Кабаре, или Жизнь продолжается

Кабаре, или Жизнь продолжается
Климентина Чугункина

Что бы ни случилось, жизнь продолжается, а в кабаре "Дивная пташка" каждый вечер дают шоу с участием знаменитой пары – насмешника-конферансье и красавицы-певички с ангельским голосом. Казалось бы, ни у кого не возникает сомнений, что двое артистов обладают всем, что можно только пожелать – славой, достатком, успешной работой, но за масками напускного веселья и легкой фривольности на самом деле лежит порочный круг, из которого ни один не имеет в себе сил выбраться. А ведь десять лет назад, после трагической гибели своего жениха, девушка из глубинки перебралась в крупный мегаполис, чтобы начать новую жизнь и избавиться от опустошающего одиночества. Но она не предполагала, что такая перемена может толкнуть ее в обьятия близкого родственника, о нраве которого все его бывшие подружки отзываются, понижая голос до шепота.

Климентина Чугункина

Кабаре, или Жизнь продолжается

Свет выключили. Уже минут как сорок во всём доме стоит темнота, и, как следствие, тишина, ведь и лифт не работает, и электроприборы в соседних квартирах молчат. Кажется, весь дом вымер, но только не улицы Нью-Амстердама, пусть и освещённые лишь одними автомобильными фарами. Вероятно, произошла какая-то крупная авария, раз здания не освещаются, а уличные фонари не горят. Телефонная линия, не зависящая от электричества, занята, видимо, многие сейчас звонят на станцию узнать, что случилось. Однако и в темноте жизнь большого города продолжает идти своим чередом, и люди всё также спешат кто куда по своим делам в этот вечерний час.

Я стою у окна, наблюдая за строгими силуэтами вышагивающих по тротуарам прохожих и за движением расплывчатых и неясных в свете фар машин. Я, однако, рад грянувшей так внезапно темноте. Непредусмотренный отдых. Жаль, такого не случалось в прошлом, когда работа в оркестре ресторана «Золотой век» отнимала у меня большую часть дня. Теперь же, играя, где придётся, но подолгу просиживая без работы, я имею долгие часы досуга, не зная, чем занять себя, и предаваясь постоянной меланхолии. С возрастом понимаешь, что время ускоряет свой ход, несётся всё быстрее и быстрее к концу жизни, и долгие часы ожидания для тебя проходят уже не так, как в юности. Томление больше не является таким невыносимым.

Когда-то я думал, что стану известным музыкантом и покорю лучшие сцены мира и сердца первых красавиц, но четыре года назад осознал, что игра моя посредственна, что я не блещу талантом, владея лишь виртуозностью хорошей школы, но не чувственностью и подлинным пониманием музыки, а группы, в которых я подвизался, оркестры, в которых работал, никогда не станут знамениты на всю страну и, тем более, не прославятся на весь мир. Осознав свои возможности, я понял, что для меня нет будущего, и дальнейшая безвестность стала пугать меня, в голову лезло всякое. В такие моменты только выпивка помогала найти забвение и отгоняла философские думы, которые так некстати взялись меня мучить. Постигнув собственное ничтожество, я стал скатываться всё ниже, спиваясь. Меня выгнали с последнего места работы, подружка, на которой я собирался жениться, назвала меня никчёмностью и сбежала. Я остался один в этой просторной квартире в роскошном доме, и почти каждый вечер, который я провожу не вне этих стен, компанию мне составляет бутылка виски или джина. Да, крепкий джин теперь мой единственный верный и неизменный товарищ, друг всех моих горестей.

Вот почему в тридцать четыре года я чувствую себя так, будто нахожусь на закате своей жизни.

Если бы не автомобильные фары, воцарилась бы полная темнота. Интересно, спешили бы и дальше тогда люди по своим делам? Что же должно произойти, чтобы жизнь крупного города прервалась хотя бы на несколько минут?

Окна этой комнаты выходят на оживлённое авеню. Я не имею привычки наблюдать за незнакомцами или вмешиваться в чужие жизни, но в данный момент только этим занятием могу скрасить минуты неопределённости.

