И велел (великий князь. – Ред.) колокол вечный спустить и вече разорить... Не быть в Новгороде ни посадникам, ни тысяцким, ни вечу, и вечевой колокол сняли долу и на Москву свезли... И привезен бысть (колокол) на Москву, и вознесли его на колокольницу на площади, с прочими колоколами звонить. <...>
С перевозкой этой колокола, которая прошла вполне благополучно, связана легенда о возникновении валдайских поддужных колокольчиков. Будто бы «колокол-пленник» так и не добрался до Москвы: на склоне Валдайских холмов сани, на которых его везли, покатились вниз, колокол сорвался и разбился вдребезги. Однако произошло чудо – мелкие осколки начали превращаться в колокольчики, которые местные жители подобрали и стали отливать по их подобию свои. Другой вариант легенды упоминает конкретные имена – валдайского кузнеца Фому и странника Иоанна. Вечевой колокол, свалившись с горы, разбился на мелкие части. Фома, собрав горсть осколков, отлил из них звонкоголосый колокольчик. Этот колокольчик выпросил у кузнеца странник Иоанн, надел себе на шею и, сев верхом на свой посох, облетел всю Россию, разнося весть о вольнице новгородской и славя валдайских мастеров.
Поэт К. А. Случевский пересказал легенду в стихах:
Да, были казни над народом...
Уж шесть недель горят концы!
Назад в Москву свою походом
Собрались царские стрельцы.
Смешить народ оцепенелый
Иван епископа послал,
Чтоб, на кобылке сидя белой,
Он в бубны бил и забавлял.
И новгородцы, не переча,
Глядели бледною толпой,
Как медный колокол с их веча
По воле царской снят долой!
Сияет копий лес колючий,
Повозку царскую везут;
За нею колокол певучий
На жердях гнущихся несут.
Холмы и топи! Глушь лесная!
И ту размыло... Как тут быть?
И царь, добравшись до Валдая,
Приказ дал: колокол разбить.
Разбили колокол, разбили!
Сгребли валдайцы медный сор
И колокольчики отлили,
И отливают до сих пор...
И быль старинную вещая,
В тиши степей, в глуши лесной,
Тот колокольчик, изнывая,
Гудит и бьется под дугой.
На самом деле впоследствии новгородский вечевой колокол был помещен на звонницу колокольни Ивана Великого, а в 1673 году, как гласит предание, его перелили во «всполошный», иначе «набатный» колокол, в который звонили, предупреждая о пожаре. Восемь лет спустя этот колокол сослали в Николо-Карельский монастырь – за то, что его звон в ночи напугал царя Федора Алексеевича.
Повседневная жизнь москвичей в XV столетии
Амброджо Контарини
Как известно, чужой взгляд обычно куда внимательнее собственного. Именно поэтому ниже приводится иностранное свидетельство о повседневной жизни московитов, как называли в Европе подданных московского правителя; автор этого наблюдения – венецианский посол при дворе персидского шаха А. Контарини, посетивший Москву по пути на родину.
Город Московия расположен на небольшом холме; он весь деревянный, как замок, так и остальной город. Через него протекает река, называемая Моско. На одной стороне ее находится замок и часть города, на другой – остальная часть города. На реке много мостов, по которым переходят с одного берега на другой.
Это столица, т. е. место пребывания самого великого князя. Вокруг города большие леса, их ведь вообще очень много в стране. Край чрезвычайно богат всякими хлебными злаками. Когда я там жил, можно было получить более десяти наших стайев пшеницы за один дукат, а также, соответственно, и другого зерна.
[Русские] продают огромное количество коровьего и свиного мяса; думаю, что за один маркет его можно получить более трех фунтов. Сотню кур отдают за дукат; за эту же цену – сорок уток, а гуси стоят по три маркета за каждого.
Продают очень много зайцев, но другой дичи мало. Я полагаю, что [русские] не умеют ее ловить. Торгуют также разными видами дикой птицы в большом количестве.
Вина в этих местах не делают. Нет также никаких плодов, бывают лишь огурцы, лесные орехи, дикие яблоки.
Страна эта отличается невероятными морозами, так что люди по девять месяцев в году подряд сидят в домах; однако зимой приходится запасать продовольствие на лето: ввиду больших снегов люди делают себе сани, которые легко тащит одна лошадь, перевозя таким образом любые грузы. Летом же – ужасная грязь из-за таяния снегов, и к тому же крайне трудно ездить по громадным лесам, где невозможно проложить хорошие дороги. Поэтому большинство поступают именно так [т. е. пользуются зимней дорогой].
