Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю

Новая институциональная экономика не единственная школа, возникшая как улучшение игрушечной модели чистой экономики. Крайне познавательно изучить экономику Нобелевской премии. Впервые врученная в 1969 году, премия часто присуждалась тем, чья работа помогла ослабить строгость необходимых предпосылок (см. приложение в данной главе). Из пятидесяти восьми лауреатов (на декабрь 2006 года) шестнадцать получили премию за эмпирическую и методологическую работу; девять – за работу в макроэкономике; пять – за работу в международной экономике и финансах; пять – за работу в финансовой экономике, а двадцать три – за исследования в области микроэкономики[24 - Порядок и классификация могут вызывать вопросы. Кто-то поставил бы финансовую экономику в категорию микроэкономики. Кто-то взял бы, скажем, работы Кеннета Эрроу и описал бы их как скорее методологические, а не микроэкономические по природе. Но, каким бы образом мы ни подошли к классификации, мало кто не согласился бы с тем, что большинство премий было присуждено за рассмотрение индивидуальных мотивов и поступков, то есть за микроэкономику.]. Например, премии, полученные Мирлисом и Викри (1996) и Акерлофом, Спенсом и Стиглицом (2001), были присуждены за их работу по асимметрии рыночной информации. Герберт Саймон (1978) был удостоен премии за работу в области «ограниченной рациональности», исследовании последствий нашей ограниченной рациональной способности.

Пресс-релиз, в котором объявлялось о премии Саймона, в частности, гласит:

В 1930-х экономисты начали смотреть на структуру компаний и на процесс принятия решений совершенно по-новому. Работа Саймона была крайне важна для этой новой линии в развитии. В своем эпохальном труде «Теория административного поведения» (1947) и ряде последующих работ он описал компанию как адаптивную систему физических, личных и социальных компонентов, удерживаемых вместе сетью взаимосвязей и готовностью ее членов сотрудничать и стремиться к общей цели. Новым в идеях Саймона прежде всего явилось то, что он отвергает предположение, которое делается в классической теории фирмы, о всезнающем, рациональном, ориентированном на максимизацию прибыли предпринимателе. Он заменяет подобного предпринимателя рядом сотрудничающих лиц, принимающих решения, чьи способности к рациональному действию ограниченны, и отсутствием у них знания о совокупных последствиях их действий, а также личными и социальными связями[25 - См. http://www.nobel.se/economics/laureates/1978/press.html Пресс-релиз 16 October 1978 [обращение 14 ноября 2002].].

Аналогичным образом Дэниэл Канеман (2002), психолог Принстонского университета, получил премию за работу об исследовании поведения потребителей, которое, как и в случае принятия решений фирмой, не столь рационально, как это изображают игрушечные модели. Рональд Коуз получил признание за двойное достижение. Как он говорит в своей Нобелевской лекции 1991 года:

Взгляд на систему ценообразования как на координирующий механизм был совершенно верен, но были и спорные аспекты, не дававшие мне покоя… Конкуренция… действующая посредством системы цен… делает любую коор-динацию… необходимой. И все же у нас был и фактор производства, менеджмента, чьей функцией является коор-динировать. Зачем он был нужен, если система ценообразования уже обеспечивала всю необходимую координацию?[26 - Coase, 1994, p. 7.]

Кому нужны фирмы, если рациональные, полностью информированные экономические акторы могут мгновенно (без временных затрат) и без издержек (беспрепятственно) отдавать приказы о том, чтобы определенное количество сизаля (обработанные волокна текстильных агав. – Прим. пер.) было перевезено ткачу, который направит конечный продукт сборщику, получившему части обработанных лесоматериалов для производства гамаков, переправляемых конечному пользователю грузоотправителями на основе отдельных контрактов? (Все это в одномерном, плоскостном мире.) В реальном мире затраты на согласование подобных операций (неслучайно называемых «операционными издержками») столь значительны, что никто бы никогда и не смог бы наслаждаться гармонией и покоем в своем гамаке. А отсюда – потребность в менеджерах и фирмах. Они экономят на операционных издержках и забирают себе долю из итоговых прибылей в качестве вознаграждения.

Другая часть работы, за которую был награжден Коуз, касалась включения побочных эффектов (или «экстерналий», внешних эффектов) в инструментарий спроса и предложения чистой экономики. Производители железных дорог и локомотивов заключают частный договор как покупатель и продавец. Но, когда локомотив вступает в эксплуатацию, он начинает производить выбросы оксида азота в атмосферу, которые посредством преобладающих ветров выпадают в другой местности в виде кислотного дождя, убивают деревья, окисляют горные озера и наносят ущерб туристическим районам за многие километры и, вполне возможно, в другой стране. Частная сделка между двумя сторонами, таким образом, затрагивает и третью, а эта третья сторона не получает возмещения за причиненный ущерб. Третья сторона вынуждена терпеть убытки, что влияет на ее работу. Ясно, что это экономика, но игрушечная модель не учитывает подобные побочные эффекты. Коуз исправил этот недостаток, который в отличие от его идеи операционных издержек теперь является стандартом, вошедшим даже в учебники по основам экономики.

Обсуждение выше служит двум целям. Во-первых, игрушечная модель является ограниченной из-за своих предположений, которые ограничивают набор ситуаций и событий реального мира, которые мы постараемся разъяснить с помощью модели. Эти ограничения постепенно преодолеваются, по мере того как теоретики смягчают предположения; в результате экономика расцветает. Во-вторых, однако, необходимо признать, что в простых моделях экономики заложены некоторые фундаментальные принципы, которые продолжают сохранять силу в уже полноценно развитых версиях экономических моделей, а возможно, главным образом именно в них. Отбросим в сторону время, пространство и рациональность; гораздо большее значение имеет набор главных принципов. В разделах ниже мы обсудим шесть таких принципов – издержки упущенной выгоды, ожидаемые предельные издержки и выгоды, замещение, убывающая отдача и проблема неполной или асимметричной информации (которая возникает в двух вариантах). Действие каждого из принципов связывается с конкретным примером из военной истории далее в книге. Относительно того, что собой представляют принципы неоклассической экономики, согласие отсутствует, но немногие экономисты подвергли бы сомнению тот факт, что представленные здесь принципы – одни из принципов неоклассической экономики.

