– Отчего же. Это ведь всего лишь означает то, что я погиб, – пожал я плечами.
– В том-то и дело, что нет. Всякий раз после смерти хозяина узора его носитель теряет сознание, порой на несколько часов. А тут просто понимаю, что поводка больше нет, сам же при памяти. Поверьте, вы далеко не первый, кого вынимают с того света, и я ещё ни разу не слышал, чтобы наложенные им узоры исчезали.
Хм. А ведь и впрямь так оно и есть. Да я и сам на практике убедился в этом в доме убиенного мною курского дворянина Егорова, когда его пёс затих в будке. Похоже, причина в моём подселившемся к этому телу сознании и едином информационном поле Земли. Не суть важно. Я сделал жест Успенскому, чтобы он продолжал.
– Так вот, поначалу я решил, что это просто моя особенность, закурил и крепко задумался, как быть дальше. Первым порывом было сообщить Шешковскому о творящемся здесь. Но жизнь научила меня для начала остыть и выкурить трубочку, а если кровь продолжает бурлить, так и вторую не помешает. Пока курил и прикидывал варианты, ко мне прибежал Игнатов, сообщивший, что вас доставили в палатку целителя. А когда мы дошли до неё, то узнали, что вы живы, и спасли вас ваши компаньоны. То есть никто из нас сознания не терял, но как минимум я и Игнатов своих узоров лишились. Приплыли.
– Вы поняли, что в это попросту никто не поверит, и вас обвинят в измене, – улыбнулся я.
– Именно так и было бы. И тогда мы призадумались уже с Игнатовым на пару. По всему выходило, что злого умысла против престола или государства у вас нет, наоборот, все ваши действия направлены только во благо. Разве только желая избежать помех, вы походя преступаете закон. Впрочем, я не осуждаю. Поначалу-то, обретя независимость суждений, мы с Михаилом как раз полагали иначе. Но после четвёртой совместно выкуренной трубки кровь поостыла, в голове туман развеялся, и появилась ясность мысли.
– То есть простили меня? – склонив голову набок, поинтересовался я.
– Не простили. Но по здравому рассуждению поняли. Как сообразили и то, что вы не остановитесь и либо уничтожите нас, либо опять посадите на поводок. Поэтому пришли к единственно верному решению – уйти со службы в Тайной канцелярии и перейти к великой княгине Долгоруковой, дав ей вассальную присягу и приняв узор «Верность». Ну и заодно предложили создать свой Тайный приказ, благо, по сути, он уже имелся.
Поверил ли я ему? А какие варианты? И дело даже не в принятом им узоре «Верность». С одной стороны, он оказался между двумя берегами. Вернуться обратно, погибнуть, ну или как минимум пройти через семь кругов ада. Остаётся пристать к другому, тем более что это не противоречит его убеждениям.
– От амулетов «Поводок» избавились, Иван Артёмович? – поинтересовался я.
– А вы не проверяли? – удивился он.
– Не до того было.
– Не избавился. Не вижу в этом смысла, коль скоро собираюсь служить верой и правдой. Опять же, благодаря этому вы Марии Ивановне жизнь уже спасли, глядишь, в случае беды и меня горемычного не оставите.
– Хм. Надо бы подумать, получится ли наводить «Портал» по «Маяку».
– Чтобы поспеть, пока мне уши не отрезали? Было бы неплохо, – даже оживился экспедитор.
Впрочем, какой он теперь экспедитор. Не в том плане, что я сейчас начну формировать КГБ и величать всех безопасниками. В конце концов, как ты не назови, главное, чтобы работало. Просто он уже на должности дьяка. Интересно, озаботилась ли этим Мария. Сомнительно как-то, коль скоро проторчала столько времени подле моей койки.
– А ещё эдак ведь не сильно и запыхаешься в погоне за беглецом, – подмигнул я.
– Когда сделаете? – с надеждой поинтересовался Успенский.
– Эк-кий вы быстрый. Я уж пытался подступиться к этому вопросу, да пока без толку. Обычно решение само приходит либо легко, либо после недолгих раздумий, но куда чаще лишь бьюсь как рыба об лёд. Тогда я просто отставляю вопрос до лучших времён.
Ладная молодуха принесла чай, кофе, сахарницу с щипцами и корзиночку с пирожками. Расставила на столе и вновь оставила нас одних. Я потянулся к чашке с ароматным кофе и сделал глоток. Без сахара. Отколол кусочек и подсластил напиток. Ненавижу кофейную горечь, с сахаром оно куда приятнее. Хотя многие мои знакомые на это моё извращение только пальцем у виска крутят. Ну и пусть их. «У каждого свой вкус», – сказал Барбос и лизнул у себя под хвостом. Ага.
