– Товарищ… тоже тряпичник. Больной лежит… Я и не посмотрел на него. Вот-то забыл! Эх, горе какое! Мамынька, вернуться бы?
– Да ты в уме ли, сынок? Я сама едва ноги волочу… Ты думаешь, легко мне!.. Натерпелась я горя-то… Пойдем уж скорее!.. Чтобы этот мужик нас еще поколотил?!
Вася не смел возражать; он зашагал около матери, а сердце его болезненно щемило, ему виделся Федя, один на полу, в жару… И тяжело ему было и совестно, что он в страхе, радости и суматохе забыл про больного товарища.
Долго они шли и совсем закоченели. Аграфена всю дорогу оттирала и отогревал сына. Наконец, с трудом добрели до вокзала.
Огромный вокзал был освещен, около него стояла масса экипажей, шло много народу. Аграфена и Вася боязливо вошли в зал; мать даже ахнула от ужаса: у Васи были совершенно побелевшие щеки и нос – он их отморозил. Увидели тут некоторые из публики, и все стали советовать одно, другое, давать лекарства, велели растирать. Вася молчал и даже не пикнул от боли: впереди ему радостно светилась деревня. Параня, бабушка, ребята и сломанное дерево у мельницы, где росли незабудки. И в горести всегда находятся добрые люди. Какая-то старушка дала Васе булку и 50 копеек денег.
Мать и сын сидели в уголке пассажирского зала III класса. Народу тут было тьма: мужики с огромными мешками за плечами, бабы с узлами, корзинами, с детьми; бегали носильщики, сдавали и везли багаж. Все суетились, кричали, куда-то спешили, толкались.
Аграфена и Вася только теперь пришли в себя от пережитого и сидели в углу, прижавшись друг к другу. Васе все казалось, что с ним случился какой-то необыкновенно хороший сон, что он скоро пройдет и опять наступит мрак, опять проснется он тряпичником в подвале, в грязи и смраде. Хотя у него распухли и болели отмороженные нос и щеки, но он молчал и на душе у него было весело.
– Ох, сынок, намаялась я… Вся душа выболела… Не думала, не гадала тебя найти… Думала, и не жив ты, болезный! – сказала, наконец, Аграфена и заплакала.
– Как же ты нашла, мама? – спросил Вася, тоже только теперь пришедший в себя.
– Земляк один помог… Видел тебя… Ну, я к дяде Егору пристала… Говорю: «Отдавай мне сына, не то худо тебе будет… Начальнику пожалуюсь». Веришь ли, я сна лишилась, жизнь мне не мила стала… Тосковала шибко… Я писал, мама, тебе…
– Ох, не получала я, сынок. Ничего не получала… Мужик-то тот вредный… Обманул он нас… Злодей он. Бабка все глаза выплакала.
– А что Паранька? – вдруг спросил Вася и улыбнулся.
– Паранька такая вольница… Не удержишь в избе… Шустрая…
– А Маша, Катюша, Феня?
– Маша и Катюшка в няньках, а Феня дома помогает. Бедность нас одолела, сынок.
– Как же ты, мама, собралась?
– Ох, уж собралась как… Просто ума лишилась. Лавочник наш помог… Ужо отработаю ему в поле. Еле добралась до Питера-то… Где пешком, где ехала… И про еду забыла… Богу молилась, чтобы тебя найти… Один земляк свел… Вишь, знал он тряпичников-то.
– А что Васька и Федька? – спросил Вася про своих деревенских товарищей.
– Ничего. В школу бегают.
– А Андрей Беспалый?
– Нынче лето в пастухах был.
Мать и сын поговорили о всех деревенских новостях. Вася рассказал матери про хозяина, про свое житье, про тряпичников. Аграфена слушала и плакала.
Они просидели на вокзале три часа и, наконец, попали в поезд. Народу ехало много; мать и сын боязливо уселись в уголок.
Поезд тронулся. Было еще светло. Против них сидел юноша в форменной тужурке и в синей рубашке. Он пристально посмотрел на Васю и спросил:
– Что у тебя со щеками, мальчик?
