К вечеру Тешата и Данилыч приехали в город.
У окольничего в избе, низко согнувшись, стоял отказчик из вотчины Ряполовского.
Окольничий пересчитывал сложенные в стопочки деньги. Холоп отвесил земной поклон.
– Не трудись, господарь. Денга в денгу – тридцать рублев.
Но окольничий только зло покрутил головой и продолжал кропотливый счет.
Недельщик взглянул в оконце и замер от зависти и восхищения. Тешата робко терся подле холопей, перетаскивавших из колымаги в подклет гостинцы.
Стрелец просунул голову в полуоткрытую дверь:
– Боярского сына приволокли.
Не отрываясь от денег, окольничий приказал позвать недельщика.
Данилыч шагнул через порог и сочно причмокнул.
– Ты бы подсобил, Данилыч, чем зря глазеть. – И, с таинственною улыбкою: – Слюни-то подбери. Чай, и тебе доля тут полегла.
Покончив со счетом, окольничий выделил несколько стопочек для недельщика, а остальные сгреб в мешочек и хлопнул в ладоши.
– Веди подьячего и сына боярского, – бросил он сонно появившемуся у двери стрельцу.
Заломив больно руки, слушал Тешата, как читает подьячий ссудную запись. На его выпуклом лбу проступил крупными каплями пот. По короткой шее вертляво скользила вздувшаяся синяя жила.
– Повинен ты в том, что по сроце не вернул ссуду князю-боярину.
– Облыжно, осударь, оговорил меня тот Симеон. Николи ссудной кабалы мы с ним не писали.
Подьячий хихикнул в кулак и неожиданно плюнул в лицо Тешате.
– Не вели печенегу[27 - П е ч е н е г – лизоблюд.] бесчестить меня!
Стрелец и отказчик схватили Тешату за руки.
Окольничий топнул ногой.
– Ежели перстом шевельнешь, в железы обряжу!
Подьячий обиженно сморщился.
– Бесчестить честного можно. А сей по делом своим, яко та блудница. Глаголет же мудрость: плюй в очи блуднице, она же рече: се в очесах моих плювия[28 - П л ю в и я – дождь.] Божия.
Пришибленный взгляд сына боярского тщетно бегал по лицам, ища защиты. Но никто не обращал на него больше никакого внимания. Взоры всех были устремлены на подьячего, выводившего на твердой волокнистой бумаге постановление.
Окольничий, прежде чем подписать грамоту, повернулся к образам и прочел молитву. Остальные молча перекрестились. Тешата стоял, прислонившись бессильно к стене, и ждал решения. Точно продолжая молитву, в один скорбный лад, окольничий объявил, что с должника взыскивается вся ссуда с приростом.
Лютый гнев охватил оговоренного.
– Отдай мшел[29 - М ш е л – взятка.], христопродавец! – заревел он и вцепился в горло недельщику.
Данилыч ловким движением вырвался, юркнул за спину стрельца и смиренно опустил глаза.
– Не гневаюсь аз на сего человека за потварь. Се он не от умишка, а от кручины потварит на меня.
В ту же ночь Тешата пошел колымагою на Москву с челобитною.
Но в Москве, в приказе, его не приняли. Изо дня в день приходил он к порогу приказной избы и простаивал там до позднего вечера.
Наконец, над ним сжалился один из подьячих и, отозвав в сторонку, полюбопытствовал, какие привез он с собою дары.
Жалобщик воздел к небу руки.
– Видит бог, все отдал недельщику и окольничему!
Подьячий присвистнул.
Ожесточенно дергая головой, Тешата горячо рассказывал о сотворенной над ним неправде.
Сложив руки крестом на груди, подьячий строго прищурился.
– Да ведомо тебе будет до скончания живота, что всяк окольничий в губе от московского приказа поставлен творить волю великого князя.
Махнув рукою на все, оговоренный вернулся с сопровождавшим его стрельцом в губу.
Окольничий не пожелал слушать его и выслал на двор подьячего.
– Волю аз по обычаю древлему тяжбу нашу с Симеоном разрешить единоборством, – вызывающе объявил Тешата, глядя куда-то в пространство.
– Добро, – похвалил подьячий и оттопырил презрительно губы. – Охоч аз поглазеть, како поборются худородный с боярином.
* * *
Тешата продал все, что было в его усадьбе. Однако, подсчитав деньги, он понял, что на них не удастся ему подкупить бойца. Его людишки несколько раз пытались нападать на посады, но их всюду ждала неудача. Стрелецкие головы обыкновенно, из боязни вызвать гнев вотчинника, смотрели сквозь пальцы на грабежи боярских холопей. Тут же они отдали строгий приказ неотступно следить за деревушкой Тешаты и не допускать разбоя.
Пришлось скрепя сердце продать часть людишек и добрую половину земли.
Накануне борьбы оговоренный передал бойцу все свои деньги и ссудную кабалу, по которой обязался выплатить в два года двести рублей.
Боец сунул деньги за пазуху и сжал, как тисками, в своей руке руку Тешаты.
– Не кручинься и веруй.
Он хвастливо выгнул железную грудь и так стукнул ногой, что на голову хозяина упала сорвавшаяся с гвоздя икона и с шумом, точно от порыва буйного ветра, широко распахнулась дверь.
– Не бывало такого, чтоб уж орла одолел!