Мальчик и Птица: Старый Ворон. Продолжение

Мальчик и Птица: Старый Ворон. Продолжение
Кирилл Борисович Килунин

Волшебная и немного странная девочка – птица Снегирь улетела не обещая вернуться. Но Старый Ворон обещал быть с Мальчиком, пока будет ему нужен. И вот начинается новая история. Мир снова в опасности, где-то в глубине мира плетут свои заговоры голохвостое племя и сам Крысиный король готовится выйти на свет, чтобы…тсс. этого никто еще не знает, это страшная тайна, ты можешь ее узнать.

Кирилл Килунин

Мальчик и Птица: Старый Ворон. Продолжение

Начало…

Он проснулся от шороха крыл за спиной, а когда открыл свои сонные глазки, увидел Старого ворона. Большая черная птица с серой бахромой седины на кончиках перьев сидела на подоконнике у окна, там, где раньше так любила сидеть Снегирь, качая худыми ножками, обутыми в черные башмачки.

Эта августовская ночь выдалась холодной, но мальчик, закутавшись в свое шерстяное одеяло, голыми пятками прошлепал по деревянному полу до подоконника, и взобравшись на него сел рядом с птицей.

– Здравствуй… Тебя так давно не было.

– Я появляюсь всегда, когда в том возникает нужда, – ответил Старый ворон и сдвинулся так чтобы между ними лежал свет луны, падающий из окна. – Смотри, … видишь – там – за окном – у стены соседнего дома мелькают черные тени?…

– Вижу…. Может быть, это коты?

– Нет, малыш. Это – крысы. И это – плохой знак, – вздохнул Старый ворон. – Крысы были и будут всегда. Эти дети – чумы. Пока они скребутся – где-то – в глубине наших подвалов – большой беды не случится…. Но, когда, они смело выходят наружу – на улицы городов, и не боятся, ни света фонарей, ни солнечного света, жди самого худшего.

– Но разве все крысы – злы? У меня был добрый крыс. Я любил и заботился о нем, – шепчет мальчик.

– Твой крыс был – белый, он рожден с искрой света, а это – отражение неугасимости вечности человеческих душ, что дал нам Великий отец. Те крысы, что вышли на улицы городов – черны, и внутри у них – тьма. Ваши мудрецы называют ее энтропией или может быть – хаос. Это – та субстанция, что, разрушает все, до чего может добраться.

– Отчего они приходят и зачем? – спрашивает мальчик, закрыв глаза и затаив дыхание.

– Не знаю точно, – Старый ворон мотает своей головой, увенчанной клювом черненой стали. – Знаю лишь, то, что написано про них в древней книге «Кладовая крысиного короля»:

«Эти коварные и мрачные существа владеют силами человеческого ума, способны читать чужие страхи и насылать свои. Со стародавних времен обладают они тайнами подземелий, где прячутся от белого света и ведут свою темную жизнь. Во власти их вожаков – менять свой облик, являясь, как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза, и движения подобные человеческим, и даже не уступающие человеку, – как его полный, хотя и не настоящий образ. Также эти особые крысы могут причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Появлению их на белый свет благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто стоит перед тобой. Принимая людское обличье, они крадут и продают с пользой, предают, и обманывают, соблазняя блеском своих одежд и мягкостью речи. Они любят власть, но действуют всегда из тени, как сонмище серых кардиналов, играя в людей – убивают и жгут, мошенничают и подстрекают; окружая себя роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценные камни, которым отведены особые хранилища под землей. Так говорит – Эрт Эртрус…».

– И что нам делать?…

– Нам нужно найти последнего Крысолова, малыш. И если существует еще по эту сторону мира – волшебная флейта, что может увести темного врага в бездну, из которой он когда-то вышел, у нас все получится, маленький человек.

Хорошо, – вздыхает мальчик, и смотрит на лунную дорожку, бегущую с звездного неба прямо в его окно, он желает встать на нее и сделать так, чтобы его с птицей больше ничего не разделяло, но когда поворачивается к Старому ворону, того уже нет, а сам он неожиданно оказывается в своей кровати, укрытый теплым шерстяным одеялом, и не смотря на темные вести, видит светлые сны, а что может быть светлее настоящего южного моря.

Пушистые и теплые волны до самого горизонта, солнечные зайцы скачут по ним, искрясь и сверкая, под его ногами кристаллический песок, он бежит по воде и ныряет в изумрудную глубину, пронзенную белоснежными бурунами, там, у старого каменного пирса водятся красные крабы.

