Ловец человеков

Всё то время, что мы шли, я замечал то тут, то там людей. Самых обычных людей, идущих по своим делам, которые не выглядели ни напуганными, ни сбившимися, словно это я один здесь не к месту. Вот женщина, развешивающая бельё, или паренёк с кипой газет и в жёлтой кепке оказались вполне близко к нашему маршруту.

– Тут есть люди, – доверительно сообщил я, наконец-то нагнав посланника колдуна, хотя из-за этого у меня сбилось дыхание от нагрузки.

– А почему им тут не быть? Зазеркалье такой же мир, полный населяющих его существ.

– Но вы сказали, мы в зоне между жизнью и смертью, а не в зазеркалье. О, смотрите, кажется, мимо нас только что прошёл стекольщик, – я оглянулся на человека, нёсшего стёкла в специальной сумке на спине.

– Так и есть. Стекольщики – самые нужные люди на свете. Они поддерживают связи между мирами. Это в вашем мире все они вымерли, потому что их профессия устарела и считается ненужной. В этом же они по-прежнему продолжают исполнять свою важную миссию.

– Какую же?

– Довольно вопросов. Мы почти пришли.

После этих слов я забыл обо всём.

Осталось совсем немного, а потом я подпишу договор, заключу эту чёртову сделку или что там хочет колдун, отдам свой фантастикум, что бы это ни было, и получу то, что так желанно для меня. У меня реально появится та жизнь, о которой я только и мог мечтать. Всё остальное я забуду как страшный сон – прозябание в серой действительности, сумасшедший вечер и встречу с двояким стариком, его не от мира сего посланника и эту прогулку по зазеркальной стороне пространства-времени.

Мы подошли к витрине, по видимости, бывшего магазина женской одежды, судя по установленному на подиуме манекену в шляпке, пласированной юбке и туфлях-лодочках. Все остальные предметы, которые я мог различить в неосвещённом помещении, были расположены причудливым образом. Однако явно чувствовалась атмосфера заброшенности, словно никто не заходил сюда по меньшей мере лет двадцать, но при этом складывалось впечатление того, что какой-то человек всё же присматривает за всем этим добром. Предметы явно были разложены так хаотически не случайно. Возможно, хозяин, чьё дело прогорело, предаётся ностальгии, а возможно, специально нанятый работник следит, что бы в этой витрине всё оставалось по-прежнему, если какой-то смысл имела подобная демонстрация.

– Мы пройдём сквозь витрину в точности так, как прошли сквозь зеркало, – дал мне инструкции называющий себя допльгенгером, чтобы это ни означало.

Мне хотелось уточнить, разве не будет он над этой витриной проделывать такие же пассы руками, чтобы проход открылся, как у меня дома, но, взглянув на его серьёзное лицо с оттенком смутного напряжения, я передумал. Вдруг, если мы задержимся здесь, то не сможем вернуться? Тем более мой спутник должен знать, что делает, лучше меня. Так что, вытянув вперёд руки в волшебных перчатках, я коснулся кончиками пальцев стеклянной поверхности витрины, которая незамедлительно подёрнулась рябью и пропустила меня в своё нутро. Пространство расширилось и снова сжалось. В следующий миг я оказался на одной из незатихающих ни на час лондонских улиц на значительном расстоянии от своего дома. На площади церковные часы пробили полночь. Но полночь уже наступила, когда в мою квартиру вошёл этот посланник колдуна. Всё это до крайности странно. Поскорей бы оставить эту ночь позади…

За моей спиной светилась ярким неоном вывеска магазина одежды, а в витрине выставлялись вполне нормальные образцы современной моды. Мой провожатый стоял рядом, возвышаясь на полголовы, но снова казался тенью. В свете фонарей я не мог различить в его внешности и лице никаких подробностей. Он попросил назад перчатки и, когда я снял их с рук, сказал:

– Видите этот дом в конце улицы? Завернём за него и окажемся на месте.

Теперь мы шли плечом к плечу. Вернулись законы моего привычного мира.