Дом наш располагается почти в центре города. Два квартала отделяют его от Центрального вокзала, но не поэтому он считается элитным. В каждой квартире несколько просторных комнат с высокими потолками и шикарной ванной, в каждом подъезде два лифта и широкая мраморная лестница, ступени которой устилает ковёр; круглосуточно дежурит швейцар у парадного крыльца, он готов оказать жильцам любую услугу, благоустроенная территория внутреннего двора, куда нет входа посторонним, подземный гараж – мне повезло, что в молодости я решил осесть именно здесь и у меня хватило средств на покупку именно этой квартиры. По крайней мере, мне никогда не приходилось стыдиться своей крыши над головой.

Такси останавливается у входа. Я заинтересован. Кто прибыл к нам в этот час? Вижу, что выходит роскошная молодая женщина. Роскошная, несомненно, потому что на ней дорогое пальто, облегающая юбка, ажурные колготки и полусапожки на шпильках, а в руках небольшая сумочка (ныне подобные опять в моде). Она расплачивается, и фары мимолётно освещают её лицо. Я узнаю в очаровательной особе Рози Корину. Она моя соседка. Её квартира этажом ниже, прямо под моей.

Я знаю её уже десять лет. Она поселилась в квартире своего дяди сразу как переехала в Нью-Амстердам из какого-то захудалого городишки на Среднем Западе. Говоря, что знаю её, я имею в виду то, что её развращение происходило на моих глазах. На самом же деле мы редко общаемся, в основном, здороваемся да обмениваемся ничего незначащими фразами о погоде или работе, сталкиваясь на лестнице, в лифте или вестибюле. Она не из тех, кто заинтересуется таким как я, хотя однажды мне пришлось кое-что сделать для неё по настойчивой просьбе её дяди. Некогда меня и Акселя связывали приятельские отношения, но через несколько лет после приезда его племянницы наши пути окончательно разошлись. Я один из немногих, если не единственный, кто подозревает, какие именно отношения связывают их. И отдалился я от Акселя, когда узнал, что только благодаря его стараниям Рози превратилась из милой скромной девушки в порочную развратницу.

Оба они работают в кабаре «Дивная пташка». Он – конферансье, а она – певичкой. Безусловно, они очень талантливая пара, а их совместные номера прославили это заведение на весь мир. О «Дивной пташке» ныне считает необходимым упомянуть каждый путеводитель. Многие туристы из разных городов и стран приезжают в Нью-Амстердам не только ради самого города, но и специально, чтобы увидеть Рози Корину и Акселя Дюшенталя, услышать её трогающие до глубины души песни, оценить его виртуозные, ни с чем не сравнимые ужимки. Заглавная песня, настоящая жемчужина, открывающая шоу, не сходит с подмостков кабаре вот уже восемь лет.

Однако об их личной жизни слагают такие легенды, что популярность подобных слухов даже затмевает славу их артистических талантов. Аксель, сколько я его знал, всегда был бабником и распутником, и сплетням о нём я не придаю большого значения, тем более что лишь я один подозреваю, нет, почти уверен, в каком качестве он использует собственную племянницу. К Рози же я испытываю искреннюю симпатию с первых дней её появления в нашем доме, и мне неприятно узнавать о ней всё новые факты, порочащие её имя в ещё худшем свете, и видеть, как с каждым годом она позволяет себе всё большие непристойности. Ведь её считают даже более развратной, чем Акселя. Людская молва приписала ей все качества любительницы собственного пола, она была замешана в нескольких грандиозных скандалах, связанных с одним пикантным домом свиданий, и в кабаре знают, что она игнорирует мужское внимание, насколько это вообще позволяет её профессия. Я не понимаю, почему Рози терпит всё это, как может так спокойно относиться к подобным пересудам. Как ко всяким прочим деятелям сцены, подобное, конечно, только привлекает к их персонам внимание и увеличивает доходы кабаре. Все спешат поглазеть на главную развратницу города, не ведающую о морали и пренебрегающую приличиями, и на мужчину, чьи похождения сравнивают с нравами древнеегипетского фараона, обладателя трёх тысяч прелестных рабынь.

