Грешница, путь во тьму

– Нет, можешь идти, – не глядя на служанку, сказала Эдита.

Девушка неловко топталась за её спиной, в скромности боязливо не поднимала взгляда. Сжимала в кулаках передник, дергала его в какой-то привычной неловкости.

Раскланялась, что-то молвила срывающимся голосом и умчалась с комнаты. Она казалось пыталась быть незаметной, ходила едва ли не на цыпочках, от чего её шаги были почти беззвучными, но походка слегка шаткая, будто девушка вот-вот упадет.

Дверь тихо закрылась, а Эдита поднялась с мягкого пуфа. Сбросила свои туфли, от чего-то хотелось ощутить деревянный пол босыми стопами.

Подошла к окну, глядя на серебряный лик луны. Не отрывала от неё взгляда, сжимая правой рукой распятие на собственной груди.

В свете луны она напоминала призрак. Белая исподняя рубашка, казалось, сверкал каким-то мистическим светом. Девушка была бледна, от чего казалось, что в ней не теплиться жизнь.

Волосы ниспадали на плечи, казались темнее чем они есть, а в глазах отображалось серебро луны. Черты лица искажались из-за теней. Девушка потянула распятие вверх, снимая его, но не выпустила с руки. Все так же крепко сжимала, до боли в ладони.

Её лицо ничего не выражало, на нем не отображались ни мысли, ни эмоции.

Дверь скрипнула, но девушка не повернулась. Услышала несколько шагов. Казалось у неё не было времени, чтобы запомнить звук шагов Иоханна, но она знала, что это он. У неё не было сомнений.

Ей чудилось, что она может наблюдать за собой из стороны, что её тело не её вовсе. Что все происходит не с ней.

Девушка медленно повернулась к мужчине.

Он наблюдал на ней с каким-то божественным одухотворением и восхищением. Его глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся. От него немного разило алкоголем, а борода была слегка растрёпана. Его руки дрожали от предвкушения прикосновения.

А после его лицо исказилось в злости, зубы оскалились. Свое желание он ловко заменял яростью.

– Господи, – громко объявил он, возведя руки к потолку, – да прости ты этому рабу божьему греховность. Как не стыдно тебе быть женой моей и быть столь грешной?

Он уперся в неё яростным взглядом. Каким-то животным. Эдита ничего не говорила. Её лицо было искаженно смиренным спокойствием. Казалось, ничто не способно удивить её или же разозлить. Не ощущала опасности и злости.

Потянула за шнурок на груди. Тот подался, узел развязался. Левой рукой подцепила ткань на плече. Та скользнула по её телу и упала к её ногам.

Она стояла совершенно нагая и безучастная перед взором своего теперь мужа. Он был первым мужчиной, что видел её обнаженное тело. Но она не ощущала стыда. Стояла в свете огня и луны, как языческое божество, прекрасная в своей юности.

– Господи, – продолжал мужчина, – видишь же ты, что моей вины нет? Дьявол послал мне своего приспешника, дьявол послал мне демона искусителя!

Он подлетел к Эдите с каким-то помешательством, схватил её за плечи, тряхнув. Все его тело дрожало, а глаза пьяно блестели. А после он крепко прижал девушку к себе. Она безвольно позволяет делать с собой все, что угодно, казалось, в ней не было сил воспротивиться. Глядела через плечо своего мужа в окно, на серебряный лик луны.

– Распутная девица! – закричал Иоханн, неожиданно ударив ладонью по лицу Эдиты.

Она отступила на шаг и упала спиной на кровать. Щека горела, но она не издала ни звука. Подняла взгляд горящий безразличием на мужчину, не двигаясь. Раскинула руки в стороны, а на щеке был красны отпечаток ладони.

Иоханн запрыгнул на кровать. Хватал девушку, крепко сжимал кожу, казалось, хотел прикоснуться ко всему телу. Пыхтел и тыкался носом в молочную кожу. Удовлетворённо мычал, казалось, наслаждаясь запахом молодого тела.

Схватил девушку за бедра, торжественно говоря о её грешности.

Эдита глядела в потолок, смотрела на складки балдахина. Ощущала потную кожу и скользкие прикосновения на себе.

Крепче вцепилась в распятие, когда ощутила режущую, нестерпимую боль внизу живота. Шире распахнула глаза, задыхаясь вдохом. На глаза навернулись слезы. Но она сцепила зубы и со всей силы сжала распятие. Чем больнее и отвратней было или же если она издавала хоть звук, тем крепче она сжимала распятие.