В конце октября река, протекающая через город, вся замерзает; на ней строят лавки для разных товаров, и там происходят все базары, а в городе тогда почти ничего не продается. Так делается потому, что место это считается менее холодным, чем всякое другое: оно окружено городом со стороны обоих берегов и защищено от ветра.
Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают.
К концу ноября обладатели коров и свиней бьют их и везут на продажу в город. Так цельными тушами их время от времени доставляют для сбыта на городской рынок, и чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки. Таким образом, люди могут есть мясо более чем три месяца подряд. То же самое делают с рыбой, с курами и другим продовольствием.
На льду замерзшей реки устраивают конские бега и другие увеселения; случается, что при этом люди ломают себе шею.
Русские очень красивы, как мужчины, так и женщины, но вообще это народ грубый.
У них есть свой папа, как глава церкви их толка, нашего же они не признают и считают, что мы вовсе погибшие люди.
Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. У них нет никаких вин, но они употребляют напиток из меда, который они приготовляют с листьями хмеля. Этот напиток вовсе не плох, особенно если он старый. Однако их государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга, как звери.
Их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени уже невозможно привлечь их к какому-либо делу.
В город в течение всей зимы собирается множество купцов как из Германии, так и из Польши. Они покупают исключительно меха – соболей, лисиц, горностаев, белок и иногда рысей. И хотя эти меха добываются за много дней пути от города Московии, больше в областях на северо-востоке, на севере и даже, быть может, на северо-западе, однако все съезжаются в это место и купцы покупают меха именно здесь. Меха скопляются в большом количестве также в городе, называемом Новгород, земля которого граничит почти что с Фландрией и с Верхней Германией; от Московии Новгород отстоит на восемь дней пути. Этот город управляется как коммуна, но подчинен здешнему великому князю и платит ему дань ежегодно.
Князь, насколько я понял, владеет большой страной и мог бы иметь достаточно людей [для войска], но множество среди них – бесполезный народ. В северо-западном направлении страна эта граничит с Германией, принадлежащей польскому королю.
Говорят, что существует некий народ язычников, не имеющий никакого правителя; однако, когда им взбредет в голову, они подчиняются русскому великому князю. Рассказывают, что некоторые из них поклоняются первой попавшейся вещи, а другие приносят в жертву какое-нибудь животное у подножия дерева, которому и поклоняются. Рассказывают еще о многом, но я помолчу об этом, так как ничего этого не видел и так как мне все это не кажется заслуживающим доверия.
Реконструкция Кремля, 1485–1495 годы
Степенная книга, Хронограф, Московский летописный свод, Павел Иовий
Пожар 1445 года в Москве привел к тому, что Кремль, построенный Дмитрием Донским, существенно пострадал; как записано в летописи, «стены градские каменные пали во многих местах». Когда татарская угроза миновала, горожане «совокупившеся» принялись заделывать проемы в стенах и укреплять каменную кладку деревом, и в 1451 году отряд ордынского царевича Мазовши «приступати ко всем вратам и где нет крепости каменной» – то есть к середине XV века Кремль из каменной крепости превратился в крепость каменно-деревянную.
Известный русский зодчий Василий Ермолин «поновил стену от Свибловой стрельницы до Боровицких ворот камнем» (1462), но это были лишь временные меры. Настоящую реконструкцию Кремля – скорее даже полную перестройку – предприняли после того, как великий князь Иван отказался платить дань Орде (1476) и после великого стояния на Угре (1480), когда стало понятно, что Орда еще достаточно сильна и может предпринять новый карательный поход на Русь. Для перестройки крепости пригласили итальянских мастеров – «фрязинов», то есть жителей Фрязии, как русские именовали Италию. Степенная книга сообщает о строительстве следующее:
Тогда же пришли к нему (Ивану. – Ред.) на Москву из Рима послы великого князя, Димитрий и Мануил Ивановы дети Раевы, и привели с собою к великому князю лекаря из Венеции и иных мастеров фряжских, каковые были премудры весьма в создании церквей и палат, и в литье пушек и иной златой всякой утвари, а такожде и серебряной, делать горазды, и град Москва каменный поставлен был новый округ деревянного града. Стареи?шина же мастеров был фрязянин Петр Архитектон. Также и двор великого князя весь прехитро каменный же поставлен был.
Хронограф за 1486–1488 годы прибавляет:
Того же лета повелением великого князя Ивана Васильевича всея Руси основал палату великую Марко Фрязин на великого князя дворе, где терем стоял. Того же лета свершил Марко Фрязин стрельницу на угле вниз по Москве, Беклемишевскую.
