Цезарь, или По воле судьбы

– Вы знакомы?

– Верцингеториг – мой двоюродный брат, – сдерживая дыхание, пояснила она. – Наши матери – сестры. Из племени арвернов. Разве я тебе не говорила? Я хотела сказать. Их обеих взяли в жены цари. Мою мать – Оргеториг, а его – царь Кельтилл.

– Понятно, – вежливо кивнул Цезарь. – Я бы сказал, Кельтилл пытался стать царем, но у него это не получилось. Именно потому его и убили, не так ли, Верцингеториг?

– Да, Цезарь, убили. Ты хорошо говоришь на моем языке.

– Моя нянька Кардикса была из арвернов. А мой наставник Марк Антоний Гнифон был наполовину саллувий. А в инсуле, принадлежащей моей матери, наверху проживали эдуи. Можно сказать, я рос под звуки галльских наречий.

– Значит, первые два года ты нас дурачил. Говорил через переводчика.

– Будь справедлив! Я не знаю германских языков, а ведь большую часть моего первого года здесь я пытался договориться с Ариовистом. И потом, я не очень хорошо понимал секванов. Потребовалось время, чтобы освоить языки белгов, хотя язык друидов мне дался легко.

– Ты не таков, каким кажешься, – сказал Верцингеториг, снова усаживаясь.

– А разве все люди такие, какими кажутся? – спросил Цезарь.

Он тоже решил сесть. Несколько минут беседы с этим строптивцем могли быть полезны.

– Возможно, и нет, Цезарь. Что ты думаешь обо мне?

– Молод, горяч, отважен, умен. Только тебе недостает проницательности. Неразумно было ставить в неловкое положение своих старейшин на таком важном собрании.

– Кто-то должен был высказать главное! Иначе все сидели бы и молчали, как ученики в школе друидов. Я многих задел за живое, – удовлетворенно сказал Верцингеториг.

Цезарь медленно покачал головой:

– Да, действительно. Но это не мудро. Я, например, хотел предотвратить кровопролитие. Мне не доставляет удовольствия проливать океаны крови. Подумай, за что ты ратуешь, Верцингеториг. Рим все равно победит, можешь не сомневаться. Так стоит ли вставать на дыбы? Ты же человек, а не лошадь! Ты способен собрать сторонников и повести их за собой. Так делай это разумно! Не заставляй меня принимать меры, которых я не хочу принимать.

– Ты предлагаешь мне вести мой народ к вечному рабству?

– Нет, я предлагаю тебе вести его к миру и процветанию.

Верцингеториг подался вперед, глаза его сверкнули, словно сапфир на застежке.

– И я поведу его, Цезарь! Но не к рабству. К свободе. К прежней жизни, к героям, к царям. И плевать нам на Ваше море! Верным в твоих вчерашних словах было только одно: мы, галлы, должны стать единым народом. Я могу этого добиться. И я добьюсь! Мы переживем тебя, Цезарь! Мы выгоним тебя и всех, кто попытается сунуться сюда после тебя. Я говорил правду, когда сказал, что Рим пришлет дурака вместо тебя. Народное правление ведет к одному и тому же: они предлагают безмозглым идиотам выбор кандидатов, а потом удивляются, почему выбрали одних дураков. Народу нужен царь, а не люди, которые каждый раз меняются по чьему-то желанию. То одна группа выгадывает, то другая, но весь народ – никогда. Царь – вот единственный ответ.

– Цари для нас ушли в прошлое.

Верцингеториг вдруг засмеялся:

– И это мне говорит римский царь! Ты ведь царь, Цезарь! Это видно по тому, как ты ходишь, как говоришь, как смотришь, как относишься к людям. Ты – Александр Великий, ненароком поставленный дурнями над собой. После тебя все обратится в прах.

– Нет, – возразил Цезарь, позволив себе улыбнуться. – Я вовсе не Александр. Я лишь эпизод римской истории. Возможно, весьма славный, надеюсь даже, что потомки сочтут этот эпизод самым славным. Но только эпизод. Когда Александр Великий умер, Македония пала. Его страна перестала существовать вместе с ним. И не только страна. Он отрекся от своих греческих корней и создал империю, потому что мыслил как царь. Он делал что хотел и шел куда хотел. Он мыслил как царь, Верцингеториг! Он составлял славу созданного им государства. Но чтобы эта слава не померкла, ему надо было жить вечно. А я – слуга Рима, и только. И когда я умру, Рим породит мне замену. Я сделаю Рим богаче, сильнее, могущественнее, но тот, кто придет за мной, использует и увеличит мои достижения. Почему? Потому что у нас на каждого дурака приходится по умному человеку. Это замечательная статистика. Гораздо лучше, чем в царских династиях. Там на одного достойного правителя приходится дюжина полных ничтожеств.