Принцип I: издержки упущенной выгоды

Согласно общепринятым представлениям, мы живем в мире ограниченных ресурсов и неограниченного спроса. Многие утверждают, что человечество должно обуздать свое безудержное стремление к материалистическому образу жизни, чтобы сохранить ограниченные материальные ресурсы земли для будущего. С точки зрения экономической науки такой взгляд неточен по множеству причин, в том числе и потому, что экономика имеет дело как с материальными, так и нематериальными потребностями, как то: проводить время с семьей, потребность в дружеских отношениях, в красотах природы и искусства, а также с духовными, личными либо общинными нуждами. Эти потребности сталкиваются с ограничениями ресурсов. В особенности это касается времени. В течение суток желание того или иного человека в дружеском общении может столкнуться с желанием одиночества. Ему придется выбрать, в чем не отказать себе в то или иное время. Желание обладать двумя супругами может вступить в противоречие с желанием социальной респектабельности в том или ином обществе, или же, в другом, с неспособностью их обеспечить. Желание изучать теологию может не совпадать с потребностью добывать мирские блага ради физического выживания. Даже мультимиллионеры не могут делать все, что им вздумается. Даже Билл Гейтс и Пол Аллен, сказочно богатые соучредители корпорации Microsoft, должны выбирать из множества своих желаний.

Процесс выбора и удовлетворения одного желания тем или иным индивидом неизбежно влечет отказ от выбора и удовлетворения других его желаний. И что бы тот или иной индивид ни предпочел получить, остаются другие вещи, от которых он предпочел отказаться. Эти другие вещи также ценны, так что индивид сталкивается с издержками своего отказа от них. То, что выбрано индивидом, стоит ему возможности добиться других вещей. Любой делаемый индивидом выбор влечет за собой издержки выбора – издержки от того, что возможность сделать что-то не реализовалась. Само собой разумеется, что вещи, от которых мы отказываемся, менее ценны, чем вещи, которые мы выбираем. Вещи, от которых мы отказываемся, тем не менее ценны для нас, просто не настолько, насколько вещи, нами выбранные.

Студенты быстро понимают этот фундаментальный принцип экономики: посещение лекций подразумевает отказ от ничегонеделания (которое также может быть ценным); подготовка к экзамену или доработка диплома подразумевает отказ от еще одной великолепной вечеринки (что также ценно, по крайней мере, для студентов), а проведение времени в библиотеке или лаборатории – отказ от подработки (также имеющей свою ценность). Принцип издержек упущенной выгоды, проще говоря, означает не что иное, как осознание того, что у альтернатив есть плюсы и минусы, а выбор между ними должен быть сделан. И что с того? Почему это так важно? Это важно потому, что экономика делает прогнозы: из множества ценных вещей, из которых они должны выбрать, люди обычно выбирают наиболее ценное для себя, учитывая условия, господствующие на момент совершения выбора. Они выбирают что-то такое, что, если его не выбрать, приведет к самой большой потере, к потере самой ценной упущенной возможности.

Если бы экономика не предсказывала гедонистическое поведение, разве все студенты бы бездельничали? Вовсе нет. Альфред Маршалл на показательном примере, законе притяжения, объясняет, почему объекты обычно притягиваются друг к другу, учитывая заданный набор условий (известный как выражение «при прочих равных условиях» – ceteris paribus). Эти последние детально уточняются исследователем, но не в форме собеседования. Таким образом, мелок, брошенный в воздух, вместо того чтобы «притягивать» землю, падает на пол не потому, что закон взаимного притяжения (гравитации) неверен, но потому, что одна из сносок, касающихся закона всемирного тяготения, затрагивает вопрос об относительной массе двух исследуемых взаимно притягивающихся объектов.

Аналогичным образом наполненный гелием шар – пример самого Маршалла – вообще не падает на пол; не нарушая закон тяготения, он бьется о потолок! Сходным образом в не связанном ограничениями – ничем не обусловленном – мире студенты могли бы постоянно бить баклуши, однако в менее фантастическом мире даже студенты осознают, что определенная степень прилежания приносит безусловную пользу, заслуживающую того, чтобы отказывать себе в мимолетных удовольствиях.

В штиль парусник обычно стоит прямо, но когда его качают ветер и волны – совсем нет. Физические законы, по которым парусник обычно стоит прямо, не отменяются ветром и волнами. Ветер и волны – суть лишь условия, при которых другие законы физики воздействуют на судно, как, например, закон инерционной устойчивости. Теории необязательно неверны из-за того, что мы не наблюдаем прогнозируемого поведения. Вместо этого нам необходимо аккуратно изолировать и подсчитать набор условий, при которых наблюдаемое поведение или событие случилось. В некоторых исследовательских областях это запутаннее, чем в других. Поэтому Маршалл представляет физику «простой» наукой, а экономику – «сложной», но тем не менее наукой.

Использование ограниченных ресурсов в условиях неограниченных потребностей неизбежно влечет за собой ограниченную оптимизацию – максимизацию ценности, определяемую условиями, которые существовали на момент совершения выбора. В любой момент времени использование редких ресурсов для осуществления любой заданной цели является затратным, поскольку одни и те же ресурсы не могут одновременно использоваться для иной задачи. Знаменитое высказывание Эйзенхауэра является примером признания издержек выбора:

Каждое произведенное ружье, каждое военное судно, каждая запущенная ракета в конечном итоге – это кража у тех, кто голодает и не накормлен, у тех, кто замерзает от холода и не имеет одежды. Этот мир оружия растрачивает не только деньги, – продолжал он. – Он растрачивает силы наших рабочих, способности наших ученых и надежды наших детей.

