Дом на Красной. Расширенная версия

Дом на Красной. Расширенная версия
Кир Николаевич Неизвестный

Молодой парень по имени Егор попадает в страшный дом на Красной 67. Ему бы, перед тем, как снять на Красной 67 квартиру, задуматься, что значит этот адрес, который в сумме дает цифру "13". Но, нет. Об этом до него никто не думал, не стал думать и он. Впрочем, как и о номере квартире 76. А дальше, в самых лучших традициях серии "Плохой квартиры" начинает творится сущий ад и ужас. Осталось только понять, кто или что стало всему виной. И сможет ли парень выжить.Причина появления этой истории послужили многочисленные вопросы о финале. Тут есть ответ на них все. А так же о гнезде ведьмы.Читайте и комментируйте популярный хоррор с финалом, в котором открылась главная тайна "Дома на Красной".

Кир Неизвестный

Дом на Красной. Расширенная версия

Боятся нет причин

Дом как дом, ничего особенного – бетонная пятиэтажка хрущевских времен. Стареет, как и всё вокруг, но не сдается. Цепляется за жизнь, чем может. А может просто не дают дому умереть, понимая, что заменить его нечем. Простоял почти шесть десятков лет, простоит еще столько же – раньше умели строить, если не красиво и уютно, так хоть надежно. На века.

Тут была та самая квартира, которую предлагали внаем. «Ул. Красная 67» – значилось на синей табличке. Егор развернул небрежно смятый листок объявления, на котором значился пропечатанный на принтере адрес:

«Ул. Красная 67. Квартира № 76, четвертый этаж. Площадь – 31 м2, жилая 17 м2. Полностью меблирована. Интернет, холодильник, телевизор. Окна пластиковые. Стальная входная дверь. Цена – 4200 руб. в мес. Оплата за 6 мес. Инна»

Он оторвался от чтения, вздохнул горячего кислорода. В природе бушевала жара июльских дней девятнадцатого года. Егор любил лето. Любил полуденный солнце и его обжигающие лучи. Девушек полураздетых. Холод пломбира и яркие вкусы лимонадов. А еще вечера. Душные, пряные. Наполненные ароматами. Горящие небесными пожарами и зажигающие вновь небеса утренние восходы. И было желание, чтобы так оставалось всегда.

Парень улыбнулся внутренним мыслям. Огляделся: примыкая к дому, развернулась серым ковром детская площадка, на которой скучали двое малышей. Вокруг неё высились в небо, подпирая ультрамарин над крышами пятиэтажек, старые тополя – самая распространенная разновидность деревьев в посткоммунистическом мире. Была еще куча кустарников нелепо торчавших метелками в стороны и пожухлая, выгоревшая трава, которую усердно вытаптывали год за годом. Двор заливало яркое полуденное солнце, не оставляя теням шансов вырасти, не пряча пыльных секретов.

Дети угрюмо раскачивались на качелях и не выказывали больше никакого интереса к происходящему. Но было странно в этом то, что малышам, по виду которым можно было определить не более пяти – шести лет, не присутствовало взрослых. Конечно, можно предположить, что их сопровождающие прятались сейчас от дневной духоты под сенью близких деревьев и были сейчас не видимые. Но зная природу современных родителей и их страхи за свои чада, вряд ли дети были бы одни. Впрочем, квартал был стар и видимо нравы здешних оставались такими же, жившими в прошлом. Егор пожал плечами и отвернулся в другую сторону.

С обратной стороны к дому совсем близко жалась проезжая часть четырехполосной городской дороги, отсеченная от дома на «Красной» пешеходным тротуаром. Машин было много. Парень мог предположить, что их тут всегда много, даже ночью – дом стоял в центральной части города. И звуки клаксонов, рассерженных двигателей мощных седанов, или напротив, болезненных всхлипывающих перегазовок дырявых ведер заглушали все остальные звуки. Даже те, что должны были исходить от детской площадки.