Но какие бы слухи о ней не ходили, я ни разу не видел, чтобы Рози привела к себе кого-либо хоть раз. Складывалось впечатление, что у неё вообще нет друзей. Всегда только она одна или с Акселем приходит в свою квартиру. Возможно ли, что она последовала примеру дяди и использует этот дом в качестве тайного убежища, отдыхая от своих приключений и бурных ночей, как он когда-то прятался здесь от неиссякаемого интереса многочисленных навязчивых подружек.

Оба обладают не просто притягательной силой красоты и внешнего очарования, но и обворожительным шармом, но, подозревая истину, я не могу не презирать его и не жалеть её. Их легко было бы причислить к баловням судьбы и любимцам толпы, но всё же в каждом есть что-то такое…

Звонок в дверь. Как странно… Гостей я не жду, так что не имею ни малейшего понятия, кто может звонить. Уж не Мисси ли это? Но я потерял всякую надежду, что она когда-нибудь вернётся. Наверняка просто ошиблись дверью, ненароком заблудившись в этой темноте.

Не забыв захватить фонарь, иду открывать.

На пороге сама Рози Корина. Никогда ещё за все десять лет она не одаривала меня своим посещением, да и какое ей может быть дело до такой пьяной образины как я, пусть она и слушает мои трубные упражнения каждое утро. Я знаю, соседи снизу оба не пьют и не курят, но стараются не выделяться этим среди прочих, и сейчас Рози пришла не за тем, чтобы составить мне компанию за бутылкой.

– Привет! – в её голосе слышится чудное придыхание. – Не впустишь девушку?

Ха! Она такая же девушка, как моя бабушка – королева испанская. Но я всё же отодвигаюсь в сторону, пропуская её. Сладкий шлейф её духов укутывает меня, словно саван. Она не переоделась у себя, только сняла пальто и оставила сумочку.

За столько лет я ни разу не видел Рози в «обычной» одежде или без косметики, или с уставшим лицом и опухшими глазами. Напротив, она всегда элегантно, хоть и несколько вызывающе одета, накрашена, точно собирается на приём, а её длинные волосы заплетены в какую-нибудь сложную причёску. Складывалось впечатление, что она родилась в подобном неизменном образе, что остаётся такой в ванной и постели, где угодно, что будто бы лишена человеческих слабостей, ведь на её лице всегда выражение довольства. Обворожительная женщина. Стараниями умелой руки Акселя её красота стала совершенной и постоянной. Вот и сейчас её глаза густо обведены и накрашены, на алых губах застыла полуулыбка, искусственный румянец горит, на ногтях изумрудный лак, волосы изящно зачёсаны назад. В придачу она обладательница потрясающей фигуры с длинными ногами и пышной грудью. Мечта любого мужчины. Но Рози недоступна ни для кого. Что с ней сотворила работа в кабаре? В кого превратил близкий родственник?

Наши взгляды пересекаются. Помню, когда я впервые её увидел десять лет назад, она показалась мне неискушённой провинциалкой, только-только окончившей школу и впервые прибывшей в большой город. К её лицу словно навечно приклеилась маска изумления. Сейчас же передо мной стоит независимая, раскованная женщина, осознающая, какими прелестями обладает, однако погрязшая в разврате, шокирующая окружение, сделавшая свою персону главным достоинством неприличного заведения. И при всём при том она взобралась на вершину славы, когда я пал так низко.

– Сколько лет мы живём бок о бок, сталкиваемся чуть ли не каждый день в лифте, я слушаю и знаю наизусть весь твой репертуар, а ты так ни разу и не пригласил меня к себе, – говорит она просто, без церемоний окидывая взглядом едва освещённое помещение.

Она давно перешла на «ты», я не был особо против, ведь старше всего на шесть лет. Не такая большая разница, чтобы важничать, но помнится, она начинала с того, что обращалась ко мне, как к уважаемому музыканту, точно я был мировой знаменитостью. Интересовалась моим здоровьем первые несколько месяцев. Аксель тогда объяснил мне, что в мелких городишках Среднего Запада все друг друга знают и что у них так принято, и добавил, что Рози здоровалась со всеми прохожими на улицах в первые два дня своего пребывания в Нью-Амстердаме.

