О повести г-жи Кохановской «После обеда в гостях» в 16 № «Русского вестника»

О повести г-жи Кохановской «После обеда в гостях» в 16 № «Русского вестника»
Константин Сергеевич Аксаков

«Среди множества повестей, поставляемых в журналы, редко встречаются такие, на которых бы внимание могло остановиться долее того времени, какое нужно на прочтение их. Хотя бы повесть была подписана и известным именем в литературе, – все же заранее знаешь и приемы и направление, раз высказавшиеся, знаешь весь состав повести и даже относительное количество входящих сюда составных частей, – так что никакого труда не стоит тут же разложить химически создание современного сочинителя повестей и романов, потому именно, что это не создание, а состав, сделанный с большою ловкостью и изредка с талантом…»

Константин Сергеевич Аксаков

О повести г-жи Кохановской «после обеда в гостях» в 16 №. «Русского вестника»

Среди множества повестей, поставляемых в журналы, редко встречаются такие, на которых бы внимание могло остановиться долее того времени, какое нужно на прочтение их. Хотя бы повесть была подписана и известным именем в литературе, – все же заранее знаешь и приемы и направление, раз высказавшиеся, знаешь весь состав повести и даже относительное количество входящих сюда составных частей, – так что никакого труда не стоит тут же разложить химически создание современного сочинителя повестей и романов, потому именно, что это не создание, а состав, сделанный с большою ловкостью и изредка с талантом.

Тем приятнее было встретить неожиданно рассказ, отличающийся от прочих произведений в этом роде. Мы говорим о повести «После обеда в гостях», помещенной в 16 № «Русского вестника» нынешнего года. Эта повесть так замечательна, что мы не можем удержаться, чтоб не сказать о ней несколько слов.

Прежде всего останавливает нас значение содержания самой повести, значение чисто внутреннее, психологическое. Одно уже это содержание обличает в сочинительнице необыкновенную глубину взгляда и понимание нравственного мира. Вот в чем дело. Молодую девушку против воли выдают замуж (случай, к сожалению, нередкий и не нуждающийся в осуждении), и ее душою овладевает ожесточение, ожесточение страшное, безжалостное, свирепое. Душа оцепенела, и молодая женщина равнодушно смотрит на горькие слезы терзающейся матери, только тут понявшей, что она сделала, на мучения мужа. Жалости, сострадания, любви нет места в этой ожесточившейся душе. Когда мать, провожая молодых, стала по обычаю потчевать их блинами и слезы у нее капали на тарелку, – «солоно будет масло, матушка», – говорит ей молодая женщина. Всякий, кому пришлось бы встретить в своем ближнем такое страшное, неподвижное состояние души, как бы схваченной судорогою, как бы застывшей в холодном озлоблении, понял бы, что при таком состоянии, при таком полном исключении любви и добра, – нет той жестокости, перед которою остановился бы человек, нет того раздирающего положения, того сострадания, которое могло бы умилить, подвигнуть на жалость. Это – не раздражение, не увлечение гнетом, это – холодное озлобление, оцепенение души. Понятно, что такое состояние далеко становит человека от учения Христа, ибо это состояние есть исключение любви из души человеческой, а стало быть, и исключение учения любви. Молитва невозможна; она может исполняться лишь наружно, как церковный обряд. Как, с ненавистью в сердце, молить бога, который есть любовь? – «Даже от господа бога отступилась (так рассказывает сама эта женщина в повести)… Не могу я богу молиться, да и не могу, вконец не могу. Стану перед образами, да как положу на себе крест, уж он мне тяжел, тяжел показывается… так я постою и отойду…» Долго цепенела в этом ожесточении молодая женщина, и опять то же божественное учение пришло само к ней, чтобы пробудить в ней чувство любви и открыть затворенный самим человеком путь к своему Спасителю, путь, невозможный без любви. Однажды, сидя у окна, молодая женщина увидала, что под ее окном на завалинке сидит нищая или, лучше сказать, странница; она подала ей милостыню по обычаю, но странница заметила ее горе, заговорила с ней своею простою речью, и слова ее хотя глухо, но отозвались в ее душе. – Лицо это выведено с удивительною мерою, без малейшего усилия и приторности, во что так легко можно было впасть. И вот между молодою женщиною и странницею образовалась тайная связь и шли тихие беседы, которые, хотя не касались самого дела, но, по крайней мере, шевелили душу молодой женщины. Встреча с странницей только потрясла это ожесточение; душа поколебалась, но прежнее состояние еще не прошло. Молодые супруги, прожив с год таким образом, едут к матери. Тут дорогой молодой женщине, в душе которой шла какая-то тревога, захотелось пройтись, и она вышла из повозки; нужно было переходить через плохой мосток; муж хотел поддержать жену, но жена бросилась в сторону от мужа, не удержалась и упала под мосток; она не ушиблась, но муж был объят ужасом и мучением; молодой женщине стало жалко его. Едучи потом на повозке, она взглянула на мужа и в первый раз увидала его страдальческое лицо. Вдруг как бы завеса спала с глаз; послышав прикосновение духа любви, душа вся потряслась, и хлынул поток слез, в котором разрешилось ожесточение. Каков должен быть плач вновь наполнившейся любовию души после такого полного отсутствия любви, после такого страшного ожесточения! Это был великий плач, как выражается в повести сама рассказывающая свою историю женщина. Долго обнимала жена своего мужа, долго не прекращался плач ее. Душа воротилась в мир любви, в человеческое братство. И глубокая взаимная любовь и счастье мужа и жены венчают этот подвиг душевный.