Оружие – необязательно та вещь, на которую нельзя тратить деньги. Утверждение Эйзенхауэра тем не менее верно: триллион долларов, потраченный на защиту от баллистических ракет, – это триллион долларов, не потраченный на другие нужды[27 - Оценка в триллион долларов относительно программы противоракетной обороны ПРО приводится по: Kaufman, 2003.]. Пример полезен потому, что он акцентирует внимание на том, чьи издержки выбора мы должны рассматривать. Кто принимает решения? Кто осуществляет выбор? Одним из ограничений, при котором осуществляется скорее общественный, чем частный выбор, оказывается то, что не всегда возможно опросить всех членов общества относительно альтернативной стоимости вооружения. Мы, кроме того, ожидаем получить целый спектр индивидуальных оценок. Как мы будем их сравнивать? Просто ли просуммируем их и сравним их ценность с ценностями других альтернатив? Но кто подсчитает альтернативы? Это не просто сложные вопросы – это возникающие в реальности вопросы. Они показывают то, что издержки упущенной выгоды связаны с теми или иными лицами, принимающими решения; они показывают, что определенные люди могу быть заинтересованы в том, чтобы становиться лицами, принимающими решения; они показывают то, что другие люди могут оспорить право на принятие решений или присвоение такого права. А что случится, когда условия, при которых принимаются решения, изменятся? Одним из условий принятия решений является само лицо, принимающее решения. Если его заменить, изменится и оценка альтернатив. Выбор мамы отличается от выбора папы. Республиканская партия выбирает иначе, чем демократическая партия. Просто признание того, что существуют альтернативы, из которых следует выбирать, может изменить чье-либо суждение. «Разве я не уничтожаю своих врагов, когда превращаю их в своих друзей?» – таким вопросом задавался Авраам Линкольн.

Мы узнаем, что принцип упущенной выгоды касается множества тонких философских моментов. Будничные вопросы, касающиеся денег, с которыми широкие массы обычно и ошибочно связывают сферу экономику, лишь небольшая их часть. Как оказывается, экономика тесно связана с вопросами свободы – например, с вопросом о том, кто имеет право выбирать и из каких альтернатив. Мы также узнаем, как указывает экономист Пол Хейне, что «издержки упущенной выгоды» является понятием, связанным с действием, решениями, выбором, а не вещами[28 - Heyne, Boettke, Prychitko, 2003, p. 66.]. Казалось бы, бейсбольный мяч стоит десять долларом. Но нет! Он «стоит» не десять долларов, а все, что можно было бы приобрести на эти десять долларов сейчас (текущее альтернативное потребление) или в будущем (отложенное потребление). Деньги служат лишь средством передачи между двумя возможными действиями. Что еще важнее: одна из альтернатив состоит в том, чтобы вообще ничего не покупать, а сделать пожертвование на благотворительность, так что получатели смогут принять свои собственные решения.

Мы узнаем, что экономика – вовсе не материальная наука, это не физика или инженерное дело. На самом деле это наука о принятии решений, касающихся материальных и нематериальных вопросов. Это наука принятия решений в условиях зачастую неточных, неясных и неопределенных: жениться ли мне на тебе или на ком-то другом? Фокус на принятии решений и издержках выбора может привести к удивительным ответам на самые невинные вопросы. Используем один из примеров Хейне: относительно междугородних сообщений мы эмпирически знаем, что бедные обычно пользуются автобусами, а богатые – самолетами. Почему? «Очевидный» ответ состоит в том, что такая эмпирическая регулярность наблюдается, поскольку бедные не имеют достаточно денег, чтобы оплатить воздушные перелеты, а перемещение на автобусе обходится дешевле. Другой ответ следует из того наблюдения, что зарабатывающий 400 долларов в час юрист, путешествующий из Нью-Йорка в Лос-Анджелес автобусом, становится слишком дорогостоящим юристом!

Издержки упущенной выгоды от времени юриста, путешествующего автобусом, огромны. Для клиента гораздо лучше (дешевле) оплатить юристу авиаперелет. Время бедных людей обычно не оценивается столь высоко даже ими самими.

Внимательное отношение к издержкам выбора заставляет нас задуматься, и не раз. Еще один пример: почему в современной культуре доля браков, которые заканчиваются разводами, столь высока? Являются ли они, как некоторые считают, признаком упадка и нравственной распущенности? Действительно ли наш общественный строй рушится? Или это вопрос тщательных размышлений об издержках упущенной выгоды (в особенности для женщин) в пользу сохранения брака? Несколько столетий назад (а в некоторых обществах и по сей день) альтернативы брака у женщин были немногочисленны и неприятны: они включали уход в монастырь, перспективу оставаться старой девой в родительском доме, а также общественное порицание в том случае, когда природные инстинкты приводили к рождению внебрачного ребенка. Появление нового партнера было возможно лишь в случае, если первый супруг умирал, и можно было «благопристойно» вступать во второй брак. У женщин было немного возможностей получить образование, чтобы зарабатывать на жизнь независимо от своей родной или новой семьи. Альтернативы были мрачны или имели малую ценность, так что от многого отказываться и не приходилось, выходя или оставаясь в браке. Однако условия, при которых совершается выбор брака, изменились. Сегодня издержки выбора брака и его сохранения гораздо выше, поскольку люди отказываются от намного более ценных возможностей. Для женщины же ценность брака не выросла в той же степени (если вообще выросла), как выросла цена альтернатив браку. Мужчины становятся относительно «дешевле», в то время как ценность того, что следует принести в жертву, если сделать выбор в пользу брака и его сохранения, возрастает. Из этого следует, что без мужчин обойтись гораздо легче и также проще найти их в случае необходимости[29 - Мужчины, конечно же, всегда легко «обходились» со своими женами, заводя романы обычно без неблагоприятных последствий для себя. В наше время это все больше грозит не только распадом брака (развод), но и разделом имущества. С одной стороны, это способствует, например, развитию брачного права (распространению брачных договоров). С другой стороны, на вторичном рынке брака («рынок» повторного брака) эти мужчины, скорее всего, встретят разведенных женщин, приносящих чистые активы из своих предшествующих браков, так что статус нетто-активов на пару может изменяться незначительно. В данном случае не стоит продолжать эту дискуссию, которая, однако, указывает на то, как быстро рассмотрение экономического принципа издержек упущенной выгоды приводит к фантастическому образу мысли, прекрасно подходящему к эмпирически наблюдаемому поведению и событиям. Подборку статей по экономике брака, семьи и домашнего хозяйства можно найти в выпуске 2007 года Journal of Economic Perspectives, vol. 21, no. 2. О социологическом взгляде на экономические аспекты интимных отношений см. Zelizer, 2005.].

