Герой ее мечты

– Почему она не остановилась в доме своего дяди?

– Туда забрался скунс и отменно провонял весь дом. И, Ноубл, мне очень неприятно об этом упоминать, но от тебя самого пахнет немногим лучше.

– Знаю! – огрызнулся Ноубл и, развернувшись, быстро направился к двери. Будь все проклято! Кого он обманывает? Он давным-давно понял, что бессмысленно сопротивляться этой… этой потребности заботиться о Венис.

– Ты куда?

– Я найду Венис Лейланд и выброшу ее из борделя, из Сэлвиджа и из своей жизни!

– Мадам, не окажете ли любезность передать мисс Лейланд, что ее хотят видеть? – обратился Ноубл к блондинке за стойкой.

– Кейес Кейти, – представилась блондинка, опершись одной рукой о стойку и положив другую руку на бедро. Она наклонилась вперед, и из ее расшитого бисером лифа показались мягкие холмики грудей.

– Кейти, – вежливо произнес Ноубл, – я хотел бы видеть Венис Лейланд.

– Ну да, парень, и ты, и все остальные особи в брюках. – Она еще сильнее наклонилась вперед, чуть не вывалившись из верхней части платья. – Правда, ты выглядишь немного привлекательней, чем большинство жаб, проложивших сюда дорогу. – Потянувшись, она провела пальцем по его подбородку, но Ноубл, улыбнувшись, покачал головой:

– Скажите, что с ней хочет повидаться старый друг ее семьи.

– Ты? – Нахмурившись, Кейти выпрямилась и разгладила морщины на платье. – Друг Лейландов? – Она фыркнула. – Ты, случайно, не шутишь надо мной? Если это не так, то Венис просто вежливо пошлет тебя ко всем чертям. Она леди, ты же знаешь. – В этом заявлении гордость боролась с раздражением.

– Я не шучу.

– Что ж. – Кейти нагнулась и достала из-под стойки бутылку хлебной водки и стопку. – Выпей, пока ждешь. Здесь нет другого зала.

Повернувшись, она пошла через бар к лестнице, и при каждом шаге агатовые бисеринки подпрыгивали на округлых изгибах ее тела.

Вытащив из горла бутылки тряпичную затычку и налив себе на два пальца виски, Ноубл взглянул в огромное зеркало позади стойки. В нем отражался обожженный солнцем, обветренный мужчина в выгоревших, грубых хлопчатобумажных брюках и грязной, заплатанной дешевой рубашке – мужчина, который выглядел напуганным, как новобранец в первый день службы в армии. Какого черта он не принял ванну перед тем, как отправиться сюда?

Услышав, как позади него отворилась дверь в гостиницу, Ноубл снова взглянул в зеркало, чтобы узнать, кто пришел, и тотчас зажмурился.

Переступив порог, посетитель остановился, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Он был одет в коричневые, но не очень темные брюки и дорогую на вид спортивную куртку из твида, а его черные волосы блестели так же, как и смазанные макассаровым маслом пышные усы. Небрежным взглядом окинув зал, он остановил его на Ноубле и от удивления выпучил глаза.

– Маккэнихи, – с гнусавым бостонским выговором заговорил посетитель. – Почему я не удивлен, встретив тебя здесь, в таком ужасном месте? – Сняв шляпу, он обвел ею комнату.

Повернувшись кругом, Ноубл несколько мгновений рассматривал темную жидкость на дне стакана, а потом шумно глотнул.

– Не знаю, Торни, – в конце концов ответил он. – Быть может, ты искал меня? – Он оперся локтями о стойку у себя за спиной.

– Я вижу, ты забыл все, чему тебя учили. Пустая трата великолепного образования. То есть Йеля. – Кассиус Торнтон улыбнулся.

Ноубл помрачнел, словно смутился.

– Не уверен, Торни, – преувеличенно протяжно сказал он. – Диплом Йеля дал мне работу.

Кассиус позволил себе слегка заметно передернуться.

– Чтобы водить джентльменов в экспедиции, не нужно иметь университетское образование, дружище. Индейцы всю жизнь этим занимаются. Да, правда, считается, что ты выполняешь определенную работу для смитсонианцев.

– Торни, – Ноубл положил руку на грудь и в шутливой признательности кивнул, – ты прошел через все трудности, чтобы убедиться, что я жив? Не знал, что ты такой заботливый! Польщен до глубины души!

Кассиус сжал губы в тонкую линию.

– Я просто случайно услышал о твоем занятии, и это поразило меня, как может поразить любая странность. Так же ты вел себя и в Йеле. Ирландский выскочка. Все профессора насмехались над тобой. Но ведь если научить собаку говорить, то какая разница, что она говорит?