В лето 6996, месяца мая в 27 день, заложил Онтон Фрязин стрельницу вверх по Москве, где стояла Свибловская стрельница, а под нею вывел тайник. Того же лета, августа во 12 день, Павлин Фрязин Деббосит слил пушку великую. Того же месяца в 13 день, после обеда на 9-м часу дни, загорелась церковь на посаде Благовещение на Болоте, и от того погорело от града и до Кулишки, мало не дошло до Всех Святых, да Покров в Садах да по Неглинную, а церквей тогда сгорело 42... Того же лета повелением великого князя Ивана Васильевича Петр архитектон Фрязин поставил на Москве две стрельницы: едину у Боровских ворот, а другую над Костантинополенскими воротами, да и стену совершил от Свибловской стрельницы до Боровитских врат.
Вообще в Хронографе содержится немало известий, из которых можно составить своего рода хронику перестройки Кремля и сопровождавших ее событий – в частности, сообщается о страшном пожаре 1492 года.
(1490) Того же лета Петр Фрязин да Марко заложили две стрельницы: Никольскую да Фроловскую... Той же весны повелением великого князя арьхимандрит Спасский Афонасей заложил церковь камену на Новом Преображении Господа нашего Иисуса Христа. Того же лета совершили церковь и палату каменную на Симоновском дворе у Никольских ворот Введения Пресвятой Богородицы. Того ж лета Марко да Петр Антоний архитектон Фрязин свершили большую палату князя великого каменную на площади... Того же лета Петр Антоний Фрязин совершил стрельницу Фроловскую.
(1491) Того же лета поставили великому князю двор деревянный за Архангелом, на Ярославичском месте. Того же лета от Фроловской стрельницы и до Никольской заложили подошву и стрельницу новую над Неглинною с тайником заложили.
(1492) Той же весны, апреля в 16 день, на Радуницу, погорел град Москва изнутри весь, разве остался двор великого князя новый за Архангелом, а у Чудова монастыря казна выгорела... Того же лета повелением великого князя Ивана Васильевича церкви сносили и дворы за Неглинною, и поставили меру от стены до дворов 100 сажен да 10. Того же лета поставили стену деревянную от Никольской стрельницы до тайника до Неглинной. Того же лета повелением великого князя копали ров от Боровитской стрельницы и до Москвы до реки... Того же лета, июля в 16 день, во вторник, в 11 часу дня, зажгли гром с молнией верх маковицы большей, тес под железом у соборной церкви Успения Пречистой на Москве, а внутри церкви мало попалило на царских дверях, да половина опоны сгорела на амвоне, да два болванца деревянных разразило под амвоном, а верх вскоре угас, и Божиею милостью церкви не было пакости ничтоже... Того же лета, июля в 28 день, в неделю, в 7 часу дня, загорелась церковь, от небесного огня, на Песку святой Никола, и в том часу встала буря велия зело и кинула огнь на другую сторону Москвы реки и ко Всем Святым, оттоле за Неглинную к каменной церкви, к Егорию святому. И в том часу нечисленно начало гореть во многих местах, и выгорел посад за Неглинною, а от Духа святого по Черторыю и по Бориса и Глеба на Орбате (это одно из первых упоминаний о знаменитой московской улице. – Ред.) и до Петровской слободы, а за Москвою от Софии святой выгорело до Иакима и Анны, а из Заречья во граде загорелся великого князя двор и великой княгини, и оттоле на Подоле житницы загорелись и двор новый великого князя за Архангелом выгорел, и у Пречистой алтарь сгорел под немецким железом, и митрополичьий двор выгорел, и во граде все лачуги выгорели... и церковь Ивана Предтечи у Богородских ворот выгорела, а в церкви поп сгорел, а под церковью казна княгини великой Софьи выгорела, и Богородская стрельница выгорела, и градная кровля обгорела, и новая стена деревянная у Никольских ворот сгорела, и из города торг загорелся и оттоле посады возле Москвы по Зачатия на Востром конце и по Васильевский луг и по Все Святые на Кулишке и оттоле по Ивана Богослова и по Старую Троицу, и Сретенская улица вся выгорела и до Всполья и церковь каменная Сретения сгорела. И много тогда людям скорби было, больше двухсот человек сгорели, а животов бесчисленно выгорело у людей. А все то погорело единым полуднем до ночи, а в летописце старые люди сказывают, как Москва стала, таков пожар на Москве не бывал.