– Я прав, думая, что вас бесполезно отговаривать от этой затеи? – вдруг так неожиданно и быстро проговорил допльгенгер, что мне потребовалась пара секунд, чтобы понять, о чём именно он спрашивает.

– Да, я не переменю своего решения, – отозвался я.

– Неужели вам так необходимо то, что пообещал вам Хозяин? – в его голосе послышались судорожно-истеричные нотки.

– Его предложение – единственная возможность, – начал пытаться объяснять я, потому что не хотел, чтобы он так нервничал из-за меня, хоть и не вполне понимал причину этого. – Я потерял всякую надежду на то, что в моей жизни наступят перемены. Мне всё опротивело, а потом вдруг так внезапно появился этот …колдун. С трудом верится, что он выбрал именно меня, чтобы помочь. Он так любезен и услужлив, а я прекрасно понимаю, что он не может помогать всем нуждающимся. Но, раз выбран я, ничто не удержит меня от заключения этой сделки.

– Мой хозяин не любезен и отнюдь не из жалости помогает смертным. Он змий. Он намерено подбирает такой момент, когда человек находится на распутье, когда надежда оставила его, но впереди существуют два пути, по которым он может пойти. Тогда мой хозяин соблазняет несчастного слабака сладостными обещаниями, и тот сдаётся, и так начинается его падение. Хозяин мимикрирует, притворяется, выдаёт себя за того, кем не является на самом деле, а потом втаптывает жертву в грязь и получает то, что измыслил получить с самого начала. Я сам повёлся на это, а до меня были и многие другие. Потому я и хочу предостеречь вас не доверяться его лести и лживым словам, какими бы приятными они ни были, потому что мёдом он пользуется, чтобы привлечь дураков.

– Я не дурак, – огрызнулся я, опять начиная считать своего спутника несколько сумасшедшим. Я прочувствовал это подсознательно и не случайно начал относиться к нему с некоторым опасением с самого начала. И я тем более не стану прислушиваться к его безумным речам.

– Я не хотел вас обидеть. Это было образное выражение. Я лишь хочу сказать, что сам был таким, как вы. Был тщеславен и самовлюблён и не мог думать ни о чём, кроме славы. Мне казалось, моя жизнь невозможна и невыносима до крайности. И меня предостерегали в своё время, но я и слушать не желал. У меня был шанс избавиться от вечных страданий и не быть тем, кем я стал, но я проигнорировал его. Поэтому теперь я обречён на невыносимые мучения в образе допльгенгера на службе у зла против собственной воли.

– Понимаю, и мне жаль вас, но я иду своим путём. Счастья мне не достичь, пока я не закончу то, что начал. Моя нынешняя жизнь ужасна.

– И я был таким же! Думал так же! – вскричал допльгенгер, заламывая руки в каком-то неестественном театральном жесте. Я вспомнил о своём сравнении его с актёром и подумал, сейчас подходящий момент для того, чтобы он начал рвать на себе волосы. – Я тоже не осознавал, что счастьем было то, чем я владею, а не то, к чему стремлюсь. Подумайте! Готовы ли вы расстаться с тем, что есть у вас сейчас? Задумайтесь о том, что именно придётся отдать. Расплата наступит скорее, чем вы себе представляете, поверьте мне. Если есть хоть малейшее сомнение, я отведу вас назад сейчас же, чего бы мне это ни стоило.

– Благодарю вас за сочувствие и предостережение, но я не передумаю. Мне нечего терять и не о чем жалеть. У меня ничего нет, кроме моей жизни, да и она мне не в радость. Если бы вы знали меня лучше, вы бы поняли, что я говорю правду.

– Вы уверовали в то, что это правда! – он едва ли не всхлипывал. – А мне опять предстоит быть свидетелем того, как зло восторжествует. Но я не способен на это. Я слишком слаб, чтобы наблюдать за тем, как ещё один бедняга скачет навстречу своей гибели, как все его планы обернутся крахом и он кончит жизнь раньше времени, и знать, что я тому виной. Колдун предвидел это с самого начала. Он намерено стал поручать мне именно эту работу – приводить новичков – потому что знает, что тем самым причиняет мне ещё большие муки. Он наказывает меня за то, что однажды я пытался противостоять ему и желал разрушить его злые намерения, – всё это было сказано с неподдельным страданием.

