– Он теперь постарел и присмирел, солдат.
– Куда направляешься? – опять спросил человек.
Клодий вскочил в седло, мигнул Сколе.
– К Альбанской горе, – сказал он. – Но только на одну ночь. Завтра я опять буду здесь.
Он повернул коня и поскакал по аллее в сторону Палатина. Трое спутников и тридцать вооруженных рабов двинулись следом за ним.
– Альбанская гора, на одну ночь, – задумчиво повторил Тит Анний Милон.
Он протянул через стол небольшой мешочек с серебряными денариями человеку, который окликнул Клодия из толпы.
– Благодарю, – сказал тот, поднимаясь на ноги.
– Фавста, – резко бросил через минуту Милон, врываясь в покои супруги. – Я знаю, тебе это придется не по нраву, но завтра с утра ты едешь со мной в Ланувий. Упакуй свои вещи и будь готова. Это не просьба, а приказ.
Для Милона женитьба на Фавсте явилась маленьким торжеством над Публием Клодием. Она была дочерью Суллы, а ее брат-близнец Фавст Сулла принадлежал к кругу Клодия, как и пользующийся дурной славой племянник Суллы Публий Сулла. Сама Фавста не входила в эту компанию, но связей с ней не теряла. Прежде она была замужем за племянником Помпея Гаем Меммием, пока тот не застал женушку в недвусмысленной ситуации с очень молодым и очень мускулистым мужчиной. Фавсте нравились мускулистые мужчины. А Меммий, несмотря на смазливую внешность, был худосочным, занудным и до противности преданным своей мамаше, сестрице Помпея, а теперь жене Публия Суллы.
Поскольку Милон был мускулист, хотя и не очень молод, ему не составило труда очаровать Фавсту и жениться на ней. Поднялся крик. Пуще всех вопил Клодий, даже громче, чем Фавст или Публий Сулла! Признаться, Фавста так и не излечилась от влечения к молодым и физически развитым ухажерам. Дошло до того, что однажды Милону пришлось высечь некоего Гая Саллюстия Криспа. Рим был доволен, хотя и не знал, что Милон выпорол и Фавсту, обуздав ее нрав.
К сожалению, Фавста пошла не в отца, в юности записного красавца. Нет, она походила на своего двоюродного деда, знаменитого Метелла Нумидийского. Грузная, коренастая, сварливая. Но все женщины одинаковы в темноте, поэтому Милон получал от нее точно такое же удовольствие, как от красоток, с которыми развлекался.
Помня о порке, Фавста не пыталась возражать. Она с тоской посмотрела на мужа и, хлопнув в ладоши, позвала своих слуг и рабынь.
Милон ушел и закрылся в секретной комнате со своим вольноотпущенником Марком Фустеном, который не носил имя Тит Анний, потому что стал клиентом Милона после освобождения из школы гладиаторов. Фустен было его собственное имя. Он был римлянином, приговоренным к гладиаторским боям за убийство.
– Планы несколько изменились, – отрывисто заговорил Милон. – Мы едем в Ланувий по Аппиевой дороге. Какая удача! Все знают, что я уже второй месяц собираюсь в мой родной город, чтобы предложить кандидатуру нового фламина. Никто не сможет сказать, что у меня не имелось причины оказаться на Аппиевой дороге. Никто!
Фустен, почти столь же крупный, как и его патрон, промолчал, но кивнул.
– Фавста решила ехать со мной, поэтому нам нужна большая повозка.
Снова кивок.
– Найми еще несколько повозок для слуг и для багажа. Мы там задержимся на какое-то время. – Он помахал запечатанным свитком. – Отправь это Квинту Фуфию Калену. Поскольку я еду с женой, хорошая компания не помешает. Кален нам подойдет.
Фустен кивнул еще раз.
– Нам также нужна полная охрана. – Милон кисло улыбнулся. – Фавста, несомненно, захочет взять все свои драгоценности, не говоря уже о столе из тетраклиниса, который она обожает. Сто пятьдесят человек, Фустен. Все в кирасах, шлемах, с оружием.
Фустен кивнул.
– И немедленно пришли ко мне Биррию и Эвдама.
Фустен кивнул и ушел.
Близился вечер, но Милон все еще хлопотал, отдавая распоряжения. Только когда совсем стемнело, он позволил себе удовлетворенно откинуться на подушки, чтобы насладиться запоздалым обедом. Все было сделано. Квинт Фуфий Кален пришел в восторг от предложения проветриться с другом, Марк Фустен подготовил лошадей для эскорта, а у повозок и просторной двуколки проверили каждую ось.
На рассвете явился Кален. Милон и Фавста неспешно дошли с ним до назначенного места за Капенскими воротами. Там толпились конники и стояла двуколка.
– Чудесно! – промурлыкала Фавста, усаживаясь на мягкое сиденье спиной к мулам.
От этих животных можно ждать всякого, на что воспитанной женщине смотреть неприлично. Напротив нее сели Милон и Кален, с удовольствием обнаружив перед собой небольшой столик для игры в кости и походной трапезы. На остальных местах возле Фавсты устроились ее служанка и слуга для Милона и Калена.
Как и все римские повозки, двуколка не имела рессор, чтобы сгладить дорожную тряску, но дорога между Римом и Капуей была практически ровной, покрытой слоем хорошо утрамбованной цементной пыли, которую в знойную пору время от времени поливали. Неудобство езды заключалось в непрерывной вибрации, а не в толчках. Естественно, челяди, разместившейся в менее комфортабельных транспортных средствах, приходилось хуже, чем господам, но все были рады сменить обстановку и в приподнятом настроении доехали до развилки в полумиле от Капенских ворот, где свернули на Аппиеву дорогу, оставив Латинскую в стороне. Фавста взяла с собой всех своих служанок, парикмахеров, банщиц, прачек, а также музыкантов и другую челядь. Милона сопровождали слуги, виночерпий, повара и пекари. У всех рабов, занимавших высокие должности, имелись собственные рабы. Всего, включая охрану, к Ланувию двигалось около трехсот человек. Колонна перемещалась со скоростью пять миль в час, было весело, и никто не сомневался, что путешествие благополучно закончится где-то часов через семь.
Аппиева дорога являлась одной из самых древних римских дорог и принадлежала Клавдиям Пульхрам – роду, к которому относился и Клодий, – ибо она была построена Аппием Клавдием Слепым и обязанность содержать ее в порядке между Римом и Капуей легла на его потомков. Вдоль этой дороги всех патрициев Клавдиев и хоронили. Поколения покойных Клавдиев лежали по обе ее стороны, – разумеется, были здесь представители и других родов. Памятники стояли не особенно кучно, их линия не была сплошной и порой прерывалась на целую милю.
Публий Клодий с удовлетворением убедился, что умирающий Кир беспокоился понапрасну. Не было сомнений, что величественное строение, спроектированное старым греком, будет неколебимо стоять над отвесным обрывом. О, какое место для виллы! Ее горделивый и дерзостный вид еще заставит задохнуться от зависти Цицерона, этого интригана и сплетника, этого cunnus, осмелившегося воздвигнуть себе новый дом такой высоты, что тот заслонил в доме Клодия вид на Форум. Поскольку Цицерон был страстным любителем загородных вилл, скоро он проедет по Аппиевой дороге и прокрадется к Бовиллам, чтобы посмотреть, что делает Клодий. И когда он это увидит, то от злости станет зеленее лугов Лация!
Проверка расчетов старого грека много времени не заняла, и Клодий мог уже к утру попасть в Рим. Однако ночь выдалась темной, безлунной, так зачем рисковать? Не лучше ли заночевать на собственной вилле недалеко от Ланувия, а когда рассветет, отправиться в путь? Тамошняя челядь найдет чем накормить хозяина и Сколу, Помпония и Гая Клодия, а рабы, у которых всегда есть что-то в загашнике, позаботятся о себе сами.
С восходом солнца он уже несся по Аппиевой дороге в сторону Рима. Его подстегивало стремление поскорее увидеться с Фульвией, без которой он редко куда-либо выезжал. Но она занедужила, и Клодий гнал скакуна, а эскорт опечаленно поспешал за ним следом. Нет, без Фульвии Клодий делался просто невыносимым! Все это знали, но приходилось терпеть.
Клодий легким галопом проскакал мимо Бовилл, не обращая внимания на отпрыгивавших к обочинам жителей, равно как и на их овец, лошадей, свиней, кур и мулов. День был базарным, но уже в миле от этого гудящего города местность казалась необитаемой, хотя до Сервиевой стены Рима было всего тринадцать миль. Земля по обе стороны дороги принадлежала молодому всаднику Титу Сертию Каллу, у которого хватало денег, чтобы не прельститься многочисленными предложениями о продаже этих роскошных пастбищ. В полях паслись красивые лошади, которых он разводил. Но великолепная вилла стояла так далеко от дороги, что ее не было видно. Единственной постройкой на обочине была небольшая таверна.
Впрочем, вдали виднелось что-то еще.
– Кто-то едет, их много, – сказал давний друг Клодия Скола, настолько давний, что они уже и не помнили, где познакомились и когда.
– Хм, – буркнул Клодий, взмахом руки приказывая своим людям посторониться.
Те мигом подались на обочину. Когда на дороге встречались две кавалькады, меньшая обыкновенно уступала путь большей, а к ним сейчас приближался приличный обоз.
– Наверное, Сампсикерам везет свой гарем, – пошутил Гай Клодий.
– Нет, – возразил, щурясь, Помпоний. – О боги, это же маленькая армия! На них кирасы!
В тот же миг Клодий узнал переднего конника. Марк Фустен!
– Дерьмо! – воскликнул он. – Это Милон!
Скола, Помпоний и Гай Клодий вздрогнули, лица их побелели, но Клодий пришпорил коня.
– Скорее! Гоним во весь опор! – крикнул он.
Двуколка с Фавстой, Милоном и Фуфием Каленом двигалась в середине процессии. Клодий, проносясь мимо, зло покосился на них и успел краем глаза заметить, что Милон высунулся и с ненавистью глядит ему вслед.
Поезд был длинным, но Клодий почти его миновал. Неприятности начались, когда он поравнялся с арьергардом охраны. Вооруженные конники пропустили первую четверку всадников, но потом развернулись и перегородили дорогу рабам. У некоторых из них были копья. Они тут же пустили их в ход, подкалывая чужих лошадей. Те мигом вздыбились, и несколько рабов Клодия упали на землю. Остальные, изрыгая проклятия, выхватили мечи. Клодий и Милон ненавидели друг друга, но эта ненависть была ничем в сравнении с взаимной ненавистью их слуг.
– Не останавливайся! – крикнул Скола, когда Клодий осадил скакуна. – Будь что будет! Мы уже проскочили!
– Я не могу оставить своих людей! – разворачивая коня, крикнул Клодий.
Арьергард охраны Милона замыкали самые верные его прихвостни, бывшие гладиаторы Биррия и Эвдам. И как только Клодий привстал в стременах, чтобы скакать к своим людям, Биррия поднял копье, прицелился и метнул.
Листовидный наконечник копья воткнулся в плечо Клодия с такой силой, что выбил его из седла. Он упал на дорогу и опрокинулся на спину, вцепившись обеими руками в тяжелое древко. Трое друзей, спрыгнув с коней, подбежали к нему.