина, хирург покинул ресторан. А наш постоялец, полежав еще пару минут, со стоном встал и поднялся в свой номер, где безвылазно просидел несколько дней. Когда он вновь вышел – на поясе Полковника висели рыжие ножны с штык-ножом, с которым он после никогда не расставался.

Глава 2. Дядя Степа

Спустя неделю случилось первое из тех загадочных событий, благодаря которым мы избавились от Полковника. Но, как показало время, смерть постояльца лишь добавила головных болей…

То было прохладное августовское утро. С моря дул необычайно сильный ветер, что не помешало Полковнику отправиться, по своему обыкновению, на прогулку. Пройдя мимо меня, тоже верного своей привычке, пьющего утренний кофе на крыльце гостиницы, и не удостоив даже малейшего взгляда, с неизменным биноклем и тростью, военный удалился к сопке. Через приоткрытую дверь доносился звон посуды – Леночка накрывала завтрак для военного.

Я уже допил кофе и собирался вернуться в тепло "Адмирала Казакевича", как на дороге, ведущей от деревни, появился человек, которого я ранее никогда не видел. На нем были армейские ботинки, джинсы и американская военная куртка цвета хаки до середины бедра, впрочем, не скрывающая конец бакелитовой кобуры, висящей через плечо. На левой руке у него не хватало двух пальцев.

Внутри меня что-то екнуло. Не знаю, каким образом, но я сразу понял, что этот тип пришел по душу Полковника. Будто почуял. Для верности я пересчитал ноги, чтобы убедиться, что их ровно две – не больше и не меньше. А про пальцы наш гость ничего не говорил.

– О, – щелкнул языком человек, поравнявшись со мной. – Сложно не зайти в заведение с таким названием! А можно ли у вас перекусить по-быстрому?

Голос его был какой-то мягкий… даже слишком мягкий. Я бы сказал – вкрадчивый. И нечто недоброе присутствовало в глазах. Его глаза вообще жили своей, отдельной от лица и всего остального тела жизнью. Пусть голос оставался мягким, на губах блуждала улыбка, но взгляд был холодным и цепким. Я б не удивился, если б там, в голове, с обратной стороны от глаз, светился красный экран, как у Терминатора, оценивающий обстановку и размер моих кроссовок.

– Конечно, – кивнул я, поднимаясь на ноги. – У нас отличная кухня.

Мы прошли в помещение. Я хотел предложить посетителю столик у камина, но он по-хозяйски уселся за сервированный для военного стол.

– Извините пожалуйста, – улыбнулась Леночка. – Но это завтрак для нашего постояльца.

– А вашего постояльца, случайно, зовут не Сан Саныч?

– Не имею ни малейшего представления, как его зовут, – ответил я. – Он сам настаивает, чтобы его называли "Полковником".

– Это на него похоже! – хохотнул гость. – Хорошо, что не генералом. У Сан Саныча шрам на щеке, – он указал вилкой на свое лицо, как раз на то место, где у нашего жильца присутствовал шрам. – И очень приятное обхождение. Особенно когда напьется. Стоять, детка!

Посетитель выдернул из кобуры "Стечкина" и направил его на Леночку, бочком продвигавшуюся к выходу.

– Вижу, что я не ошибся, – улыбнулся тип. – Давайте никто никуда не будет убегать, тогда я ни в кого не буду стрелять. Поверьте мне – это очень неприятное зрелище – собственные мозги на стене.

– Полковник уже идет, – девушка кивнула на окно.

– Замечательно! Вы оба, – гость качнул стволом пистолета. – Садитесь за стол и только попробуйте пикнуть! Собственные мозги на стене…

– Да-да, это очень неприятное зрелище, – мрачно закончил за него я.

– Не люблю умников, – отрезал посетитель.

Мы сели за стол, а друг Полковника встал за дверью. Только теперь я заметил, что его колотит не по-детски! Я был испуган, а наш новый знакомый трусил еще больше!

Военный, не глядя по сторонам, вошел в ресторан и успел сделать несколько шагов, прежде чем увидел нас с Леночкой, сидящих за его столом, перепуганных до полусмерти. Только теперь он заподозрил неладное и начал медленно разворачиваться, нащупывая штык-нож на поясе.

– Давно не виделись, Сан Саныч, – поприветствовал его незнакомец, стараясь придать своему дрожащему голосу твердость и смелость.

– Дядя Степа! – выдохнул Полковник.

Он резко побледнел. А шрам, бывший, наоборот, обычно более светлым, стал пунцово-красным. У военного был вид человека, встретившегося с приведением. Или с дьяволом. А то и с самим Терминатором! И в этот момент он как-то… не знаю – постарел, что ли? От того грубого, надменного, уверенного в себе человека не осталось и следа. Теперь в ресторане "Адмирала Казакевича" стоял простой старик. Дряблый, испуганный старик.

– Можешь сесть за стол, Сан Саныч, – разрешил гость. – Я и сам, пожалуй, перекушу… а вы, оба, брысь отсюда.

Дядя Степа подождал, пока Полковник устроится на стуле, а затем, не сводя с него ствола пистолета, сел и сам.

– Ты нашел меня, Степка, с чем тебя и поздравляю, – произнес наш постоялец. – Вот он – я. Они-то тебе зачем? Отпусти!

– Нужны они мне, – усмехнулся гость. – Пусть валят. Хотя нет… девчонка пусть сперва принесет пива. И учтите! У меня здесь, – незнакомец покачал петардой. – Двадцать патронов. А это значит, что я успею положить двадцать человек в случае чего… а собственные мозги…

– Да помню я, – прервал я.

Всей шкурой чувствуя направленный на свою спину пистолет, не оборачиваясь, я вышел из ресторана. И только здесь смог вздохнуть. Леночка звенела посудой, а эти двое пока молчали. Переведя дух, на цыпочках, замирая каждый раз, когда под ногой скрипела половица, я прокрался в кладовку, где из кучи всякого барахла достал обрез "Арисаки" и горсть патронов. Плохой аргумент против "Стечкина", но за неимением лучшего… в былые времена, когда боезапас был побогаче, я навострился даже без мушки попадать по бутылке с двадцати шагов. Чем, собственно, и сократил количество патронов раз в пятьдесят.

Зарядив обрез, я прокрался обратно, где за стеной у двери уже пряталась Леночка, прислушиваясь. Но разговаривали они слишком тихо, чтобы я хоть что-то мог разобрать. Постепенно голоса становились все громче и мне удалось уловить несколько слов, главным образом ругань, в большинстве – от Сан Саныча.