– Ох, барин, отморозил он… Нынче стужа какая.
– Я вот тебе дам мази. Ты помажь. А то разболятся. Куда ты мальчика везешь, тетушка?
– Ох, домой везу… натерпелись мы, намучались…
И словоохотливая женщина начала выкладывать свое горе и рассказала незнакомцу все. Незнакомец слушал участливо. Услышав про жизнь тряпичников, он ужаснулся и проговорил:
– Бедные ребята! Когда-то позаботятся об их участи. Даже не верится, что дети так страдают.
Тут уж и Вася не вытерпел и робко заметил:
– Они Федюху изведут… Он больной, кашляет; худой как палка… И мешки больше таскать не может.
– Какого такого Федюху? Товарища что ли твоего? – спросил молодой человек.
– Да. У нас мальчик там один есть… Хозяева его шибко били… А мы с Ванькой жалели его… он теперь больной там на полу лежит… А я не попрощался с ним. Очень испугался и забыл, как маму увидел.
– Это хорошо, милый друг, что жалеешь товарища… А вот, что не попрощался – это не ладно! – улыбаясь заметил юноша.
– Я и то думаю. Что-то Федька? Поди, хуже собаки лежит, и попить-то ему никто не даст… Разве что Ванька. Да хозяин не позволяет туда ходить.
В словах мальчугана слышалось искреннее сожаление. И его сосед серьезно расспросил, где они жили в городе и где его деревня.
Вскоре юноша должен был выйти на станции. Он накинул себе на плечи форменное пальто, надел фуражку с двумя молотками вместо кокарды и ласково распрощался со своими соседями. Уходя, он сказал Васе:
– Хорошо, что мать тебя вырвала из этой жизни… А сколько там еще несчастных ребят осталось… Я твоего товарища навещу и тебе о нем напишу…
Он кивнул головой и быстро вышел.
После стольких волнений мать и сын наконец добрались до своей деревни. Все обрадовались Васе, особенно старая бабка. Уж поплакала она над ним и попричитала. Параня, теперь уже четырехлетняя девочка, сначала не узнала брата и не шла к нему… Но потом скоро присмотрелась и бегала за ним по пятам и ласкалась к нему.
Васе не верилось, что он опять на свободе, на вольном воздухе, без грязного мешка за плечами. Была зима, и он с радостью то катался с деревенскими ребятами на салазках с горы, то бегал по льду речки, то играл в снежки, то ездил в лес, и его жизнь в бедности и нужде в деревне казалась ему раем. Он забыл про все свои былые горести и напасти в большом городе. Иногда только, как в тумане, чаще всего ночью, когда он лежал на печи, в его голове мелькали жалкие фигуры товарищей, Феди и Вани, их жизнь, подвал, хождение с мешком по дворам, обиды от всех, еда впроголодь, в сухомятку, на грязных мешках.
– Никогда не пойду я в город… Уж лучше в пастухах, в работниках, да в родной деревне… – думал Вася.
Мало-помалу эта прошлая жизнь стала уходить куда-то вдаль и теряться в памяти мальчугана. Как вдруг однажды Вася и мать его и все домашние были немало удивлены: сосед их привез им письмо. Они все недоумевали, от кого бы это? И что всего удивительнее, письмо было на имя Васи. Распечатали его со страхом и сосед прочел: «Милый Вася, твой товарищ Федя помер, а Ваню взял какой-то земляк, увел от хозяина и отдал его в портные. Желаю тебе всего хорошего и больше никогда не попадай в тряпичники. Д. Семенов».
Аграфена перекрестилась и Вася тоже. Они догадались, от кого было это письмо.
– Это хорошо, что Ваньку-то взяли… Может, и всех ребят отберут от этого хозяина… – проговорил Вася и вздохнул. Как тяжелый сон, мелькнула перед ним та прошлая жизнь.
Действительно, было бы хорошо, если бы дети не были тряпичниками.