Во всяком случае, мы узнаем, что экономика, в данном случае в форме принципа издержек упущенной выгоды, изменяет тот способ, каким мы рассматриваем и интерпретируем поведение и события. И это то, чего мы надеемся достигнуть во второй главе – главе о крепостях, замках и осадных действиях в период Высокого Средневековья (1000–1300 гг.). Ради чего короли строили настолько дорогие замки, что построение лишь одного такого замка, без учета его содержания, могло поглотить годовой доход короля? Один из ответов кроется в том, что, несмотря на затратность, замок был наиболее ценной среди имевшихся, возможных и достижимых, альтернатив того времени. Так, по крайней мере, посчитал бы экономист.

Принцип II: ожидаемые предельные издержки и выгоды

Если у кого-то уже есть конюшня с пятнадцатью беговыми лошадьми, от чего он отказывается, если не станет покупать шестнадцатую? Полезность каждой дополнительной беговой лошади снижается, если учитывать, что у владельца уже есть другие. Чем больше у него есть, тем меньше жертвы, на которые он должен пойти. Мы можем сказать, что нас совершенно не интересовала шестнадцатая лошадь или что нас уже вполне удовлетворяли первые пятнадцать. Когда вы только что женились, отказаться даже от одной минуты со своим супругом действительно стоит дорогого. Однако спустя двадцать лет отказ от минуты (или часа, или недели, или, наконец, от супруга!)[30 - Данное чувство отражает следующая шутливая наклейка на бампере машины: «Моя жена сказала: „Или рыбалка – или я“. Я выбрал рыбалку». (Есть и аналогичная наклейка для женщин.)] может уже не казаться столь дорогостоящим.

Суть маржиналистской революции в экономике состоит в том, что вне зависимости от того, где вы находитесь, «от себя не убежишь»[31 - Цит. по: Buchholz, 1989, p. 141. Одним это напомнит высказывания Йоги Берры (один из величайших игроков в истории бейсбола, знаменитый также своими парадоксальными афоризмами. – Прим. пер.), другим – буддийские истины. В любом случае экономика здесь окажется в хорошей компании.]. Главное – учитывать при накопившемся уровне удовлетворения, обусловленном выгодами и издержками от прошлых поступков, ожидаемые затраты и выгоды следующего действия. Важно то, как оценить свой следующий шаг, а не всю совокупность всех шагов, предпринятых до настоящего момента. Кто-то любит своего супруга на протяжении двадцати лет гораздо больше футбола, но суть в том, как сказали бы маржиналисты, проведет ли следующие три часа тот или иной человек со своим (своей) супругом, а не за просмотром футбольного матча. Любовь стареет, а не охладевает. И не важно, скажут маржиналисты, что Билл Гейтс уже заработал свои миллионы в прошлом. Важно то, принесет ли продажа следующей копии операционной системы Windows больше прибыли, чем стоили ее производство и продажа. И если так, его доходы увеличатся, а эта копия должна будет поступить в производство и продажу. Съев уже полдюжины кусков пиццы, по-настоящему нельзя извлечь много дополнительной выгоды и из следующего, седьмого куска. Лишь совсем немного. Кроме того, придется заплатить за него еще пять долларов, а пять долларов представляют другие товары и услуги (включая экономию долларов для будущего использования), от которых придется отказаться[32 - Уровни насыщения со временем снижаются. Если кто-то не видел своего супруга последние три недели, уровень его насыщения, скорее всего, будет «низким». В этом случае он скорее проведет следующие три часа с супругом, чем за просмотром футбольного матча. Но если уровень насыщения «высок», вполне логично, что он будет стремиться заполнить следующий период времени, получая удовлетворение из другого источника.].

Этот маржиналистский взгляд на жизнь может показаться излишне приземленным и грубым, однако и он обладает определенной глубиной. Этот взгляд был детально разработан Альфредом Маршаллом, с которым мы уже сталкивались. На титульной странице его учебника «Принципы экономики» вынесен девиз Natura non facit saltum («Природа не делает скачков») – это было еще до Бора и Гейзенберга, – и он объясняет, что катастрофические события, такие как землетрясения и наводнения, требуют проведения углубленного исследования, после того как будут изучены плавные, постепенные и медленно разворачивающиеся изменения в природе[33 - Выражение «природа не делает скачков» впервые появилось в пятом издании учебника 1907 года и сохранялось до последнего издания Маршалла, в 1920-м. Бор впервые заявил о понятии энергии квантов в 1913 году, а знаменитая статья о квантовой механике Гейзенберга была опубликована в 1925-м. В любом случае Маршалл не говорил об отсутствии «скачков» или прерывистых эффектов в природе или в политэкономии, но лишь о том, что плавные, непрерывные элементы следует изучать в первую очередь.]. Аналогичным образом в экономике мы вначале изучаем «обычную жизнедеятельность», оставляя на потом исследование феноменов «нерегулярных, случайных и с трудом поддающихся наблюдению»[34 - Marshall, 1961 [1920], p. xiii.]. Природа не совершает скачков. Она развивается постепенно, шаг за шагом. Жизнь проживается на краю, на грани. Обдумывая выгоду своего следующего действия и просчитывая то, от чего, возможно, придется отказаться, мы принимаем решения, касающиеся будущего. Поскольку будущее неопределенно, принятие решения включает взвешивание ожидаемых предельных выгод против ожидаемых предельных затрат; решающее правило простое: если ожидаемая дополнительная выгода действия перевесит ожидаемые издержки выбора, тогда следует предпринять данное действие, и наоборот. Если ожидаемая дополнительная выгода от просмотра трехчасовой футбольной игры превысит ожидаемые затраты непроведения этих трех часов с супругом, состоящим с ним (с ней) в двадцатилетнем браке, тогда, согласно правилу, следует смотреть именно игру.