– Ладно. Давайте тогда к нашим баранам, Иван Артёмович. Мехмеда «Поводком» зарядили?
– И Мехмеда, и Ефремова, и троих казачков из его эскорта. Кстати, относительно секретности. Вам придётся смириться с тем, что целый ряд ваших тайн вырвется наружу. К примеру, очень скоро многим станет известно о том, что вы обнаружили алмазную россыпь. Пока полк был изолирован в военном городке, сохранить тайну было несложно. Но теперь наличие «Панцирей» и «Щитов» у всего личного состава, да ещё и у лошадей скрыть попросту нереально.
Ну а как я ещё мог объяснить такое количество камней? Но где именно находится эта россыпь, тайна за семью печатями. Я ведь понимал, что необходима легенда, вот и придумал самую простую историю. В такие обычно верят охотнее всего. Вот только надо бы подумать над тем, как это оформить поправдоподобней.
– Как не выйдет скрыть и факт использования большого числа волколаков. Так? – добавил я.
– Наши офицеры и унтера не из безлюдной пустыни, у всех есть родственники, знакомые, друзья. Тот же Воронин встретил среди казаков знакомого, с которым сталкивался в Астрахани. Найдутся и другие, кто так или иначе пересекался. Словом, рост дара не спрячешь, а это возможно только при одном условии.
– Я учту это, – задумчиво ответил я, отпив очередной глоток кофе.
– К слову, надо бы озаботиться подъёмом ранга мне и Игнатову, – заметил Успенский.
– Однако заявочка, – хмыкнул я.
– И не только нам, но и людям, которых мы привлечём к работе. Полагаю, что Мария Ивановна заинтересована в сильном Тайном приказе, а не в простой вывеске. К тому же потребуется расширять и шпионскую сеть, для чего не мешало бы подбросить ещё «Поводков», и с алмазами в том числе, порой в качестве источника куда предпочтительней простец.
– Сколько нужно комплектов?
– Думаю, что для начала по двадцать тех и других хватит. Ну и «Передатчики», конечно же.
– Разумеется. Как же без них. Кстати, Иван Артёмович, надо бы создать и свой Разбойный приказ.
– Я полагал, что об этом озаботится государь.
– Когда ещё его величество признает Азов российским городом. Помнится, казачки за четыре года азовского сидения так и не дождались царской милости. А нам нужно поддерживать порядок уже сейчас, потому что мы тут навсегда. Полагаю, что вскоре начнут прибывать первые поселенцы, благо свободного жилья хватает. А там, глядишь, Мария Ивановна развернёт строительство посёлков для переселенцев.
– Её высочество или вы?
– Ну, у меня-то пара-тройка идей по этому поводу, конечно же, есть, только реализовывать их я точно не стану. Мне бы какое дельце погорячей.
– Ясно. Но объединять Разбойный приказ и Тайную канцелярию… По-моему, это плохая затея. Они должны конкурировать, а не сосредотачиваться в одних руках.
– Даже не обсуждается, забирайте всё в свои руки. Мне нужна безопасность. Подбирайте кадры, налаживайте работу, обеспечьте порядок. Разделить вас после не составит труда. Поставить амбициозного начальника, и он сам всё устроит в лучшем виде. Главное, что механизм по обеспечению порядка, розыску преступников и соблюдению законности уже будет работать.
– Я вас понял.
– Кстати, Иван Артёмович, вас не насторожил тот факт, что у турок как-то уж очень много сильных одарённых? По всему выходит, как минимум двое находились в Азове на постоянной основе. Да ещё пятеро в армии Батал-паши.
– Да, меня это заинтересовало, и я поручил Игнатову заняться этим вопросом. Кстати, не мешало бы выделить ему амулет малого портала.
– На ходу подмётки режете.
– Что делать, времени в обрез.
– Я понял. Сегодня же вечером озабочусь, а завтра поутру передам.
В этот момент постучали в дверь, и когда Успенский разрешил, в кабинет вошла миловидная молодка в сарафане, выгодно подчёркивающем её стать. Она прошла к своему начальнику, передала лист бумаги, дождалась разрешения уйти и, поклонившись, оставила нас.
– Что это? – поинтересовался я.
– Запись прослушки Мехмеда. У него только что завершился разговор с ханом Гераем, – знакомясь с документом, слегка отстранённо произнёс Успенский.
– И что там? – поинтересовался я.
– То, чего я и опасался, Пётр Анисимович, – протягивая мне исписанный лист бумаги, произнёс он.
* * *