Егор снова посмотрел во двор. Малыши, раскачивающиеся на древних качелях никуда не делись, но и их мамаши тоже не появились. Внезапно к нему пришла мысль, сформированная уже давно, словно наитием, но тогда не успевшая быть пойманной его сачком сознание. Не переваренная, не употребленная. Потерявшееся. Теперь вернулась вновь, навеянная внезапным пониманием, и он, боясь вновь её упустить, выхватил из переносной сумки, в которой так же прятался ноут, бумажный блокнот, ручку с черными масляными чернилами, и записал:

«Такая призма личного отношения явно и косвенно влияет на восприятие объекта, уводит от истины, в кипящий обрыв релятивизмами и субъективизмами. Это формирует идейное болото, из которого уже не выбраться. А идея, как известно – субстанция не владеющая философской гибкостью, разделяющая объекты на черное и белое. Нравится/не нравится. Это как выбирать себе женщину по вырезу фигуры в фанере – подходит/не подходит.

Этот путь очень далек от эмпирического познания природы и сути, обосабливая все знания о естестве малым необходимым и общим. Не углубляясь в цели и путь, ограничиваясь симптомами. В этом нищета духа, заскорузлость и верность своим недалеким убеждениям.

И главное – подобное никем и никогда не будет подвержено проверке, никогда не будет подтверждено или опровергнуто. Но, конечно всегда будет меняться под давлением фактов, аргументов и опрове…»

– Здравствуйте! – Красивый и певучий, молодой женский голос колокольчиком прозвенел справа от него. – Вы Егор?

Он обернулся. Она была очень красивой. Черненькая, с бронзовом загаром, улыбчивая. Миниатюрная, в короткой юбке, показывающей красивые ноги. Голубые глаза, алые губы и фарфоровые зубы. Смотрела на него, понимающе улыбалась его реакции. Егор проглотил слюну, совладал с собой, ответил.

– Здравствуйте. Да, это я. – Выдал он надломленным голосом. – А Вы….

– Инна. – Пропела она волшебным голосом, от которого у него по спине прошли мурашки. – Давайте посмотрим квартиру. – И она, указывая дорогу, пошла вперед.

Егору трудно давалось терпение сдерживать свои реакции на этот вид, на виляющие бедра и покачивающуюся грудь, когда девушка оборачивалась, чтобы обратить его внимание на нечто. И он старательно смотрел туда, куда указывал аккуратный ухоженный палец, но не понимал, что видел. Он был ослеплен её красотой. Так они вошли в подъезд и только обжигающие поглаживание по оголенной коже рук холода, привели его в чувства. Он посмотрел на свои руки, они покрылись мурашками. Но девушка, словно бы не чувствовала холода, шла впереди и что-то щебетала о местных достопримечательностях. Егор прислушался:

– … мы тут девочками любим собираться. Иногда просто так, деревце новое посадить. – Она обернулась на него. – Во дворе заметили?

– Что заметил? – Не понял Егор.

– Ивы. Деревья. – Она беззлобно засмеялась. – Никто не замечает, пока специально не обратить внимания. – Поднялась на последнюю степень перед лестничной площадкой, освещенной проникающим через прозрачное стекло окна, светом. – Подойдите. – Позвала.

Егор подошел к ней слишком близко и тут же попал под действие еще волшебных и удивительных духов с соблазнительным ароматом. У него вновь бы разыгралась фантазия, но в чувство приводил бетонный холод подъезда.

– Посмотрите. – Она кивнула головой во двор. Там, развеваемые на ветру тонкими нитями, колыхались, словно невесомые облака ивы. И было их так много, что он удивленный и пораженный своим невниманием к таким очевидным деталям, не удержал невольное восклицание. – Да. – Она удовлетворенно заулыбалась. – Так многие реагируют, когда видят двор под таким углом.