Принятие решения есть принятие решения, подверженное определенной степени неопределенности. Что, если игра будет скучной и, таким образом, ожидаемая выгода от просмотра окажется переоцененной? Что, если кто-либо ошибся в отношении своего супруга и недооценил ожидаемые затраты? Жизнь есть «опытное благо», как сказал бы экономист. Мы учимся по мере приобретения опыта. Поспешные решения в жизни часто будут сопровождаться ошибочными суждениями и более частыми утратами, чем прибылями. Со временем мы узнаем, как минимизировать число наших ошибок; мы принимаем лучшие решения; мы чаще выигрываем, чем проигрываем. Мы становимся предусмотрительнее, умнее, собираем более точную информацию об ожидаемых затратах и выгодах. Экономисты не отрицают, что люди совершают ошибки, но они обычно действительно отрицают, что любой человек будет совершать одну и ту же ошибку снова и снова. Кто-то может съесть гнилое яблоко, но вряд ли он съест второе гнилое яблоко. Обычно никто не покупает еще один роман автора, если первый роман того же автора не понравился, и он будет благоразумнее относительно просмотра футбольных игр, когда против этого возражает его супруг.

Как же вообще формируются ожидания по поводу затрат и выгод? Ясно, что решающую роль здесь играет информация, и мы обсудим ее в другом разделе. Сейчас же рассмотрим тройку факторов, которые приводятся в учебнике по основам экономики: предпочтения, ресурсы и цены. На первый взгляд цены на различные продукты и услуги устанавливаются достаточно легко. Одна жевательная резинка стоит пятьдесят центов; плата за обучение, проживание и питание в частном колледже составляет 40 000 долларов в год, а путешествие на космическую станцию можно осуществить за 20 миллионов долларов. На практике мы сталкиваемся, по крайней мере, с двумя трудностями: во-первых, многие цены являются договорными, а во-вторых, многие цены не выражены в денежной форме. Само собой, что на кассе в местном Wal-Mart вряд ли разумно торговаться о цене за пачку жвачек. Вместо этого вы либо заплатите официальную цену, либо вообще не сделаете данную покупку. Но вы станете торговаться о цене новой машины. И, пытаясь получить различные стипендии, вы, в сущности, торгуетесь из-за цен за посещение того или иного колледжа.

Окончательная цена, которую вы будете готовы и способны заплатить за тот или иной товар или желаемую услугу, во многом зависит от оценки ожидаемой выгоды. Пока выгода превышает окончательную цену, которую вы платите, ваша чистая выгода несомненна. Иначе говоря, соотношение затрат/выгод в вашем случае оказывается меньше единицы, где под затратами понимается не стоимость обеспечения, а стоимость приобретения, то есть цена, которую вы платите. Эта цена может быть не выраженной в денежной форме и, безусловно, включать дополнительные затраты. Так, например, какова бы ни была рыночная цена пакета Microsoft по обработке текстов и другого офисного программного обеспечения, стоимость приобретения может включать «затраты перехода» с текущего программного обеспечения, с которым вы уже знакомы, к еще вам неизвестному. Низкая рыночная цена сама по себе недостаточна для того, чтобы заставить вас что-то приобрести. Это общее наблюдение применимо не только к рынку продукции (рынку готовых изделий), но также и к рынку факторов (рынкам факторов, которые фирмы используют для производства товаров и услуг). Например, решающими для функционирования рынков труда являются затраты, связанные с наймом и обучением рабочей силы, как и другие косвенные затраты на рабочую силу, такие как взносы в фонд социального обеспечения, осуществляемые работодателем. Подсчет затрат требует внимательного изучения полной стоимости приобретения. Еще больше усложняют ситуацию дальнейшие затраты, которые включают затраты на заключение и выполнение контрактов, а также на контроль и мониторинг за осуществлением контрактов, то есть операционные издержки в дополнение к издержкам производства[35 - North, 1990.].

Есть и определенный риск неисполнения договора – того, что кто-то отступит от условий договора, а также тот простой факт, что многие контракты устанавливают обязательства быть выполненными в будущем. Но, поскольку будущее неопределенно, могут возникать обоснованные разногласия по поводу того, как следует трактовать контракт. Может потребоваться урегулирование споров, что также весьма затратно. Легко написать, что для хорошего решения требуется лишь оценить различие между ожидаемыми затратами и выгодами. Но как командующему войсками оценить риск дезертирства? Как он сможет рассчитать выгоду от атаки той или иной вражеской позиции?

Второй фактор расчетов затрат/выгод касается имеющихся ресурсов. Эти ресурсы включают текущие доходы, сбережения от прошлых доходов, кредитные суммы и субсидии. Как и в случае с ценами, которые могут быть выражены в денежной или не в денежной форме, экономисты не воспринимают категории ресурсов буквально. Например, в контексте военных кадров мы могли бы представить «сбережения» в виде войскового фонда, «текущие доходы» – в виде регулярного потока новобранцев, «кредитные линии» – в виде дополнительных войск, таких как резервы, которые мы могли бы задействовать, а «субсидии» – в виде войск союзников. Неистраченные доходы прошлых периодов (сбережения) могут быть увеличены благодаря военному обучению, при этом «выплата процентов» будет проявляться, скажем, в повышенной боеготовности и боеспособности. Текущие доходы могут снижаться посредством сокращения боевого личного состава и дезертирства. И так далее. Таким образом, не вполне ясно, что же именно представляют собой ресурсы того или иного субъекта. Они могут быть приумножены союзами, что повлечет новый риск и затраты, а также сокращаться посредством разрыва того или иного союза. Они могут расти благодаря дополнительным вложениям, повышающим производительность, таким как рост капиталовооруженности, или снижаться из-за неадекватного урегулирования военного соотношения боевых сил и средств (соотношение солдат на передовой и вспомогательного персонала).