– Не думал, что тебе может быть интересно у старого пьяницы, – отзываюсь я. Уже привык называть вещи своими именами.

Рози игнорирует мои слова.

– Я пришла попросить какой-нибудь источник света. Дома темно, хоть глаз выколи. Глупо, но у меня ничего нет на такой непредвиденный случай. Я и не предполагала, что подобное может случиться. Не знаешь, в чём причина этого безобразия?

– Какая-то крупная авария, раз даже уличные фонари не горят. Больше ничего не знаю, не могу дозвониться на станцию, – тут я немного приврал, но не говорить же ей правду.

– Да-да, верно, авария. Я слышала об этом в двух местах – от нашего швейцара и на выходе из кинотеатра. Я была в «Ретросинемаскоупе», когда всё это случилось. Экран погас на середине сеанса. Такая жалость! Деньги за билет вернули, но всё же… Я решила вернуться на такси. Не хотелось бродить в темноте, хотя пешком гулять я люблю. Но ты это знаешь, верно? Поэтому будь паинькой, одолжи фонарик, хоть какой-нибудь самый маленький, ладно? Только побыстрее, а то есть хочется. Холодильник потёк, наверное, но сейчас я готова умять, что угодно.

– Прости, Рози, мне нечего тебе одолжить. У меня только это, – я раскачиваю фонарём, и полутени пляшут по её лицу. – Если хочешь, можешь остаться у меня, пока свет не дадут. Еда для тебя найдётся. Не против?

Другого случая может не представиться, ведь я так давно мечтаю поговорить с этой красоткой, вызвать её на откровенность. Пришло время задать ей интересующие меня вопросы, чего бы это ни стоило.

– Нет, – она легко соглашается. – Всё равно из-за этой темноты все планы нарушились.

– Тогда на кухню, – я указываю путь, светя фонарём.

– У тебя точно такая же квартира, как у нас! Один живёшь?

– Сейчас да.

– Слышала, ты в очередной раз потерял работу. Ты поэтому больше не упражняешься?

– Да, – я морщусь. – Но давай не будем об этом.

– О’кей. О! – она смеётся. – Представляешь, я до сих пор не знаю, как тебя зовут на самом деле. Про себя я прозвала тебя Трубачом ещё с давних пор. Но, может, ты из тех людей, кто предпочитает обращение исключительно по имени?

– Так и есть. Фред, – скупо представляюсь я, игнорируя её многословную болтовню, и кладу фонарь на стол так, чтобы удобно было заниматься нехитрым ужином для Рози. Она по-хозяйски усаживается близ окна, где до этого предавался грёзам я, и привычным жестом неодобрения отодвигает чуть в сторону пустые бутылки. Грехи парочки снизу направлены лишь в одну сторону. Но… каждому своё.

– Очень приятно, Фред. Знаешь, иногда мне кажется, что мы с тобой давние приятели, хотя все эти годы лишь по чуть-чуть болтаем по-соседски. А всё из-за твоей трубы. Словно близкий человек тренируется в соседней комнате. Помнишь, однажды ты играл для меня песни Элвиса…

– По просьбе твоего дяди.

– Откуда ты…, – она едва не подскакивает на месте.

– Не важно, – прерываю я. – Раз уж ты здесь, может, расскажешь о себе? Ты всегда казалась мне такой загадочной.

– Брось. Я самая обыкновенная.

– Но о тебе ходят невероятные слухи.

– Люди вечно болтают глупости, – она передёргивает плечом. – Не могу же я всем заткнуть рот. О, смотри, женщина споткнулась, и, кажется, у неё каблук сломался. В такой темноте можно и ногу сломать, оступившись. Когда же дадут свет?

Она пытается перейти на другую тему, но я не позволю себя отвлечь. Рози моя гостья, но я не выпущу её, пока не выясню всё, что меня беспокоит. Как она сама сказала, мы точно давние приятели. И мне хочется наконец-то постичь её натуру. Я ставлю перед ней блюдо с тунцовым салатом, сандвич и кофе. Она благодарит и перекладывает фонарь так, что бы удобнее было есть.

Я не оставляю своих настойчивых попыток.