Единственным признаком ярости Ноубла была светящаяся искра в глубине его янтарных глаз, горевшая ярко, как огонь. Ноубл снял каблук левого башмака с перекладины стойки, Кассиус отступил назад, и Ноубл оттолкнулся от барной стойки. Его сухощавое тело неторопливо распрямилось, и он молниеносно, как пантера, оказался на расстоянии фута от Кассиуса.

Ноубл смотрел на Кассиуса, гипнотизируя его силой своего взгляда, а потом медленно наклонился вперед, и у Кассиуса на лбу выступили мелкие капли пота. Со злорадной улыбкой, искривившей уголок его рта, Ноубл наклонился еще ближе, и по плотному телу Кассиуса пробежала дрожь.

– Р-р-р! – тихо зарычал Ноубл.

Кассиус отшатнулся, а Ноубл засмеялся.

– Ты невыносим! – воскликнул Кассиус. – Лучшее доказательство твоего низкого происхождения.

Повернувшись к нему спиной, Ноубл вернулся к стойке и своему недопитому спиртному.

– Где владелец этого заведения? – зашумел Кассиус. – Хозяин! Бармен!

– Мисс Джонс ищет одного из своих… постояльцев. Она сейчас спустится, – ответила ему дама.

Ноубл скользнул взглядом по зеркалу, и сердце у него остановилось – на верху лестницы стояла Венис.

Она казалась черно-белой – тень и свет – на фоне темных бархатных портьер неосвещенного коридора. Благодаря платью целиком из кремового кружева, на темно-сером шелковом чехле ее тело казалось помещенным в сетчатый футляр; кожа была почти опаловой; волосы, полуночное облако, собраны в свободный узел на изящном затылке; глаза – Боже, ее глаза остались теми же! – неописуемого оттенка сумерек, словно ртуть, поглощающие свет. Венис всегда была скорее прекрасной, нежной зарисовкой утонченности и изысканности, чем завершенным портретом. Теперь милый маленький птенчик превратился в красивую горную ласточку.

Пока Венис спускалась по лестнице, Ноубл заставил себя расслабить руку, сжимавшую стопку, и сделал глубокий вдох.

– О, вот это сюрприз! Я никак не ожидала увидеть вас здесь… – голос Венис был удивленным, лишенным естественности, холодным; Ноубл старался придумать, что сказать, и как-то ответить на ее приветствие, как-то легко, непринужденно, – мистер Рид.

Взгляд Ноубла взлетел к зеркалу. Стоя на последней ступеньке, Венис гостеприимным жестом протягивала руки в перчатках, а Кассиус, сумевший совладать со своим гневом, склонился к ней.

– Что вы здесь делаете? – спросила Венис.

– Что я делаю здесь? Ну, спасаю вас от неминуемой скуки, дорогая леди.

Ноубл осознал, что внимательно прислушивается к разговору. Он всегда полагал, что Кассиус такой же, как все остальные из их племени: порочный, злорадный, но, в общем, безобидный. Но быстрый переход Кассиуса от гнева к полной невозмутимости был слишком резким. Это встревожило Ноубла, наведя на мысль о том, что Кассиус скрывает от Венис свою истинную натуру.

– Общие друзья рассказали мне о вашем решении поехать на запад. Меня это, конечно, не удивило. Если бы mon pere[1 - Мой отец (фр.).] решил в эти дни стать в Нью-Йорке всеобщим посмешищем, я бы тоже захотел уехать. Необходимость заискивать перед вдовствующими старыми дамами на приемах – это просто тоска зеленая.

– Это не совсем мое решение. – Венис говорила спокойно, но в ее голосе чувствовалась легкая напряженность. – Меня отослали, чтобы больше не появлялось никаких специально сфабрикованных статей обо мне. Похоже, я стала каким-то источником неприятностей.

– И какое вам дело до того, что думают о вас люди? – сказал Кассиус. – Могу поспорить, вам просто нравится показывать им нос – он к тому же чертовски симпатичный.

Одним небольшим глотком проглотив последние капли виски, Ноубл отставил стопку и, вытирая губы тыльной стороной руки, взглянул вверх. В глубоком потрясении широко раскрытыми серыми глазами смотрела Венис на него из зеркала. Их отраженные взгляды встретились и задержались, Венис сделала короткий шаг вперед и остановилась.

– Что ж, милая, вы, несомненно, выглядите много лучше, чем в нашу последнюю встречу, – сказал Ноубл ее отражению и почувствовал порочное удовольствие, когда ее руки взлетели к тщательно уложенным волосам.

– Вы? – Это был шепот.