– Странно. – Подумал про себя парень. – Как это я не заметил таких деревьев? Да, впрочем, мое внимание могло отвлечь нечто другое. И потом, эта девушка. Риэлтор. Очень вероятно, что следствие моего невнимания, могло стать причиной ее появления. – Он посмотрел на неё, вновь ощущая прилив крови. – Но, все же, как она загадочно это произнесла – «Под таким углом», словно в этих словах был скрытый смысл.

– Вы писали в комментариях, что пишете книги? – Вдруг спросила она. – Так Вы писатель?

Егор неопределенно кивнул, стараясь не выдавать раньше времени всего того, что не хотел бы рассказывать первому встречному, даже такой красивой, как Инна.

– Говорят, что писателям доступно многое. Доступно невидимое, но часто действительно существующее. А может быть даже, – она с прищуром хитрых глаз заглянула в его лицо, – предсказать будущее событие? Что думаете? – Он снова неопределенно пожал плечами, и она, как ему показалось, досадливо наморщила нос, но попыталась вновь добиться нужного ответа. – Неужели Вам не снятся кошмары? – Инна скрестила руки на груди, помолчала, не дождавшись ответа, развернулась и пошла вперед. Наверх.

– Пойдемте, пойдемте. – Позвала она за собой, когда неловкая ситуация сошла на нет. – Это еще не всё! – И она звонко процокала каблуками еще два пролета, до следующего окна. В нос парню ударили тяжелые цветочные ароматы. – Вот! – С гордостью представила она. – Тут у нас мини цветник и наша гордость.

Егор поднялся и разглядел. Все площадка была усыпана разнообразным цветом, лепестками и бутонами. Горшками и кашпо.

– Смотрите. – Ткнула пальцем в клубок, похожий на птичье гнездо, выросшее на карликовом хвойном дереве. – Это омела белая. Её плоды хорошо успокаивают истерию. А вот это, – показала она на следующее растение, – аконит. Правда, красивый цветок?

Егор даже и не подозревал, что подобное можно назвать цветком. Это скорее напоминало, какую-то полевую траву, не пригодную для домашнего выращивания. И скорее всего её отказались есть пасущиеся коровы. Но все же согласно кивнул.

– Помогает в сердечных делах. – Она весело ему улыбнулась. – Понюхайте, понюхайте! – Потребовала она, и он, уступая ей, потянулся носом, втягивая ароматы. В носу засвербело, захотелось чихнуть, но парень удержался, помянуя хорошие манеры. Но было ощущение, что в нос попала колючка и опускалась вниз, раздражая гортань. Егор набрал слюны, попытался проглотить её, смыть мешающее дыханию. Помогло отчасти, но этого было достаточно, чтобы перестать о неприятном ощущении думать. – А вот это, – она ожидала от него узнавания, но так и не дождалась – Парень был не сведущ в подобном знании, – тюльпан, мой любимый цветок. Мы с девочками выращиваем его на салат. Но, впрочем, – видя, что он уже подустал от лекции, предложила Инна, – давайте посмотрим квартиру.

Глава 2. Квартира 76

Риэлтор ушла, он остался один. Для него все прошло быстро – вошли в помещение, осмотрелись, ему все понравилось, подписали договор, оплатил требуемую цену. Инна, помахала на прощание рукой, оставила визитку и пожелала всего наилучшего. И все. Тишина.

И такая повсюду воплотилась безмятежность, что можно было представить – мир остановился, замер на пороге некого события. И перестал дышать, двигаться, подавать признаки жизни. Робко ждал его решения. А он не спешил. Егор не торопил Землю лететь вокруг Солнца.

Прошел в зал и как был в одежде, плюхнулся на кровать, а та ответила ему плюшевой сдобой, приняла и растворила в своих недрах тяжесть уставшего тела. Подарила тепло и покой. Сон.