Когда мужчина с громким, каким-то животным завыванием запрокинул голову, а после завалился на бок, Эдита перевела взгляд на свою ладонь.

Распятие упало на белоснежную простынь, оставляя за собой красноватые пятна. Её ладонь была изрезана. Усыпана багряными каплями крови, вся ладонь казалась болезненной красной, поврежденной.

Иоханн поднялся. Оправил свои одежды и волосы. Повернулся к девушке, бросив холодный и горделивый взгляд на неё.

Эдита не смотрела на него. Глядела на свою руку и красные пятна.

– Молись о прощении Господа, – высокопарно заявил Иоханн, – молись, чтобы он простил тебе твое распутство и блудливость.

Мужчина вышел из комнаты.

Был слишком высокого мнения о себе. Думал, что в его слабости к женщинам виноват не он, а прекрасный пол. Что они слишком красивы, думал, что дьявол захватывал их тела или же они являлись суккубом.

Эдита поднялась, пошатнулась и схватилась за балку у кровати. Подошла к окну, глядя на Луну. Резко упала на колени, оцарапав их. Её бедра были в крови, кое-где на коже были красные следы – отпечатки чужих рук.

Перед глазами все поплыло и девушка, не издав ни звука, залилась слезами.

Сжала в руках распятие, мысленно читая молитву. Наклонилась, утыкаясь лбом в пол. Волосы скользнули вперед, напоминали змей, что вились на полу, сплетали свое гнездо.

«Прошу-прошу-прошу, – мысленно повторяла девушка, – прошу, даруй мне силы для смирения. Прошу, Господи, прошу, дай мне сил полюбить своего мужа».

***

Дом был пуст. Он был наполнен одиночеством, богатством и пустотой. Для Эдиты это было странно. В прошлом доме почти не было прислуги, но дом все равно был полон жизни. Голоса её сестер, шум от их занятий, редкий, едва слышный, смех.

В этом же доме было множество слуг. С десяток. Но все они были, как будто одеты в траур. Бродили молчаливыми тенями, как и хозяин дома.

Лишь Мария была воплощением света. Она была столь же ярка и полна жизни, как и её пылающие огнем волосы. Она редко, как-то боязливо, улыбалась, но эта улыбка зарождала тепло в груди Эдиты. Ей нравилось заводить с ней к ничему не ведущие разговоры. Расспрашивать о детстве, о всяких бытовых мелочах.

Это было отдушиной.

Эдите казалось, что она как старая, ненужная вещь, что лежит взаперти сундука. Покрыта пылью и всеми покинутая.

Она почти не видела своего мужа. Лишь иногда во время завтраков и во время ночных визитов. Они стали привычными, но все такими же нестерпимыми. В ней зарождало ненависть его слова о покаянии. Она не понимала, как он мог говорить ей о том, чтобы она просила милости Господа, если не сделала ничего, за что стоило бы.

Эдита, как послушная жена, почти не выходила из дома. Вышивала, играла на фортепиано и искала утешение в книгах, что прятала в дальнем сундуке в своей комнате. Это были ужасные дамские романы. В них всегда рассказывалось о великой, всепоглощающей любви.

Обычно в них героини, в конечном итоге, выходили замуж за своих возлюбленных.

Эдита никогда не читала ночами эти книги. Ночами она вчитывалась в Библию, пытаясь найти утешение и надежду. Не могла позволить себе читать о любви, когда её муж мог прийти или же после его визитов. Тогда казалось, что любовь это что-то оскверненное.

– Эдита, – едва слышно обратилась к ней Мария, она все ещё называла по имени как-то боязливо, будто боялась, что Иоханн услышит, – вы сегодня в церковь?

– Да, – кивнула девушка, послушно сидя под умелыми руками служанки, которая заплетала ей волосы, – практически единственное время, которое я провожу с мужем, – весело ответила,– может сегодня встречусь со своими сестрами. Я ужасно по ним соскучилась. Интересно, как Сесилия там без меня. Я ведь ей как мать. А Катерина без меня, наверняка, погрязла в домашних делах и никак не развлекается.

– Вы тоже никак не развлекаетесь, – смешно по-детски упрекнула девушку Мария.

– Ты права, – хохотнула Эдита, радуясь тому, что девушка начала расслабляться и проявлять свой нрав, – вот ещё одна причина от чего я хочу с ней встретиться. Мне кажется, я здесь состарюсь, в этом доме! Тебе так не кажется? Ощущаю себе старой девой или же богатой вдовушкой. Скоро моль будет меня съедать!