Сколько стоит волшебство?

Человек сощурился.

– Моё.

– Что значит «шемахинские царицы кончились»?

– А дорогой, то и значит, что шемахинские царицы кончились. Все разъехались. Никто к ним не едет, не похищает для царей-батюшек, поэтому разъехались в города карьеру делать.

– Как так?

– И правильно сделали, чего свою молодость в четырех стенах губить. Им хорошо, мне хорошо, царям-батюшкам тоже хорошо, что стервы им жены не достались.

Человек сделал большой глоток из стакана.

– Знаешь, сколько они мне крови попортили? Это каждую царицу нужно выучить, выходить, а они все с характером. А теперь все! – И он обвел руками вокруг. – А теперь свобода, – живу только для себя. Я раньше и не замечал, в каком хорошем месте живу. Теперь только отдых!

Все время, пока говорил человек, Гораций о чем-то лихорадочно думал.

– Постой, дорогой, – сказал счастливому обладателю черных очков, – как быстро ты можешь сделать «шемахинскую царицу»?

Человек нахмурился и помахал перед конем пальцем.

– Э, – протянул он, – настоящая шемахинская царица воспитывается годами. Быстро не получится! И самое главное, – он сделал жест Горацию и Афоне придвинуться ближе, что те и сделали, – я отошел от дел! – С этими словами он щелкнул по носам коня и дьяка так, что оба плюхнулись на землю пятой точкой.

Человек ушел, хлопнув калиткой, оставив незадачливых авантюристов сидеть на песке, и смотреть друг на друга.

Ситуация была безвыходная. Призрак плахи с топором замаячил пред глазами у обоих.

9. Гостиница «У трех дорог»

Царица Софья очнулась в комнате в готическом стиле. В комнате было три окна с толстыми решетками. Девушка лежала на массивной кровати с балдахином. Ощупав себя, она убедилась, что лежит в платье иностранного покроя. Она поднялась с кровати и нос к носу столкнулась со старухой в саване из мешковины. У старухи был длинный изогнутый нос с крупной бородавкой на кончике. Во рту был один единственный зуб. Один глаз у старухи был зеленый, а другой синий. В руках она держала плетеную корзину.

Как только царица Софья оправила на себе платье, старуха стала делать вид, что прогуливается туда-сюда. Это показалось царевне в высшей степени странно, если учесть, что комната – это не парк и здесь особо не разгуляешься.

Старуха сделала вид, что первый раз видит девушку и остановилась.

– Здравствуй, милое дитя, – промолвила старуха, пододвигаясь ближе.

Царица Софья поздоровалась, но от старухи на всякий случай отодвинулась назад.

– И вам, маманя, не хворать, – ответила царица; она была воспитанной девушкой.

Старуха поморщилась, услышав слово «маманя», но продолжила разговор. Она наигранно вытерла рукой несуществующий пот со лба.

– Ох, как печёт солнце.

Царевна на всякий случай посмотрела вверх, убедившись, что над ее головой находится каменный потолок и ни о каком солнце речь идти не может. Но она была воспитанной девушкой и никогда не перечила старшим, какую бы околесицу те не несли. Она четко знала – старших надо уважать.

А старуха тем временем участливо посмотрела на Софью.

– Не страшно тебе одной в лесу? – спросила она.

– В лесу? – переспросила царевна и оглядела комнату. Она заметила картины в тяжелых рамах, висевшие по стенам. Старинная мебель была, будто доставленная из фамильного склепа вампира.

– В лесу, маманя, не страшно.

Старуха была разочарована ответом. Она полезла в корзинку и достала красное яблоко. Яблоко было ослепительного неестественно красного цвета. Старуха протянула его царице Софье.

– На тебе милое дитя яблочко.

Софья взяла яблоко и уставилась на фрукт. В ее голове встали смутные воспоминания о каких-то белоснежках, гномах, ведьмах и яблоках.

Старуха, открыв рот, ожидала действий девушки. Она переводила взгляд с царевны на яблоко и обратно.

Софья ухмыльнулась, подбросила яблоко в воздух и поймала. Снова подбросила и снова поймала. Девушка наблюдала за старухой и видела, что та начинает терять терпение. Поэтому царевна еще несколько раз проделала трюк с яблоком, замучив старуху окончательно.

– Что же ты не ешь? – не выдержала ведьма.

Софья пожала плечами.

– Как вам сказать мамаша, я яблоки, конечно, люблю, но хотелось чего-нибудь более существенного.

– Чего-нибудь существенного? – изумилась старуха.

– Ага, – кивнула Софья, – скажем колбасы или пельменей. У вас нет пельменей?

– Пельменей… – старуха запнулась, глядя на яблоко.

Дверь комнаты открылась, и в помещение вошел самый настоящий разбойничий атаман. Как и полагается атаману он был с черной повязкой на левом глазу и с длинными усами. Его выпирающее брюшко было перевязано широким поясом, за которым было заткнуто множество ножей, сабель и криворуких пистолетов. Весь этот многочисленный арсенал причинял ему множество неудобств, но он героически терпел, потому что считал, будто внешний вид должен поражать на расстояние потенциальных жертв разбоя.

Увидев старуху возле Софьи, он всплеснул руками.

– Мама, я же вас просил, сколько можно. Вы не у себя дома, это тридевятое царство. – Потом он обратился к царице Софье. – Прошу прощения за свою маму, она не здешняя, а с три второго царства. Она потомственная ведьма и вообще женщина хорошая, но у нее беда с памятью. Ей уже пятьсот лет – а это не шутка. Бедняжка порой забывает, где находится и берется за старое.

Он забрал у Софьи яблоко и извинился.

– Я заберу это у вас, а то, чего доброго, еще откусите.

Атаман посмотрел на ведьму, таращившую на него.

– Боже мама, что вы с собой сделали. Если бы я не был вашим сыном, то я не узнал бы вас. Сейчас же снимайте это. – Он сорвал с ведьмы накладной нос. – И снимите свои беззубые челюсти, а то опять расцарапаете себе десны. И глаза! Немедленно снимите эти жуткие контактные линзы. Сума сойти, сделать себе такие глаза. Я бы ночью вас увидел, месяц в туалет бегал. И немедленно умойтесь.

Старуха удалилась и вскоре вернулась. Матушка атамана без ведьмовского грима оказалась достаточно приятной пожилой женщиной с кучерявыми волосами. У нее было доброе лицо бабушки, постоянно пекущей пирожки для внуков и не выпускающей из рук вязание. Избавившись от холстинного савана, она оказалась в миленьком аккуратном платье. Маленькие очки довершали ее образ бабушки.

– Вот это другое дело, – обрадовался атаман и чмокнул мать в лоб. – Теперь позаботься о нашей гостье и принеси ей, что-нибудь покушать.

– Гостье? – не поняла матушка атамана.

– А, похищенной принцессе, – нашелся атаман. – Принеси нашей похищенной принцессе, что-нибудь поесть.