Мастодония

– Эйза, – всхлипывала она, – это просто ужас. Ну что сегодня за день такой, все наперекосяк…

Я усадил ее в машину, после чего вернулся за Хирамом. Схватил его за руку, отобрал палку и приказал:

– Хорош ругаться. Толку-то от твоих криков.

Хирам обернулся и удивленно заморгал. Наверное, не ожидал меня увидеть.

– Но, мистер Стил, я ему кричал-кричал, чтоб он не хулиганил, а он все равно нахулиганил!

– Ступай в машину, – велел я, и он послушно побрел вниз по склону.

– Пойдем, – сказал я Бублику; тот сообразил, что можно уже не охранять хозяйский дом, перестал лаять и радостно потрусил следом за мной. – В машину, – сказал я, и он запрыгнул на заднее сиденье, где устроился рядом с Хирамом.

– Что же теперь делать? – растерялась Райла. – Что тут можно сделать?

– Вернуться на ферму, – объяснил я, – и пожить там какое-то время.

– Эйза, я влюбилась в Мастодонию, – призналась она позже вечером. – Хочу, чтобы там был наш дом.

– Будет тебе дом, – пообещал я. – Большой и крепкий, чтобы никакой мастодонт не разломал.

– И еще, Эйза, я так хочу разбогатеть…

Тут я ничего обещать не стал, и Райла плакала в моих объятиях, пока не уснула.

Глава 31

Бен и Герб вернулись с нами в Мастодонию. Вооружившись полиспастом, мы поставили дом на место, а потом угробили почти весь день на его починку. Когда закончили, в нем снова можно было жить. Даже холодильник работал, хотя Стоячий изрядно над ним потрудился.

На следующее утро (вопреки протестам Хирама и Райлы) мы взяли два внедорожника и отправились на поиски Стоячего. Нашли его в низине и отогнали подальше от дома. Мастодонту это не понравилось, и пару раз он грозил перейти в атаку, но мы постреливали в него из ружей, заряженных безобидным дунстом, Стоячий при этом недовольно ворчал и охал на каждом шагу.

Отшуганув его миль на двадцать, мы поехали к дому.

Несколькими днями позже Стоячий вернулся в прежние угодья, но с тех пор не беспокоил нас, хотя предположу, что ему нередко снилась морковь. Хираму я строго-настрого приказал не подходить к нему; в кои-то веки он послушал меня и сделал, как было велено.

Мы не получали известий от Кортни уже несколько дней. Когда он наконец связался с нами, мы с Беном беседовали в кабинете. Бен указал на параллельный телефон: мол, возьми трубку.

Кортни сказал, что «Сафари» и киношники поддержали прошение о временном судебном запрете, но из-за множества неоднозначных аргументов с обеих сторон процедура займет больше времени, чем ожидалось. Одно из высказываний в поддержку Госдепа особенно возмутило Кортни: дескать, путешествия во времени представляют угрозу для здоровья людей. По словам Кортни, он был бы готов согласиться с тем, что путешествие в относительно недавние исторические времена может представлять такую опасность, но чиновники настаивали на том, что и миллионы лет тому назад существовали вирусы и бактерии, способные адаптироваться к человеческому организму и вызвать эпидемии, которые могут стать пандемией.

Что касается ЦРУ, новых вводных не поступало.

– Нельзя исключать, что их осадил Госдеп, – сказал Кортни.

Тем временем сенатор Фримор сообщил, что внесет в обе палаты конгресса билль об эмиграции обездоленных (или любых желающих) в доисторические времена. По словам Кортни, он интересовался, какой период будет наиболее благоприятным.

– С нами на линии Эйза, – сказал Бен. – Вопрос к нему.

– Какие будут соображения, Эйза? – спросил Кортни.

– Миоцен, – сказал я.

– Почему не Мастодония? По-моему, идеальное место.

– Временной промежуток маловат, – объяснил я. – Прежде чем создавать популяцию в прошлом, надо обеспечить достаточный запас времени, чтобы иммигранты не повлияли на развитие человечества.

– Но Мастодония находится в довольно глубоком прошлом, разве нет?

– Нет. Чуть больше ста пятидесяти тысяч лет назад, а этого мало. Можно вернуться на триста тысяч лет, и все равно окажетесь в сангамонском периоде, и это недостаточно далеко. В то время на планете уже появились люди – первобытные, но тем не менее. Нельзя допустить, чтобы наши современники столкнулись с ними.

– А как же вы и Райла?

– Нас лишь двое, и мы не собираемся пускать в этот период кого-то еще. Разве что транзитом. К тому же первые люди появятся в Америке не раньше чем через сто тысяч лет.

– Понял. Этот ваш миоцен – он далеко?

– Двадцать пять миллионов лет назад.

– Считаете, этого достаточно?

– Что-то хотя бы отдаленно напоминающее человека появится на планете не раньше чем через двадцать миллионов лет. А через двадцать миллионов лет от сего момента – то есть при первом потенциальном контакте иммигрантов с местными – на Земле уже не останется людей, если считать по нашей временно?й шкале.

– То есть к тому времени человечество вымрет?

– Или переселится куда-то еще.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Кортни. Помолчал и спросил: – Эйза, но почему именно миоцен? Почему не чуть раньше? Или чуть позже?

– Там уже есть трава, похожая на нашу, значит можно будет разводить домашний скот. Кроме того, трава делает возможным существование стад диких животных. Для поселенцев было бы важно иметь стада дичи; в первое время они обеспечивали бы их продовольствием. К тому же в миоцене неплохой климат.

– Почему?

– Завершился долгий сезон дождей. Стало суше, но влаги все равно хватит для сельскохозяйственных культур. Бескрайние леса, что покрывали почти весь материк, начали отступать под натиском пастбищ. Поселенцам не придется вырубать деревья под пахотную землю, но дров и пиломатериалов все равно будет предостаточно. В миоцене нет по-настоящему опасных хищников. По крайней мере, мы о таких не знаем. Это не меловой период с его динозаврами. Да, там водятся титанотерии, динохиусы, протослоны, но это не проблема, если под рукой есть крупнокалиберная винтовка.

– Звучит заманчиво. Расскажу обо всем сенатору. И еще…

– Да?

– Эйза, как вам эта мысль? Насчет переселения в прошлое?

– Ничего не выйдет, – сказал я. – Мало кто рискнет на такую авантюру. Эти люди – не первопроходцы и не захотят ими стать.

– То есть предпочтут остаться здесь и прозябать на пособие? Ведь других вариантов нет. Они угодили в ловушку бедности, а из нее так просто не выберешься.

– Думаю, большинство предпочтет остаться, – сказал я. – Здесь они хотя бы знают, чего ждать, а в прошлом нет никакой определенности.

– Боюсь, вы правы, – согласился Кортни. – План Фримора еще не приняли, но я надеялся, что он сыграет нам на руку, если суд откажет во временном запрете.

– Я бы на это не рассчитывал, – сказал я.