Гори, гори ясно

– Она всё намёками говорила, – сказала Вера минут через десять. – Не скажу, что я всё поняла. Дома поясню подробнее, там и поговорим, ладно?

– Конечно. – Я не без опаски смотрел теперь в зеркала заднего вида и боковые. Но ничего постороннего там не появилось, и мы добрались домой аккурат к возвращению детей из школы.

* * *

Дети быстро согласились считать зеркало загадочной машиной, ни в коем случае не трепаться о нём и вместе его изучать. С максимальной осторожностью. Аня и Денис тут же умчались к себе искать сведения о зеркале по надписям на его раме, и по внешнему виду. Словом, процесс пошёл. А мы с Верой сняли повязки с лап у кошек – ранки уже зажили, надо же! – и убедились, что на выстриженных животах не осталось ничего постороннего – геля для УЗИ, или ещё чего.

Кошки на удивление спокойно восприняли это невольное продолжение медосмотра, и вот уже Герцог возлежит на своём королевском коврике, а Плюшка у нас на столе. Всё чинно и по правилам. Прямо лепота!

Телефон позвонил уже под вечер. Филатова. Я показал номер Вере и та ощутимо напряглась. Анализы обещали прислать электронной почтой, почему она звонит? Не любим мы внезапные, особенно вечерние, звонки.

Я включил громкую связь.

– Константин Сергеевич? – голос Филатовой. – Вам сейчас пришлют итоги анализов крови, и всё остальное – для архива. С вашими животными всё хорошо, я очень рада за вас. Хотела бы снова извиниться.

– За что, Маргарита Васильевна? – спросила Вера. – Всё было отлично, мы в восторге, если честно. Так всё хорошо и быстро сделали.

– Замечательно! Я не смогла приехать сама – внезапные дела. Я попросила моих лучших специалистов всё сделать. Очень рада, что вы остались довольны. Ждём вас через год на плановый осмотр! Не болейте!

– Спасибо, Маргарита Васильевна, – произнесла Вера на автомате. Короткие гудки.

– Я ничего не понимаю. – Вера взяла меня за руку. – Если она не смогла приехать, то кто проводил медосмотр, с кем мы говорили?! Ты что-нибудь понимаешь?

Я вздохнул. Вера не любит, когда пожимают плечами. Я помотал головой.

Мы посмотрели на Плюшку. Она старательно мыла выстриженный живот. Покосилась на нас – смотрите, пёс с вами! – и продолжила.

9. Чёрная метка

На следующее утро позвонили родители Веры и попросили съездить в их деревенский дом, тот самый, доставшийся от тётки. Тесть оставил там инструменты, попросил забрать. Давно уже уговаривали продать дом, пусть он и близко, но жить там постоянно в обозримом будущем никто не собирается. Но он ни в какую не соглашался – у человека должен быть настоящий, собственный дом, построенный предками.

Ну нет, так нет. Деревня вполне жива и здравствует во многом благодаря сыроваренному заводу поблизости. Дом хоть и пустует, но под присмотром, соседи напротив следят за порядком. «Наше поместье», – как говорит Вера, когда родителей нет рядом.

– Съездишь? – попросила Вера. – Я бы составила компанию, но мне сегодня в институт. Папа ворчать будет, если снова откажемся. У тебя когда встреча с твоим автором?

– Пока не договорились. В субботу, вероятнее всего.

В общем, я согласился. Когда дети ушли в школу, мы с Верой вместе посмотрели на «секретные материалы» – составленный нашими общими усилиями список того, что уже узнали о зеркале и о людях, как-то причастных к недавним событиям.

– В клинике все были уверены, что это она, – сказала Вера. – И вот, смотри. – Она показала снимок – там, где Филатова, или кто это был, осматривает Герцога. Очень уж забавное «выражение лица» у Герцога было, а Филатова ничуть не возражала против съёмок.

На снимке я увидел всё того же сфинкса; хотя зеркал там нет, но есть шкаф со стеклянной дверцей. Оттуда сфинкс и выглядывал, причём смотрел прямо в объектив. Мне уже удаётся держать себя в руках, Вера ничего не заметила.

И Филатова на этом снимке вполне настоящая.

– Позвонить туда и попросить позвать того человека, который вчера проводил медосмотр?

– Позвони, – согласилась Вера.

Нам позвали Инну Железнову. Вера спросила у неё какую-то мелочь, поблагодарила и извинилась, что отвлекает по пустякам. Ну и прочие китайские церемонии с обеих сторон.

– Ничего не понимаю. – Вера посмотрела мне в глаза. – Выходит, что там считают, что Инна одна всё делала. Тогда я хочу поговорить с Филатовой ещё раз. Так, чтобы она была настоящая.

– Проще всего съездить туда, в её офис. Там её проще застать. Договориться?