Верцингеториг ничего не сказал. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Ты не убедил меня, – наконец проговорил он.

Цезарь встал:

– Тогда будем надеяться, Верцингеториг, что нам никогда не придется выяснять, кто прав, на поле боя. Ибо если мы встретимся там, от тебя ничего не останется. – Голос его неожиданно потеплел. – Будь со мной, а не против меня! Мы поладим.

– Нет, – ответил Верцингеториг, не открывая глаз.

Цезарь покинул гостиную и пошел к Авлу Гирцию.

– Рианнон подбрасывает мне сюрприз за сюрпризом. Молодой Верцингеториг, оказывается, ее двоюродный брат. В этом отношении галльская знать походит на римскую: все тут друг другу родня. Присматривай за ней, Гирций.

– Значит ли это, что она тоже должна поехать в Лютецию?

– Конечно. Ей ведь приятно видеться с братом. Не препятствуй их встречам.

Маленькое некрасивое лицо Гирция сморщилось, карие глаза приняли умоляющее выражение.

– По правде говоря, Цезарь, я не думаю, что она способна тебя предать, кто бы ни были ее родственники. Она души в тебе не чает.

– Я знаю. Но она женщина. Она много болтает, делает глупости у меня за спиной. Пишет Сервилии. Глупее поступка нельзя и придумать! Пока меня нет, не говори ей ничего лишнего, Гирций!

Как и все посвященные в это дело, Гирций умирал от желания знать, что ответила рыжеволосой Сервилия, но Цезарь сам вскрыл письмо, а потом запечатал печаткой Квинта Цицерона, чтобы никто больше не прочел.

Завидев Цезаря с шестью легионами, сеноны сдались без боя. Они прислали заложников, повинились и немедля отправили делегатов в Лютецию, где галлы под не слишком бдительным надзором Авла Гирция ссорились, дрались, пили и веселились. Кроме того, эти несостоявшиеся мятежники послали отчаянное предостережение карнутам, ужасно напуганные грозным видом новых когорт – в блестящих доспехах и с новейшей артиллерией. Эдуи просили Цезаря за сенонов, ремы – за карнутов.

– Ладно, – сказал он Котию, вождю эдуев, и Доригу, вождю ремов. – Я буду к ним снисходителен. Тем более что мечи еще не были обнажены. Я очень хотел бы поверить, что они говорят то, что думают. Но я им не верю.

– Цезарь, им нужно время, – не сдавался Дориг. – Они как дети, которым раньше все дозволялось и от которых вдруг стали требовать послушания.

– Ничего себе дети, – кивнул Цезарь с усмешкой.

– Это образное выражение, – с достоинством отозвался Дориг.

– Сейчас нам не до образных выражений. Однако я тебя понял. Но кем бы мы их ни считали, друзья мои, будущее благополучие этих племен зависит от того, будут ли они соблюдать подписанные договоры. Это особенно относится к сенонам и карнутам. Треверы безнадежны. Их надо подчинять силой. Но кельты из центральной части Косматой Галлии достаточно умны, чтобы понимать значение договоров и обязанности, которые они накладывают. Мне не хотелось бы казнить людей, таких как Аккон у сенонов или Гутруат у карнутов, – но, если они предадут меня, я это сделаю. Не сомневайтесь, я это сделаю!

– Они не предадут тебя, Цезарь, – заверил эдуйский царь Котий. – Как ты сказал, они кельты, а не белги.

Цезарь вскинул руку, чтобы раздраженно взъерошить волосы, но передумал и лишь провел пальцами по щеке. Обладателям редких волос не стоит попусту тревожить прическу. Он вздохнул, сел и вновь глянул на галлов:

– Вы думаете, я не знаю, что всякое возмездие воспринимается как тяжелая пята Рима, попирающая права галлов? Я выбиваюсь из сил, стараясь заключить с ними мир, а в ответ меня обманывают, предают, презирают. Сравнение с детьми в данном случае неуместно, Дориг. – Он глубоко вздохнул. – Предупреждаю вас обоих, потому что вы решились просить за другие племена. Если эти новые соглашения не будут соблюдены, они пожалеют. Это измена – нарушать торжественные обещания, скрепленные клятвой! И если римские граждане будут убиты, я казню виновных, как Рим казнит всех предателей-неграждан и убийц, – я подвергну их бичеванию и обезглавлю. Речь идет не о простых людях. Я казню вождей племен, будь это предательство или убийство. Ясно?

Слова его звучали вполне спокойно, но в комнате вдруг повеяло холодом. Котий и Дориг переглянулись.

– Да, Цезарь.

– Тогда уведомите всех о моих намерениях. Особенно сенонов и карнутов.

Он встал и с улыбкой сказал:

– А теперь я могу сосредоточить все мысли и силы на войне с Амбиоригом.