Расчет затрат/выгод начинает выглядеть излишне, даже запретительно сложным. Но разве не лучше как можно точнее все рассчитать, чем действовать без расчетов? Оказывается, необязательно. Как в случае с почтальоном, доставляющим с пометкой «срочно» почтовую макулатуру, многие решения следует принимать в определенные сроки. Временами решения следует принимать, опираясь на свои инстинкты, вне зависимости от обстоятельств. Подготовка и обучение могут улучшить наши инстинкты. Они становятся устойчивыми привычками, когда издержки обработки информации для проведения расчетов соотношения затрат и выгод становятся слишком высоки[36 - Это одна из ключевых идей новой институциональной экономики North, 1990. См. также вышеупомянутую работу Dolan, 2002, о программировании мозгом поведенческих шаблонов, тем самым «институционализирующим» их.]. При моделировании субъект играет в контролируемых условиях, перед тем как действовать в реальной ситуации. Но обучение истощает сами ресурсы, которые обучение должно было усилить. Человек быстро допускает ошибку круга в доказательстве, при котором реальное принятие решения лучше всего подготавливается посредством смоделированных упражнений, которые являются затратными для проведения, а также истощают ресурсы, из-за чего для подготовки к определенным реальным, но неопределенным событиям в будущем требуется больше ресурсов.

Третий фактор – «предпочтения» или «вкусы» – еще одно расплывчатое понятие. Оно относится к тому, что нравится и не нравится, к моде и увлечениям, потребностям и нуждам. Предпочтения – это черный ящик экономиста. Что именно покупатель любит, не является объектом обсуждения: De gustibus non est disputandum («О вкусах не спорят»), как назвали свое знаменитое эссе в 1977 году чикагские экономисты Джордж Стиглер и Гэри Беккер. Это утверждение не означает (или необязательно означает), как они замечают, что вкусы будут переменчивы, прихотливы, крайне непостоянны и неуправляемы. Напротив, они предполагают, что вкусы вполне стабильны. Изменяется не чей-либо вкус, а цены, с которыми мы имеем дело, и наличные ресурсы, посредством которых можно удовлетворить тот или иной вкус. Как следствие, наблюдаемое поведение может измениться, даже когда, несмотря на внешние признаки, лежащие в основе предпочтения и вкусы не изменяются. Аргументация выстроена изощренно – основная же мысль проста. Предположим на мгновение, что кто-то любит хорошую музыку. Его оценка хорошей музыки может быть усилена количественно посредством затрат большого времени на прослушивание и качественного изучения музыки. Как следствие, он выстраивает запас знаний, познаний о музыке. А знание есть капитал. По мере роста капитала время, потраченное на прослушивание хорошей музыки, используется эффективнее (приятнее). Коэффициент затрат/выгод прослушивания снижается по мере того, как числитель, затраты, уменьшается. Если доходы и цены на другие продукты и услуги остаются неизменными, меньшие затраты на оценку музыки – вследствие накопленного капитала способности оценить музыку – естественным образом заставят нас слушать лучшую музыку. Возникает круг положительной обратной связи. Наблюдаемое поведение состоит в том, что кто-то тратит больше времени на прослушивание хорошей музыки или чтение хорошей экономики, однако объяснение, как подчеркивают Стиглер и Беккер, состоит не в том, что чей-либо вкус к определенному типу музыки изменился, а скорее в том, что базовая относительная цена приобретения музыки изменилась. (Конечно же, круг с противоположным знаком, замкнутый, порочный круг, может образовываться в результате того, что люди все больше слушают «плохую» музыку.) Тем не менее ныне покойный Джон Кеннет Гэлбрейт из Гарварда утверждал в своей прославленной книге «Общество изобилия» (1958), что потребитель вовсе не так независим. Его предположительно независимыми предпочтениями, по сути, манипулируют и управляют влиятельные частные и государственные группы[37 - В сущности, Stigler and Becker, 1977, непосредственно отвечают на Galbraith, 1958, утверждая, что потребители демонстрируют устойчивые вкусы к таким предметам потребления, как «стиль» или «социальное своеобразие». Специфические блага, с которыми приобретаются стиль или особые товары потребления, по логике, зависят от увлечений и моды, поскольку для того, чтобы обладать собственным стилем, следует отличать себя от других людей. Мода создается. А тогда в интересах фирм благоприятствовать дифференциации посредством рекламы по продаже продукции потребителям, желающим казаться особенными. Потребители конкурируют друг с другом. Меняются лишь средства, которыми ведется конкурентная борьба, но основные вкусы (чувство стиля или выбор специфических предметов потребления) остаются неизменными. Это прекрасная теория, по-новому интерпретирующая наблюдаемое поведение и совершенно не противоречащая Гэлбрейту. Гэлбрейт утверждал, что компании не меняют вкусы, а формируют увлечения, посредством которых люди стремятся удовлетворить свои потребности.]. Формирование предпочтений и решений по поводу того, что, как и насколько высоко мы оцениваем вещи, стало активной областью исследования государственной политики, маркетинга, психологии, экономики, социологии и других областей исследования. Вне рамок учебника это может стать чрезвычайно сложным: как, например, оценить существование китовых акул, секвойи, искусства авангарда или выживание культуры в горных районах Папуа – Новой Гвинеи? Какова в данном случае выгода? Как конвертировать эти примеры в денежный эквивалент, так что можно будет сравнить ценность китовых акул с другими объектами из списка неограниченных потребностей? Если бы нам пришлось проводить общественный опрос и спрашивать, сколько люди были бы готовы и способны платить, чтобы обеспечить выживание китовых акул, как мы сможем удостовериться в получении осмысленного и честного ответа?