– Не вините себя, – сказал я твёрдо, потому что он искренне мучился. – Вы сделали всё возможное, чтобы меня предостеречь. По собственному решению иду я на этот шаг. Что бы ни случилось в дальнейшем, я не стану вас винить. Наоборот, именно вы открыли мне глаза на истинное лицо этого колдуна, так что при подписании контракта я буду проявлять большую осторожность и бдительность.

– Это не поможет. Он хитрее вас и всё равно заполучит то, что ему нужно.

– Это ещё предстоит увидеть. Не судите всех по себе.

Тут мы как раз завернули за нужный дом в конце улицы. Я с удивлением отметил, что на часах чуть более полуночи, хотя прошли мы изрядно. Мы уткнулись в нечто вроде сторожевой башни португальских колонизаторов. Ничего подобного прежде мне в Лондоне не встречалось.

– Дальше я с вами не пойду. Вам придётся в одиночку проделать остаток пути. Входите и поднимайтесь по лестнице. Полуотворённая дверь в освещённую комнату, туда вам и надо.

Я собрался пожать ему руку на прощание. Как-никак, но он доставил меня в нужное место, но тень покачала головой.

– Я потерял способность пожимать смертным руки, – его голос прозвучал крайне печально, насколько это было возможно при его бесцветности. – Берегите себя, если сможете.

Я кивнул и открыл дверь в башню, но оглянулся, прежде чем войти. Он отвернулся от меня, прикрыв рукой глаза в безмолвной скорби. Несчастный! Что перенёс он, прежде чем стать безвольной игрушкой в руках того, к кому я иду? Чаша страданий его души полна до краёв.

Ещё какое-то время допльгенгер продолжал так стоять, успокаивая свои искорёженные чувства, прежде чем сгинул в страну теней. Он страдал неимоверно, вспоминая и о том, что приключилось с ним самим. Теперь будет ещё одна жертва алчущего Колдуна. До каких пор ему предстоит являться несчастным глупцам, каким и сам он был когда-то, и провожать их к месту заключения сделок, где их чистые души обмениваются на какие-нибудь капризы и прихоти нестоящего материального мира? Сколь долго ему ещё предстоит наблюдать за тем, как у них отбирают самое дорогое? Это его кара, потому что однажды он попытался сопротивляться, ведь на службе у тёмных сил он по-прежнему не может мириться с некоторыми вещами. Хозяин всегда добивается того, что хочет, и получает то, что ему положено. Так что все они, в конце концов, попадают в зависимость от его воли.

Один фрагмент из многих похожих фрагментов детства Криса

Зимой в доках снега не бывает, либо его очень мало и он быстро стаивает. Но маленьким ребяткам порой так хочется налепить снеговиков и поиграть в снежки, что они готовы ради этих забав очень долго идти и идти до какого-нибудь парка, где с утра пораньше в выходной день почти нет людей, снега достаточно, а деревья припорошены, так что кажется, где-то совсем рядом скрывается какая-то тайна.

В один год зима оказалась поразительно морозной, и в одном парке прохожие часто могли видеть двух мальчиков, одетых очень похоже и в одинаковых ручной вязки шапочках, шарфах и варежках, которые постоянно играли или возились в снегу; а когда пруд превратили в каток, они стали кататься на коньках.

Любопытный наблюдательный прохожий уже знал, что они братья, что они приходят сюда издалека, потому что очень любят этот парк с его зимней тайной, что связь между мальчиками крепка, и что младший постоянно тормошит старшего разговорами на одну и ту же тему.

Вот, например, что мог подслушать этот любопытный наблюдательный прохожий из типичных разговоров этих двух маленьких мальчиков, если бы остановился неподалёку, пока старший помогал младшему справиться с коньками. Братья уже накатались и собираются домой, и младший начинает свои обычные просьбы. Чувствуется, что для него всё это представляет огромную важность.