Не особо было понятно, сколько он проспал, но когда проснулся, на улице было темно. Впрочем, Егора это не расстроило. Прошел в ванную, там встретился взглядом со своим отражением в зеркале, умылся, улыбнулся себе амальгамой. Вышел в ледяной подъезд, освещенный желтыми нитями накаливания шестидесяти ватных ламп, хлопнул стальной дверью, скрипнул замком. И пошел вниз, по ступеням, мимо «колхозного», как про себя назвал это «творение» Егор, цветника. А тот, словно оживший под невидимыми струями прибывающего воздуха, зашевелился, потянулся к нему, омелой цепляясь за штанины брюк. Он с отвращением стряхнул её, брезгливо и не самыми изысканными словами комментируя эпигонскую цветочную выставку. Спустился ниже на этаж, заглянул в уличное окно. Там, вздыхали привязанными к стволам облаками тонкие пальца – ветви ив. И было такое чувство, словно они воспроизводили некие пассы, жесты, значения которых не разгадать, но определенно понятные самим деревьям. Словно ивы были наделены разумом. Или душой. Или бог знает чем, но что определенно придавало им вид осознанный, целенаправленный в своих действиях. Впрочем….

Внезапно он поймал на спине чей-то взгляд. Чужой. Но не такой, словно незнакомый человек смотрит, уперевшись взглядом. Нет, именно чужой, не человеческий, поднимающий противный холодок из глубины. Рождаемый там, где первым чувствующий животный ужас желудок, начинал съеживаться в ожидании скорой погони.

Егор резко обернулся – ничего. Он облегченно выдохнул – да и не могло быть там ничего! Что может быть в подъезде, в котором никто не живет? Правильно – никого. Парень махнул рукой на свой страх, оправдывая его необычностью ощущения одиночества. Почти всегда его окружали люди, а тут…. Но, так даже лучше. Лучше для его новой книги, в которой…. Нет, не так. Как раз, в которой, главный герой остался один на один с природой, пережившей апокалипсис.

Заглянул в окно еще раз, отметил про себя ивы, старые качели в которых все так же раскачивались дети, не спешившие домой. Пошел вниз, по ступеням, лестничному маршу, к дверям трех квартир уже второго этажа, на которых отсутствовали их порядковые номера. И не удивился тому, что тот самый тяжелый взгляд, ранее смотревший ему в спину со стороны как раз этих дверей, теперь сместился назад, снова за спину, сверлил место меж лопаток. Зло и тяжело давил, так и не познанный им, не доступный для понимания. Но Егору теперь плевать. Он тут единственный человек, а значит, на время стал хозяином этого места!

Вышел из подъезда. В лицо ударил пряный теплый воздух летнего вечера. Напротив выхода, стоял уличный фонарь, наполнявший все вокруг субстанциями белой ртутной лампы. Именно не светом, а словно материй, которая колебалась, искусственно созданной неким маринистом, но так и не очерченной контурами. То наступала на мрак, подлежащий подъездным темным провалам – входам, то сдавалась под натиском последних, утекала ближе к источнику.

За фонарем колебалось, плескалось ветвями дерево. Он уже знал, что это было за дерево – видел в окне, да и Инна его наставила, обратила внимание. Вышел из темноты, под яркое солнце ночного фонаря и встал перед вновь увиденным, но никак не могущем существовать. Перед дежа-вю. В сфере надутой светом, шевелились сучковатые ветви старых тополей!

– Но как? – Ошарашенный встал возле. Потом преодолел себя, подошел ближе, потрогал твердую изрезанную наплавами кору, постучал. Дерево было настоящим. Самым что ни на есть натуральным! Посаженным тут когда-то и выросший. И не могло быть иначе. – Но тогда как? Почему? – Он старался сформировать вопрос. Кинулся снова в подъезд. Второй этаж – тополя в окне, третий этаж – тополя. Побежал вниз. Второй этаж – тополя. Выскочил на улицу – все те же коммунистические тополя.