1. Птичий рынок

Рано-рано утром мальчик проснулся от стука в окно. Кого-то этот стук мог очень удивить. Кто стучится в семь утра в окно, распложенное в квартире на третьем этаже…. Но, мальчик – привык. Раньше, в окно могла постучаться Снегирь – девочка – птица, пропавшая и не обещавшая возвратиться. Теперь вместо нее прилетает Старый ворон, и мальчик рад этому стуку, особенно когда, остается один дома, родители поднялись в шесть и к семи утра уже находились на работе, там в другом – большом городе, а их город, был – совсем маленьким, но мальчик его очень любил.

– Здравствуй, – улыбается мальчик птице, в его крови еще плещется теплое море из сна, а в голове шумит южный ветер. «Этот день будет искриться новыми историями и возможно опасными приключениями», – мелькает в его голове. – Куда мы пойдем?

– Мы отправимся на Птичий рынок, малыш. Будем искать дядюшку Куда… Последние сто лет или двести, он живет в лесу рядом с Птичьим рынком, и лучше всех, из известных мне живых существ разбирается в мышах и крысах. Может быть он что-то знает о последнем крысолове, или волшебной флейте.

– Значит, мы отправимся в большой город…, нужно оставить записку для папы и мамы….

– Нет малыш, в большом городе мы не найдем Птичьего рынка, который нам нужен. Чтобы попасть в нужное место, мы снова пройдем через Арку из птиц.

– А мы не попадем в одну из Долин…?

– Нет, мой друг, путь этот уже пройден и никто не смеет требовать от тебя пройти его дважды…

Если ты не знаешь, арка эта располагается между высокими, как горы новостройками, там, где улица Нефтяников. Она соединяет два шестнадцатиэтажных дома, краски неизвестного любителя стрит-арта превратили ее в настоящие ворота, увитые плющом на котором сидят всевозможные птицы: совы, чайки, трясогузки, несколько синиц, жаворонок, и снегирь.

Мальчик шуршит первыми опавшими листьями, под его ногами стелется август – последний месяц лета, отражаясь в теплых лужах, пронзаемых солнечными лучами. Этот месяц уже пахнет осенью, – думает мальчик. – Но август, не сентябрь, а значит, не закончились каникулы. И на сердце у мальчика лето, в его венам все еще плещется море, он еще не знает, что это – навсегда. Те, кто сразу влюбился в южное море, никогда не теряют его, оно остается где – то внутри и лишь иногда рвется наружу, создавая особое – волнительное настроение.

Когда мальчик проходит арку с птицами, на его плече невидимый для чужих глаз – черной кляксой сидит Старый ворон. А по ту сторону арки- перед ними открывается следующая картина….

*

Здесь серое тяжелое небо, но воздух, кажется чище и слаще, его приятно глотать как воду из родника. А еще это «здесь» пахнет сеном. Деревья такие же, как с его родной стороны арки, но листва на деревьях алая и совершенно отсутствует зелень. Видимо время здесь немножечко сдвинулось, – думает мальчик и уже, наступила настоящая сень. Перед их глазами монастырь из глыб желтого камня, это здание напоминает средневековую крепость и имеет форму неправильного шестиугольника, внутренний двор окружают трёхъярусные жилые корпуса с галереями, в которых находятся или должны находиться кельи монахов и трапезная. Между тем, большую часть монастырского двора занимает мощенная все тем же желтым камнем площадь, на которой и развернулся Птичий рынок.

На площади при монастыре – замке копошатся словно муравьи – сотни людей. Некоторые из них, одеты в привычные брюки и нечто похожее на длинные рубашки без воротника. Тутже отдельными группами выделяются странные карлики в телогрейках без рукавов, в обрезанных валенках, мальчик вспомнил, что бабушка называла такие валенки – чуни, у каждого из карликов на голове меховой картуз, а еще все они выделяются густой бородой огненно рыжего цвета. Если приглядеться, есть в этом столпотворении и люди, как – будто сошедшие со страниц книг – про «Оливера Твиста», или историй Олле Луколле, они – в черных плащах, подбитых алым шелком, в лаковых сапогах и высоких черных цилиндрах.

Из всего этого столпотворения доносится разноголосое пение птиц, напоминающее весну, пронзительное жалобное мяуканье, и задорное тявканье, а также шипение и крик петуха, блеянье овец, мычание кров и множество других звуков, которые мальчик пока еще не разобрал, застыв с открытым ртом и с интересом оглядываясь по сторонам.