Нет необходимости вдаваться в тайны литературы о выявлении, раскрытии и экономической оценке предпочтений. Достаточно задаться вопросом, как военачальник может установить ожидаемые предельные затраты и выгоды различных возможных образов действия, чтобы прийти к твердому рациональному решению об определенном плане действий. И достаточно отметить, что как в военном, так и невоенном контексте решения редко принимаются автономно. Таким образом, правитель может сместить военачальника, а солдаты могут решить дезертировать. В главе четвертой мы проиллюстрируем действие принципа ожидаемых предельных выгод и затрат, рассматривая битвы, маневры и военачальников эпохи Просвещения (семнадцатого и восемнадцатого веков), завершая рассмотрением наполеоновских войн. Как мы увидим, даже при триумфе сложности нет сомнений, что военачальники выполняли расчеты ожидаемых предельных выгод и затрат того или иного сорта.

Принцип III: замещение

Мы можем избрать один из двух путей. Мы можем для начала сфокусироваться на контрактной и информационной экономике или же продолжить исследование экономики (альтернативных) затрат и выгод. Мы посвятим последнему вопросу следующие два раздела – замещение и убывающая отдача, а затем перейдем к первому в оставшихся двух разделах – об информации и контрактах, что в сумме даст нам шесть принципов экономического анализа.

Принцип замещения гласит, что, если два товара приносят сравнимые выгоды, пользователи в итоге будут выбирать товар с относительно низкой ценой. (Конечно, подразумевается, что эта цена отражает издержки упущенной выгоды.) Иначе данный принцип может быть переформулирован как прогноз того, что пользователи товара либо услуги со сравнимой стоимостью в итоге будут склонны к потреблению того, что приносит больше выгоды. Проще говоря: если выгода одинакова, людей будет скорее привлекать недорогой товар; если одинаковы затраты, люди выберут товар, обладающий большей выгодой.

Для примера мы можем снова пойти от глупого и простого к реалистичному и сложному. Экономисты проводят различие между замещением в производстве и замещением в потреблении. Примером первого является управляющий пекарни, терзающийся вопросом, использовать яйца с белой или коричневой скорлупой для выпечки. И поскольку между ними нет различия в применении – ни для пекаря, ни для итогового потребителя, – пекарня, безусловно, предпочтет более дешевые яйца, независимо от цвета скорлупы. Говоря более реалистично, фирме необходимо решить, как транспортировать свою продукцию. Для межконтинентальных поставок можно выбирать между воздушными перевозками и контейнерными грузовыми судами; при трансконтинентальных перевозках можно выбирать между воздушными, железнодорожными, автодорожными и водными путями, а также их различными комбинациями. Выгода может определяться просто как доставка продукции или, более реалистично, доставка продукции с ограничениями по срокам. Фирма может далее выбирать между разработкой и использованием внутрифирменных возможностей транспортировки (посредством создания собственного парка) и заключением контракта с третьим лицом или же вновь их комбинацией. Транспортировка становится вопросом оптимизации более или менее сложной логистики, при которой цель состоит в срочной доставке, а ограничивающие условия включают производство, местоположение складов и клиента, разнообразные ограничения возможностей, варианты транспортировки и, разумеется, цены. Число факторов, которые следует учесть, может быть велико. Математически во всех случаях, когда один из множества факторов изменяется, оптимальное решение проблемы транспортировки также может меняться. Неудивительно, что решение вопросов транспортировки в реальных компаниях требует высокой квалификации служащих, в особенности в математике и информатике. И хотя никто не будет отрицать сложность логистики в военных вопросах[38 - Классическая работа о военной логистике: van Creveld, 2004 [1977].], та же сложность в сфере коммерции не оценена в равной степени, возможно, потому, что она реже предстает перед общественностью. Такая сложность в любом случае возникает из-за возможностей замещения.

Можно говорить о различной степени возможного замещения. Мы говорим о совершенном замещении в случае белых и коричневых яиц. Коэффициент замещения равен одному. Замещение в преподавании возможно, но не совершенно. Профессор Брауэр, экономист, может заменить профессора ван Туйля, историка, но первый совсем не так хорош в преподавании истории, как его уважаемый коллега. И хотя обычно такая проблема не возникает в колледже, она очень часто встречается в начальной и средней школах, в которых каждое утро совершаются тысячи отчаянных звонков в поисках учителя «на замену» по биологии, математике или английскому. Это отрицательно влияет на образование как отрасль производства. В пределе коэффициент замены равен нулю. Ни белые, ни коричневые яйца нельзя заменить мукой, а ткацким станком даже за миллион долларов нельзя заменить, и хотя Тайгера Вудса или Анику Соренстам можно нанять, чтобы они «толкали» на улице мячи и клюшки для гольфа, ни один из них не станет работать моделью на показах модной одежды для игры в гольф для другого пола. Замена – вопрос степени[39 - И именно это является одним из выводов седьмой главы относительно того, провела ли Франция, а если провела, то в какой степени, замену своих обычных вооруженных сил ударными (ядерными) силами.].

Возможность замещения может вызывать ожесточенные конфликты, полные коварства, страсти и интриг. Девушки могут выбирать и заменять мальчиков, а мальчики – девочек. Брак является общественным механизмом ограничения возможностей замещения ради приоритетной социальной цели (беспрепятственного воспитания детей). В сфере медицины больничные администраторы замещают относительно дешевых дипломированных медсестер более дорогостоящими докторами. Если же медсестры, в свою очередь, становятся дорогостоящими, то больницы замещают технологию по уходу за больными с помощью медсестер. Тем временем организации медицинского обеспечения служат официальными поставщиками независимых медицинских заключений и могут при желании провести замещение одного плана лечения другим. Фармацевтические компании подключаются к спору, предлагая замещение – лечение медикаментозными средствами, позволяющими снизить остроту заболевания и ускорить время выздоровления. Большая часть этого проходит в обстановке косвенного стимулирования и асимметричной информации (о которой гораздо подробнее – в разделах ниже).