– Договориться! – Вера взяла меня за руку. – Я полночи заснуть не могла. Это уже ни в какие ворота!

– Тогда вот что. – Я позвонил, и буквально за пять минут договорился о визите на следующую неделю, точно так же, во время её обеденного перерыва. – Есть ещё три фотографа, которые были на той выставке, и с которыми я не успел созвониться. И мой отзыв о выставке, я точно помню, что ничего не писал, но уже третий раз о нём упоминают. Я хочу увидеть его. Поможешь?

– Конечно. – Вера обняла меня. – Ближайшая электричка через час. Обязательно позвони, как доберёшься.

* * *

«Фонарной» у нас нет, но пару ящиков в шкафу моё «светоносное хозяйство» занимает. На этот раз я решил взять что-нибудь серьёзнее и остановился на портативном фонаре в шесть тысяч люмен. Тот самый, первый в моей нынешней коллекции, зайчик от которого мы наблюдали на далёком строящемся доме. Всерьёз его использовать негде, во всех ситуациях хватало ручных фонарей.

Понятно, что это ребячество. Но если яркий свет уже который раз выручает, то грех не взять с собой его источник. Мама говорит, что я в детстве жутко боялся темноты, но сам я ничего такого не помню.

Время в поезде пролетело быстро, я потратил его с пользой, портативный компьютер – это вещь. Да и народу в вагоне оказалось мало, всего три человека. Оно и понятно: октябрь, вот-вот снег ляжет. Огородные хлопоты до весны завершены.

По дороге от станции прошёл мимо продуктового, чуть не зашёл машинально. Опомнился, уже взявшись за ручку двери. Продукты не нужны. Только отпустил ручку, ни с того ни с сего вновь пришли на ум слова «it thinks». Ну нет, не дождётесь. Стараясь даже не смотреть в сторону витрин, я твёрдым шагом направился дальше.

Оба «волшебных слова» не отпускали, по дороге попалось несколько домов, и, когда проходил под их окнами, слова словно громче звучали. Минут через десять я уже подошёл к нашему дому и фраза «отпустила». Ну и замечательно.

– Папа просил, чтобы ты слил воду из железной бочки, – сказала Вера. – Они в этом году уже не выберутся. А соседи присмотрят, папа договорился.

Слить так слить. Но вначале – инструменты. Они уже сложены – упакованы в контейнер. Их действительно просто забыли. Окна забраны ставнями; если что – дрова и уголь есть в сарае, но надо проверить, хватит ли на зиму. Повезло с соседями, они проследят, чтобы дом не промёрз, чтобы кто чужой не залез. Собака у них умная, почуяла меня, безошибочно определила, что свой, даже лаять не стала. Выглянула, повиляла хвостом, и снова в будку.

Я прошёлся по комнатам, проверил, что к зиме всё готово. Так. Теперь слить воду; проверить, что колодец надёжно закрыт; проверить, что дрова и уголь на месте, и можно уезжать.

После прохладного полумрака дома показалось, что на улице жара. И то верно – солнце жарко, по-летнему светило. С чего бы это? Самый-самый последний тёплый день этого года?

Я заглянул в бочку, она полна чистой воды; листья, конечно, нападали, но стоило их убрать, и стало видно, насколько прозрачна вода. А холодная! Такой умываться поутру – враз разбудит.

Фраза вновь начала лезть в уши. Да что за наваждение! Слить воду, всё проверить и уезжать. Не нравятся мне эти два надоедливых слова.

Показалось, что голова стала колоколом, и кто-то в него ударил со всей силы. Я осознал, что схватился за края бочки; если бы не это, вполне мог бы окунуться в ледяную воду. Что за…

Когда удалось совладать со зрением, я понял, что в воде отражаюсь вовсе не я. Из бочки на меня смотрела незнакомая рыжеволосая женщина в ярко-красной кофте, с овальным лицом и тёмными, глубоко посажеными глазами.

– Напрасно вы уклоняетесь от разговора, – сказала она, улыбнувшись. – У нас всего четыре с половиной минуты, господин Загорский, прежде чем нас с вами заметят.

* * *

Я выпрямился. Первым побуждением было бежать куда подальше. Я оглянулся – деревня как вымерла. И тишина вокруг: ни птиц не слышно, ни другой живности. При том, что деревня большая, пустующих домов немного. Я попробовал отойти от бочки, ноги словно сковало. Очень мило.

Я включил камеру и диктофон на телефоне и снова склонился над бочкой.

– Для вас это – вопрос жизни и смерти. – Женщина уже не улыбалась. Губы её – отражения – двигались, но голос я слышал так, словно женщина стояла напротив меня по ту сторону бочки. – Я заметила на вас метку. При других обстоятельствах я просто заставила бы вас всё забыть, но сейчас у вас просто не будет ни единого шанса.