– Охрана?
– Ему-то зачем? От Султана защищать?
– Да, смешно… Что Султан?
– Грозится лично перерезать глотку Рудакову. Его людей трогать нельзя.
– Ладно, с ним я поговорю. С МВД связались?
– Конечно.
– Хорошо.
– Только… – неуверенно сказал Колушевский.
– Что такое?
– Министр отказывается сотрудничать.
– Как так?
– Вот так. Приказал довести до конца. Сегодня, по нашим сведениям, готовит пресс-конференцию.
Виктор Сергеевич задумался. Это очень даже неприятный сигнал. Похоже, что министр МВД окончательно определился с союзниками и готов идти на конфликт. Не хватало только свары полиции с боевиками Абдусаламова. Все закончится тем, что вмешается президент, и тогда полетят головы. Стрельба в Москве – слишком большая тема. А кто истинный инициатор конфликта – ясно уже всем. Нужно принимать срочные меры.
– Ваши предложения?
– Договариваться с МВД. Непросто, но, думаю, договоримся. Скорее всего, будут условия.
Кто бы сомневался! Плевал министр на контуженного Султанова горца. Война идет за место заместителя генерального прокурора, а в перспективе и за самого генерального.
– Ладно, – буркнул Виктор Сергеевич, – будем договариваться. В одиннадцать ноль-ноль – совещание. Вызовите Гофмана и Доброго-Пролёткина.
Запись 9
Москва
Старая Площадь
Вторник, 7 июля
За несколько минут до начала совещания позвонил начальник охраны и попросил об аудиенции.
Подполковник Егор Соломонов уже восемь лет работал с Загорским и пользовался его абсолютным доверием. Если необходима срочная встреча – значит информация серьезная.
– Разрешите?
– Заходи, садись.
Егор сел напротив Виктора Сергеевича и сразу перешел к делу. Загорскому всегда импонировали четкость и невозмутимость Соломонова. Очень многих неприятностей удалось избежать благодаря его поистине сверхъестественному чутью прирожденного телохранителя. Хотя внешне не скажешь – походил он скорее на интеллигентного профессора-гуманитария, чем на кадрового сотрудника ФСО.
– Обязан проинформировать. Начальник смены доложил, что Римма Владимировна ночью выехала в отель Ритц на Тверской, там встретилась с мужчиной примерно тридцати лет, ранее не попадавшим в поле зрения, после чего поднялась с ним в триста шестой номер, где провела ночь. Домой вернулась около шести тридцати утра.
Виктор Сергеевич глубоко вздохнул и распустил туго затянутый узел галстука. От выброса адреналина зазвенело в ушах, и перехватило горло, так что стало трудно говорить.
– П-п-почему не доложили? – прохрипел он, не узнавая собственного голоса.
– Виноват. Начальник смены по инструкции обязан докладывать мне, что он и исполнил. Когда я узнал, вы уже были заняты. Нашел окно и докладываю.
Загорский отчетливо вспомнил, как Римма была одета вечером, как себя вела и как выглядела – невероятно соблазнительно. А ведь думал, что это обычная женская уловка – показать превосходство над соперницей… Значит, пока он подыхал от головной боли, супруга неплохо проводила время…
– Какие будут указания?
– Никаких, – сумрачно сказал Загорский, – свободен.
– Слушаюсь.
Оставшись один, Виктор Сергеевич некоторое время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, затем вызвал по селектору референта.
– Прошу всех в кабинет, совещание начинается.
Запись 10
Москва
Старая Площадь
Вторник, 7 июля
Чем дольше шло обсуждение, тем яснее становилось серьезность ситуации. Более того, интуиция подсказывала Виктору Сергеевичу, что произошедшее не было случайностью, а интуиции он привык доверять. С другой стороны, последовательность событий никак не укладывалась в картину спланированной спецоперации. Именно эта двойственность вызывала особое беспокойство.
Колушевский высказал несколько предложений, но все они носили технический характер и не могли решить главную проблему: необходимость договариваться с перспективой серьезных уступок.
– Та-ак, – сказал Загорский, – я понимаю, Аркадий Львович, что ситуация в тупике. И времени у нас ровно до приезда Султана в Москву. Так?
– Так.
– А дальше – поднимется заваруха. Со всеми вытекающими. Стало быть, придется идти на поклон к министру. Так, господа советники?
Гофман покачал головой и улыбнулся одними губами, притом, что глаза оставались серьезными.
– Не совсем.
– Совершенно верно, все не настолько печально, – подхватил Добрый-Пролёткин.
– Подробнее! – потребовал Виктор Сергеевич.
– Охотно! – хором сказали советники, да так ладно, словно они долго репетировали.
И тут приключилось нечто странное и необъяснимое, чего сильный и, если хотите, материальный с ног до головы Загорский представить не мог. Почудилось ему, что стены кабинета разъехались и оплыли серым камнем, потолок взлетел на невообразимую высоту, оброс колоннами и превратился в готический свод, а паркет сморщился, потускнел и рассыпался мелкой пылью по гранитным плитам. Вместо шкафа с картинно выставленной энциклопедией Брокгауза и Ефрона из пола вытянулся большущий камин с потрескивающими углями. Портреты деятелей российской истории сменились изображениями незнакомых дам и кавалеров, а развернувшиеся по стенам ковры украсились мечами, топорами и еще Бог знает каким грозным боевым железом.
Не менее удивительные изменения затронули советников. Гофман лишился своего вечного костюма-тройки, зато приобрел доспехи из черного металла. Можно поклясться, что это не какой-нибудь пластик или иная бутафория, нет, с первого взгляда ясно – латы настоящие, боевые, знакомые с ударами вражеских клинков. Длинное немецкое лицо более не смотрелось карикатурно серьезным, а выглядело сурово и даже величественно. Меч в пурпурных ножнах на поясе представлялся оружием смертоносным и умелым.