По одному краю площадки, где торгуют карлики – тянется ряд разномастных возов, телег, кибиток и фургонов. На них нет места осеннему урожаю, вместо этого множество самодельных клеток, в которых щеглы, чижи, красавки, жаворонки, черные и серые дрозды, синицы и волнистые попугаи, какаду и даже парочка крупных павлинов.

С противоположной стороны стоят аккуратные павильоны – крытые красной жестью, в них ряды с аквариумами из материала похожего на хрусталь, в них разноцветные рыбы, черепахи, синие креветки и алые крабы, ящерицы, умело сливающиеся с окружающей их средой: песком и камнями, насыпанными в большие аквариумы. Только здесь торгуют господа в черных цилиндрах и плащах, подбитых алым шелком, на их руках белые перчатки из лайковой кожи.

Слева – ряды продавцов собак и кошек, от смешения столь несовместимого товара, собачий лай перемешивается с кошачьим шипеньем.

Справа – продавцы всевозможной экзотики: обезьян, небольших крокодилов, огромных пауков и африканских улиток, вот в сторонке парочка огненно-рыжих пони с белыми манишками у копыт жует свое сено, тутже торгуют и домашними белыми мышами и ручными крысами той же палитры снежной пустыни.

Коров, овец, кур и другую привычную домашнюю живность вытеснили на самые задворки Птичьего рынка, оттуда и доносится блеянье и мычание.

Меж торговыми рядами и телегами с птицами топчется сотни три досужей публики и несколько десятков настоящих – взыскующих покупателей. Около птиц толкутся, широко раскрыв глаза, малые дети и гимназисты, мастеровые и дамочки в чепцах и длинных серых платьях с подолом ниже щиколоток, метущих ими умощенную камнем площадку.

Рядом с прилавками с аквариумами и там, где торгуют экзотикой, чинно прогуливаются, интересуясь ценой товара – молодые люди в модных пальто, и тутже любители, в донельзя заношенных одеждах, точно изъеденных мышами и молью.

– Разведенцы, – вдруг Старый ворон, пригнувшись – указывая своим черным клювом на тех, что слева – кажется вполне добротно одетых людей, с улыбками, прилипшими к круглым лицам как семечная шелуха. – Это злодеи, – шепчет Старый ворон мальчику в правое ухо, – Штампуют котят и щенков, как пирожки. Жажда наживы требует – наклепать побольше, быстрее, и дешевле продать. Их питомцы, от абы каких родителей. Кормят они их одними отбросами, не заботясь о здоровье потомства, им бы быстрее сбагрить животину, пока у той не пропал товарный вид, и пока не наела лишнего. Они любят гордо именовать себя «заводчиками», маленький друг, не верь им – врут, даже если будут тыкать в нос бумажкой с королевскими вензелями из лучших питомников. А все потому, что их не беспокоит, что случится с их подопечными после продажи – вырастут, заболеют или умрут. Хуже их только перекупщики, отбросы гильдии нищих. Сами никого не разводят, ходят по домам – покупают животных и птиц у кого-нибудь по дешевке или выклянчивают даром, потом перепродают. Чтобы поймать свою цену они изобретают необыкновенные – несуществующие породы. Благодаря их скромному труду на этом Птичьем рынке можно купить «королевских египетских сфинксов», «китайских плюшевых» или «домашних крысобоев». Чтобы обман не раскрылся, они не стесняются стричь наголо или красить мех своих питомцев дешевой химической краской, от которой те чаще всего умирают, сразу после того как их продали.

Мальчик, затаив дыхание, слушает свою птицу, ему не хочется верить в такое, но ворон никогда не лжет, лишь иногда может промолчать, когда от него так ждут нужный ответ.

Неожиданно, к ним обращается карлик, в обрезанной телогрейке, в меховом картузе, в валенках – чунях и с длинной окладистой рыжей борой – словно тень возникший из толпы:

– Что, малец, за сколь сторгуешь свою птицу?

– Это друг, – отвечает, насупившись, мальчик. – Я друзей не продаю…, – его правая ладошка сама собой сжимается в кулак, и он прячет ее за спину.

Карлик, весело ухмыляется и хихикает себе под нос, а ворон повернув свой крепкий клюв в его сторону, говорит:

– Брысь, мелюзга! А то удивлю…каррр.

Чрезмерно тепло одетый для начала осени карлик тут же меняется в лице, и, подобострастно кланяясь, произносит слова извинения: