Вершина

А может это и правда была другая камера? Мало ли какие у них тут правила, и зачем понадобилось его переводить. Если он не знает причин, то это не значит, что их нет. Да и, по сути, какая разница? Ему от этого не горячо и не холодно. И в прямом и в переносном смысле. Подумав об этом, он удивился, что здесь и впрямь очень комфортный температурный режим. Было в меру тепло, но не жарко. Просто хорошо, если это слово применимо к данной ситуации в принципе.

Сергей понял, что хочет пить. Про еду пока речь не шла, организм находился в стрессовом состоянии и вырабатывал массу гормонов, которые заменяли ему сейчас пищу. А вот пить хотелось. Жаль он не догадался спросить у охранника. Подождав некоторое время, он убедился, что ничего не изменилось и про него, хотя и помнят, раз перевели в другую камеру, но общаться не торопятся.

Пройдясь по комнате, он остановился возле унитаза. Интересно, а если ему так и не дадут воды, а жажда будет усиливаться, сможет ли он перебороть брезгливость и попить оттуда? Он решил что сможет. Пока, разумеется, не готов к такому шагу, но если припрёт, то даже такой резервуар с водой лучше, чем никакого.

Походив из угла в угол, он опять прилёг, потому что было всего три варианта занятий: ходить, сидеть или лежать. Он решил лежать. И надо же, он опять уснул. Не так быстро как в прошлый раз, но всё равно. Да уж, мозг экономит энергию, подумал он проснувшись.

После пробуждения пить захотелось ещё сильнее. Возможно, что когда он спал, то дышал ртом, потому что там была просто пустыня. Всё страшно пересохло. Поколебавшись немного, он решительно встал и направился к унитазу, стараясь не думать о том, кто мог пользоваться им до него. Подойдя, ошарашено замер. Унитаз был пуст.

Воды не было совсем. Он провёл по стенкам, там, где она должна быть, пальцем. Там было сухо. Но ведь перед тем как уснуть, он же её видел. Недоумение сменилось облегчением, когда он понял, что нужно делать. Протянув руку, он нажал кнопку слива.

Ничего не произошло. Ни звука, ни движения, ни капли воды. Ноль. Зеро. Как будто его мысли прочитали и решили лишить его единственного доступного источника жидкости. А может, не прочитали, а догадались? За ним наверняка наблюдают, и когда он задумчиво рассматривал унитаз, поняли его мысли?

Почувствовав на себе чужие взгляды, Сергей поёжился. Это было неприятно. Сначала, он об этом совсем не подумал, но теперь, это казалось совершено естественным. Конечно, за ним наблюдают. Было бы странно, если бы не наблюдали.

Сергей опять лёг. Его что? Хотят уморить голодом и жаждой? Или это просто совпадение, и воды нет по техническим причинам? Но если хотят морить, то с какой целью? Что им от него нужно? Внутри росло негодование, что его даже не спросили. Он бы им всё и так рассказал. Ну, если бы это не причинило вреда кому-то другому, а только ему.

На этой мысли он решил задержаться. С этой стороны он был ещё не готов к разговору с похитителями и решил хорошенько обдумать, чего о своих знакомых и родственниках говорить не стоит, и есть ли вообще такая информация. Всё что приходило на ум, было каким-то пустяковым. Даже то, что раньше казалось важным, или серьёзным нарушением закона, сейчас, в новом свете, выглядело полной чепухой. Ну не будут похищать человека, чтобы узнать, как кто-то из его знакомых не заплатил налоги с заказа, или стащил что-то в магазине, и целый год об этом всем рассказывал.

Были ещё политические мотивы. Но ярых революционеров тоже не было. Так, кухонные возмущальщики.

Впрочем, морить его не стали. Через некоторое время в стене открылось отверстие, где стоял стакан воды и на тарелке лежал кусок чёрного хлеба, посыпанный чем-то белым. Он взял одну крупинку и положил на язык. Это была соль.

– На хлебе и воде? Серьёзно? В двадцать третьем веке? – сказал он вверх, тем, кто за ним наблюдает. Ему казалось, что они смотрят оттуда. Хотя, возможно, только казалось.

Глава 2. Вика

Как легко опрокидывается жизнь вверх тормашками. Сейчас ты идёшь по улице, думаешь, что всё под контролем, строишь планы. А через минуту уже лежишь в луже с разбитым лицом и смотришь, как люди в масках запихивают твоего парня в транс и увозят в неизвестном направлении. И оказывается, что ты вообще ничего не контролируешь. Всё это иллюзия, которая существует до тех пор, пока от тебя никому ничего не нужно. А как только понадобилось, то вот, пожалуйста. От этого легко впасть в депрессию.

Но обо всём этом Вика думала уже потом, вечером, в паузах между слезами и истериками. Лёжа в постели, она никак не могла понять, как такое вообще могло с ними случиться? И почему именно с ними? Да и, чёрт возьми, что именно случилось? Она не знала. Серёжку схватили, уволокли, затолкали в транс, но кто и зачем было неизвестно.

Сначала они отчаянно сопротивлялись, но после того, как её ударом в лицо отправили в лужу, она видела, что Сергей, как будто сдался. И она догадывалась почему. Он увидел, что она им не интересна, и хотел замкнуть всю эту историю на себе. Чтобы они ушли от неё. Она была в этом уверена почти на сто процентов. И считала, что это было очень самоотверженно с его стороны. Он практически принёс себя в жертву.

А она? Она просидела в луже, пока транс не улетел вверх. Да, она кричала, но ничего не сделала, не бросилась следом. Помогло бы это? Наверное, нет, но сейчас бы ей было гораздо спокойнее. А так, у неё было чувство, что она чего-то не доделала. Спасовала.

Она уговаривала себя, что это бы обесценило Серёжкину жертву, если бы на неё вновь обратили внимание. Но на душе было всё равно гадко.

Как только транскапсула улетела, Вика начала звонить в милицию. Патруль прилетел, но не меньше чем через полчаса. За это время можно было убить, изнасиловать и ограбить кого-нибудь многократно. Вика впервые вызывала помощь, и ей это показалось просто дикостью. В её взвинченном состоянии, эти полчаса показались вечностью.

Прилетевший патруль тоже не проявил особого энтузиазма и заинтересованности. Они вяло расспросили её о произошедшем, и с радостью бы убрались восвояси, сославшись на то, что кроме её слов нет никаких свидетельств произошедшего инцидента, собственно, так они и пытались поступить, но Вика вцепилась в них мёртвой хваткой.

Пришлось взять её и отвезти в отделение. Поскольку она была мокрая после валяния в луже, то в транс её сажать они тоже не спешили, боялись испачкать сиденье. Долго искали в багажнике, что можно подстелить. Вика наблюдала за этим в ужасе, думая о том, что если они так испугались её мокрых штанов, то, что было бы, если бы она истекала кровью? Бросили бы на улице умирать? Ждали бы скорую, но в свою «священную» транскапсулу не посадили?

В отделение её отвезли тоже не сразу. То у них поступил срочный вызов, и они поехали на него. Но особой спешки на этом «срочном вызове» не проявляли, как и с Викой. Вяло ходили, что-то выясняли и, как ей показалось, вообще ничего не сделав, улетели. Потом пришёл сигнал, что камера кого-то опознала, они «устремились» туда…

Вика сидела, прислонившись лбом к стеклу, и чем дальше, тем больше, впадала в апатию. Рядом были сотрудники правопорядка, которым она делегировала свои проблемы, и как большинство граждан думала, что они их сейчас начнут решать: ловить преступников, объявлять план перехват, делать хоть что-то. Но чем больше она наблюдала за их деятельностью, тем меньше верила, что они могут сделать хоть что-то. Вернее, может они и могут, но совершенно не хотят.

Когда её, наконец, привезли в участок, то оказалось, что он был совсем рядом с тем местом, где на них напали. Буквально, несколькими ярусами выше. Неужели нельзя было её туда сразу доставить, а не возить битый час по городу? Там её сдали человеку за стойкой и тут же уехали, чем в очередной раз шокировали.

Человек, с которым ей пришлось общаться, был вообще не в курсе кто она и зачем здесь. Информации о нападении в базе не было. Пришлось объяснять всё заново. Потом пришлось вручную, авторучкой, которую она не держала в руках со школы, заполнять заявление, кучу бланков, и всё это на бумаге!

Вика думала, что бумажный документооборот не существует уже более ста лет. Но оказалось, что в организации, от которой она ждала быстрого реагирования на её проблему, дела делаются именно так.

После того, как она всё заполнила, на что ушло опять не меньше часа, её отвели в кабинет, и она предстала перед человеком, сидящим за заваленным папками столом, и изучающим какие-то бумаги. Не отрываясь, он жестом указал ей на стул, куда она села и принялась ждать, когда же он, наконец, снизойдёт до общения с живым человеком. Произошло это не скоро, но чему уже тут удивляться.

Когда он всё же дочитал свои важные бумаги и закрыл папку, то поднял глаза на Вику и скромно улыбнулся. Вика подумала, что он видит её в первый раз, хотя она сидит в кабинете уже давно. Она не сказала ни слова, и он слышал только шаги, когда она вошла. Он мог представлять её как угодно. Мог думать, что в кабинете сидит мужчина, или бабушка, да кто угодно. А теперь вдруг увидел что это девушка и улыбнулся. Нужно было проявить свою половую принадлежность пораньше, думала она, покашлять, или сказать что-то между делом, может тогда бы не пришлось ждать так долго. Но она вела себя как мышка всё это время, и теперь немного об этом жалела.

– Хотите, угадаю, о чём вы сейчас думаете? – спросил внезапно мужчина.

Вика от неожиданности кивнула.

– Вы думаете, что попали в прошлое и всё здесь происходит нарочито медленно, как бы наперекор этому быстрому и суетному миру, так? – он лукаво прищурился.

Вика решила, что не будет играть в деликатность, и кивнула очень уверенно, мол, если вы всё понимаете, то почему не исправите ситуацию?

– Не нужно думать о нас плохо, мы делаем что можем, – слегка извиняющимся тоном сказал мужчина, – современный мир так устроен, что преступления совершать довольно трудно. Но если кто-то умудряется это сделать, то поймать его дело безнадежное. Девяносто девять процентов вызовов это бестолковая межличностная возня. Люди спорят, ссорятся, дерутся, а мы едем и вынуждены вникать в ситуацию, пытаться что-то предпринять, чем-то помочь. Хотя в большинстве случаев, им нужен психолог, а не милиция.

– Но мой случай не такой! – не выдержала Вика.

– Теперь о вашем случае, – сказал мужчина, – система сомневается, что он вообще имел место быть.

Вика удивлённо подняла брови, а слова застряли в горле. Увидев её замешательство, мужчина опять улыбнулся.

– Вам кажется, что вы всё время ждёте, а ничего не происходит. Но это совсем не так. Сигнал ушёл сразу после вашего обращения. Он обрабатывался нашей системой. Когда наряд до вас доехал, поиск злоумышленников уже давно шёл. По полученной от вас информации сразу началось отслеживание по всем камерам, но, увы, безрезультатно. Вас так долго везли и оформляли, потому что не было никакой необходимости спешить, пока система работала. Теперь она работу по вашей заявке закончила, и вот я с вами разговариваю.

– Иииии? – спросила Вика, но от волнения голос не послушался и из горла вырвался какой-то хрип, но человек её понял.

– И ничего! Лично я вам верю. Думаю, что инцидент имел место быть, но он как раз попадает в один процент настоящих преступлений, которые раскрыть, очень мало шансов.

– Я ничего не понимаю, – упавшим голосом сказала Вика.

– Именно для этого я с вами и разговариваю, чтобы всё объяснить, – сказал человек и вздохнул, собираясь с мыслями, – система не нашла подтверждений произошедшего преступления, кроме ваших слов. Если этого не произошло в первые часы, то дальше, уже вряд ли случится. Да, ещё несколько дней она будет пробовать разные алгоритмы, но опыт показывает, что если этого не получилось сразу, то и потом шансов практически нет.

– Что за система? – спросила Вика, потому что ничего уже не понимала.

– Наш искусственный интеллект, – сказал человек, – в современном мире преступлениями занимается он. Точнее, как я и говорил, большей частью несерьёзных нарушений. Но вот если кто-то научился хакать систему, или оставаться незамеченным для неё, или придумал что-то своё, нестандартное, а такие уникумы бывают, то ИИ может просто быть в неведении относительно происходящего. Он вычёркивает эти случаи из своей оперативной памяти, и они попадают сюда, – и человек похлопал рукой по бумажным папкам.

– Вы же говорили, что эти преступления не раскрываются, – сказала Вика.

– Но это не значит, что не нужно пытаться. И потом, я немного преувеличил. Далеко не всё, но кое-что мы таки раскрываем, – человек откинулся на спинку своего кресла, – мало кто знает, как работает современная милиция, и тем более люди забыли, что вообще существует преступность. Я имею в виду настоящую преступность, а не драку на улице, или ещё какую-нибудь ерунду. Преступления не показывают в новостях, эта практика давно прекратилась. Я против этого ничего не имею. Любой обыватель, который нарушит закон, скорее всего, предстанет перед судом в тот же день. Но это обыватель…

– Стоп, стоп, стоп, – Вика затрясла головой, – зачем вы мне всё это говорите, и какое всё это имеет отношение к похищению моего друга?

– Я всё это вам говорю, потому что, как уже сказал, верю в вашу историю. Наш ИИ не верит, а я верю. Поэтому хочу, чтобы вы поняли принцип нашей работы, и мы с вами плодотворно сотрудничали. Формально, я могу закрыть дело хоть сейчас. Но я не хочу поступать формально. И дело тут не в вас, хотя вы, безусловно, очень милая девушка, а как раз в том, как наша работа организованна.

– Спасибо, – запоздало среагировала на комплимент Вика.

– В мегалополисе Москва, при двухсотмиллионном населении, каждый год бесследно исчезают тысячи человек. У нас сотни миллиардов камер! А люди исчезают. Как такое возможно? Да, некоторых, бывает, находят, но меньшинство. Где остальные? Знаете, как дальше будет работать алгоритм поиска? – спросил человек.