– Генри, пойдём завтра в театр, ну пожалуйста! Давай сходим завтра в театр, – начинает младший жалобным голоском, будто для него этот поход вопрос жизни и смерти. Однако видно, что он большей частью притворяется. Словом, прирождённый актёр.

– Ты, как и я, уже выучил весь репертуар и должен помнить, что завтра идёт «Ромео и Джульетта». Мы уже смотрели этот спектакль дважды. И если мы даже и пойдём в третий раз, то как ты думаешь выполнять домашние задания? Другую ногу давай.

– Да ну их, – отмахнулся младший с деланным равнодушием, вытягивая левую ногу вперёд. – В школе скучно, а в театре нам дано познать саму жизнь. Школа этому не научит, – по-философски протянул он, совсем как взрослый. – И если мы сходим в третий раз, то ничего не потеряем. Спектакль ведь интересен, а актёры каждый раз преподносят свои реплики по-другому. И вдобавок, Шекспир не может надоесть.

– Ну, не знаю, надо спросить у мамы. Но она скажет, что мы опять собираемся потратить деньги, которых и так мало, на глупости.

Старший взял их вещи, пару коньков, младший поднялся со скамейки и взял его за руку, и они пошли к выходу из парка. Любопытный наблюдательный прохожий продолжал бы следовать за ними на почтительном расстоянии, но так, чтобы хорошо слышать продолжение разговора.

– Даже если она не разрешит, всё равно пойдём, – настаивал младший. – Ей не скажем. Ведь я не потратил те деньги, что она мне давала на обеды. Я их копил, и на билеты нам хватит. Я готов пожертвовать не только едой ради театра. Пища ничто по сравнению с тем удовольствием, которое я получаю от спектаклей. Я хочу ещё раз увидеть Ромео. Как только он начинает говорить, я не могу оторваться от него. Когда-нибудь я стану лучшим Ромео! Вот увидишь, Генри.

– Конечно станешь, малыш. Так уж и быть, я схожу с тобой на этот спектакль в последний раз, – его голос потеплел, в нём послышались любовь и забота. – Но свои сбережения оставь при себе. У меня тоже есть деньги, а маме ничего не скажем, если не спросит.

И они переключились на свои мальчишеские забавы.

Предварение

С самого детства старший брат водил меня в театр, но это было уже после того, как мама привела туда нас обоих. С тех самых пор любовь к артистическому миру, театральной сцене, огням рампы навсегда поселилась в моём сердце. Для меня почти не имело значения, куда мы пойдём смотреть представление, потому что я даже уличные балаганные выступления мог смотреть с открытым ртом. Любая сцена казалась мне другим миром, сказочным, волшебным, куда обычному человеку хода нет. Только актёрам, на которых я смотрел как на божеств. С поднятием занавеса для меня начинались чудеса, каким бы бедным ни был театр, какой бы ни шёл спектакль, как бы плохо и невнятно актёры не играли. Я всё равно продолжал видеть чудеса там, где никто другой их не замечал. Пусть бы неудачное представление освистали, а критики отметили сотни недостатков, для меня актёры всё равно оставались идеальными людьми, носящими в своём сердце отпечаток божественности. И я смотрел представление, затаив дыхание, боясь шевельнуться, чтобы тем самым не спровоцировать исчезновение чудесного. Двухчасовое представление ужималось для меня до нескольких минут, и некоторое время после окончания спектакля я ходил как оглушённый, перебирая в уме лучшие моменты или заново проигрывая забавные сценки. С нетерпением ожидал, когда снова смогу прикоснуться к этому волшебному миру, и вдвойне приятнее было, когда это случалось неожиданно. Например, мама уже приносила нам билеты, или Генри вёл меня на прогулку, и каким-то непостижимым образом мы оказывались рядом с театром и шли покупать билеты на сегодняшнее представление. Я даже играть любил больше всего в театр и изображал из себя актёра, выдавая реплики из любимых спектаклей, либо придумывая что-то своё, оригинальное, но всегда я предпочитал сценический мир чудесного.