Дядюшка-флейтист

– Нет, я этого не знаю… Я ведь по-настоящему не учился играть.

– А песню «Люди добрые, внемлите» знаете? Липочка поет…

– И песни этой не знаю

– А вы видели, какой у Липочки красный нос?

– Нет, не замечал… Это от Бога, Наташенька, кому что дано… На это нехорошо смотреть. Что ж за беда!

– Да? А вот Липа все смотрит на свой нос в зеркало и мажет его мазью, – серьезно сказала Наташа и замолчала.

– Липочка очень любит ливерную колбасу, – неожиданно прибавила девочка.

– Ведь оно хорошо… Отчего ж не любить? – отвечал Николай Васильевич. – Пусть себе кушают на здоровье, Наташенька… На это тоже не надо смотреть…

– А где вы раньше жили? У вас была квартира?

Николай Васильевич смутился.

– Эх, Наташенька, не спрашивайте об этом… Жизнь моя была плохая… Не стоит вспоминать! Судьба-то забивает людей! – печально отвечал он. «То же говорит про судьбу, что и дядя Петя», – подумала Наташа и, качнув головой, со вздохом проговорила:

– Вас тетя Маша ни за что не хотела брать на кухню жить… Дядя Петя из-за этого плакал… Они с Липочкой говорили, что вы помешанный… что вы напьетесь и еще беды наделаете… Еще говорили, что вы меня приколотите.

Николай Васильевич покраснел и, опустив голову, долго молчал.

– Нет, Наташенька, вы не верьте! – наконец тихо заговорил он. – Я вас никогда не обижу… Я человек больной, несчастный… Прежде, давно, и я людей знавал, тоже учился кое-чему… А теперь только горе мыкаю… Вот живу здесь из милости… А выгонят, буду бродить по улицам, как негодная собака.

– Нет, вы хороший! Мне вас жаль! – растроганным голоском проговорила Наташа, скорее в ответ на собтвенные мысли и с нежностью положила свою худенькую ручку на руку Николая Васильевича.

– Доброе у вас сердечко, – сказал тот. – Только, вижу я, судьба и вас не балует… Малы вы, Наташенька, еще ничего не понимаете…

– Нет, я все понимаю, – возразила девочка.

В это время в сенях послышались шаги.

– Наши!!! – испуганно воскликнул Николай Васильевич и засуетился по кухне.

Наташа, как мышонок шмыгнув в гостиную, дрожащими руками сбросила платье, крепко зажмурила глаза, а сердечко ее било тревогу от полноты новых ощущений. Она слышала голос Николая Васильевича:

– Озябли, Марья Ивановна? – спрашивал он. – Петенька, позволь пальто, я вытряхну. Олимпиада Петровна, я вам сейчас помогу… Кажется, снег идет?

Ни Липа, ни тетка ни слова не ответили ему, только Дядя Петя спросил:

– Все у нас благополучно, Коля?

– Все слава Богу… Я и не ложился, вас поджидал, – был тихий ответ.

Наташа стала засыпать… Какие-то приятные грезы туманили стриженую голову. Девочке представлялось, что с ней случилось нечто необыкновенное, что завтра, когда она проснется, у нее будет что-то новое, радостное, хорошее.

Тепло и свет

Со времени случайного «музыкального вечера» для Наташи и Николая Васильевича будто началась новая жизнь. Казалось, в квартире Петровых стало теплее и светлее. Наташа ожила; в ее больших грустных глазах по временам вспыхивали веселые огоньки; она стала двигаться живее, часто порывалась заговаривать с «большими», за что всегда получала сердитые окрики тетки:

– Наталья, ты с ума сошла? Чего ты лезешь с глупыми разговорами? Чему ты все ухмыляешься так же, как и твой идиот дядюшка?! Вот-то наказанье! Нечего сказать, наградил Господь родственничками!

Николай Васильевич все чаще и чаще посматривал на маленькую девочку с отеческой нежностью, молча ей улыбался и кивал головой; иногда он приносил ей из лавки пастилку или леденчик и передавал украдкой. Наташа взглядами благодарила его, думая о том, какой он добрый и хороший: ведь так ее никто еще не баловал.

Однажды тетка застала Наташу на кухне. Она стояла, облокотившись на колени дяди, смотрела ему в глаза и непринужденно болтала.

Разразилась целая буря.

– Наталья, ступай в комнату, – гневно закричала Марья Ивановна, прошла за племянницей, плотно прикрыла дверь и стала ее бранить:

– Ты что, голубушка?! Это еще что за смешки с оборванцем дядюшкой? Что у тебя другого занятия нет?!

– Подумай, Липочка, какие нежности! Нашла себе подходящего друга! В глаза этому полупомешанному смотрит, глупости болтают, и оба смеются. Чтобы этих разговоров никогда не было! Слышишь?! А не то не обрадуешься!!!

– Ты, Наталья, становишься совсем нехорошая, своевольная девчонка! – вялым голосом прибавила Липа.

Наташа понять не могла, почему тетенька и двоюродная сестра не позволяют ей говорить с Николаем Васильевичем, и недоумевала, что же тут дурного? Марья Ивановна и Липа тоже, конечно, не могли бы указать тут дурного, но им нравилось проявлять свою власть.

Для Наташи и Николая Васильевича выдавались, хотя и нечасто, веселые, отрадные вечера, которые они потом долго вспоминали. Как только хозяева уходили в гости, Наташа, сияющая, появлялась в кухне.

– Поиграйте на вашей флейте, Николай Васильевич, – просила она.

И Николай Васильевич играл без конца все, что он знал.

– Наташенька, вы, может, знаете какие-нибудь песни? – спросил он раз девочку.

– Знаю «Люди добрые, внемлите печали сердца моего», которую Липочка поет.

– Этой я не могу играть. А еще не знаете ли какой?

– Еще помню немножко: «В селе малом Ваня жил». Давно-давно мне ее папа пел. Я тогда была еще маленькая.

– Вот-вот! Это отличная песня. Послушайте! Так что ли?

Николай Васильевич заиграл.

– Да, она самая, – сказала Наташа. – Дальше там:

«Ваня дудочку берет,
Тане песенку поет.
Ай, люли, ай, люли!
Тане песенку поет».

– Попробуйте, спойте, Наташенька, – предложил Николай Васильевич.