Возможность замещения является сутью конкуренции. Неудивительно, что поставщики делают все возможное, чтобы подавить, ограничить и снизить конкуренцию. Избегать конкуренции – равноценно снижению показателя замещения к нулю, а для этого существует много способов. Немалое число этих способов незаконно – например, как вступление конкурентов по сговору в картель, – однако значительная часть совершенно законна, например, слияние или поглощение, одобренное антимонопольным департаментом министерства юстиции США (либо его эквивалентом в других странах). Другие пути включают вмешательство в законодательный процесс в виде различных форм лоббирования, например, ограничения импорта конкурирующих продуктов из-за рубежа. Любимым орудием здесь обычно выступают заявления об особом риске здоровью и безопасности американских потребителей от импортируемых товаров, таких как непастеризованные французские сыры. Пример, который находится ближе к предмету исследования этой книги, состоит в том, что различные отрасли промышленности заводят спор об угрозе национальной безопасности для получения протекции от иностранной конкуренции. Среди наиболее известных примеров – шерстяная (и мохеровая) промышленность США, которая с 1954 по 1994 год получала ежегодные субсидии, общая сумма которых доходила до миллионов долларов налогоплательщиков. Если это и не оградило от конкуренции, то, во всяком случае, поддержало множество козоводов и овцеводов[40 - Интересно, хотя и неудивительно, что 90 процентов предприятий по производству мохера США сосредоточено в 150-мильном радиусе от Сан-Анджело, Техас (резиденция Американского совета по производству мохера). Более подробно см. http://www.mohairusa.com/index.html [accessed 4 December 2002]. Заинтересовавшимся для начала следует обратиться к дебатам 1993 года в Сенате США (см. http://www.senate.gov/~rpc/rva/1031/1031288.htm). Защитники субсидирования производства шерсти и мохера неизменно апеллируют к интересам национальной безопасности, а именно поддержке предприятий, производящих сырье для обмундирования солдат армии США, несмотря на то что в ней уже давно перешли на использование синтетической ткани.].

Замещение в производстве носит крупномасштабный и всеобъемлющий характер. Такова и его оборотная сторона – замещение в области потребления. Как потребители мохера, мы бы предпочли иметь возможность выбирать между мохером США и, скажем, Австралии. А если ощутимых различий в качестве, в сущности, не наблюдается (как часто бывает на таких товарных рынках, как рынок металлов и сельскохозяйственных продуктов), так что выгода для пользователя одинакова, то потребитель, скорее всего, выберет более дешевый вариант. Для воздействия на соотношение затрат/выгод предпринимаются попытки повлиять на предпочтения потребителей, откуда, например, возникла кампания «Покупай американское», которая, по крайней мере, была более дружелюбной, чем кампания «Для иностранных машин парковка данного профсоюза запрещена». Можно предположить, что гордые и заносчивые парни из профсоюза покупают только сделанные в Америке удочки, носят исключительно отечественные клетчатые фланелевые рубашки и пыхтят исключительно на отечественных плоскодонках. В реальности же они ведут себя, как и все потребители: заменяют и экономят доллар – и действительно, в конце концов, используют двигатели Yamaha[41 - «Плоскодонка» – узкая и длинная (от 12 до 22 футов) лодка. Изначально делалась из грубых дубовых и тсуговых досок, при этом щели между досками закрывались при помощи смолы и пеньки, а также благодаря естественному разбуханию после впитывания воды сырой древесиной. История подвесного мотора Yamaha любопытна сама по себе. Впервые изготовленный в Японии в 1960 году, первый зарубежный завод был открыт во Франции в 1988 году. Конечно, то же произошло и с мотоциклами и гольфмобилями Yamaha. В частности, в декабре 1999 года Yamaha запустила производство мотоциклов во Вьетнаме. Гольфмобили Yamaha производятся в штате Джорджия в Соединенных Штатах. Попытки задержать импорт приводит к тому, что импортеры приезжают в страну, в итоге все же предоставляя выбор – возможности замещения – потребителям. Мы вновь узнаем, как примитивно рассуждать об экономике лишь в контексте денег и материальных объектов. На деле же экономика переплетается с фундаментальными вопросами философии, в данном случае с вопросом свободы выбора.].

Есть и другие формы замещения. И одна из важнейших носит замысловатый термин «межвременное замещение». Классический пример из учебника по экономике описывает выбор между потреблением сегодня и потреблением завтра. Вычтем чьи-либо налоговые обязательства из заработанных им доходов, и тогда тот сможет поступить с чистым доходом лишь двумя способами: потребить или сэкономить. Сразу же становится очевидным, что экономить – лишь по-другому названное отложенное потребление[42 - Как всегда, экономисты определяют потребление творчески. Например, завещание в наследство своих накоплений детям является формой потребления, поскольку «потребляется» предвосхищаемая радость детей. Если для кого-то подобный аргумент не будет убедительным, скорее всего, он согласится с тем, что дети, безусловно, могут распорядиться своим наследством лишь одним из двух следующих способов: потратить либо сберечь. Из этого следует, что любое сбережение является (отложенным) потреблением.]. Скряги и закоренелые экономы готовятся к черному дню или раннему выходу на пенсию и в любом случае к отложенному потреблению. В отличие от этого те, кто живет как будто завтра не существует, даже ценой попадания в долги отодвигают будущее потребление вперед во времени. Замещение во времени – обычная практика. Оно применяется также к несветским вопросам и несовременным обществам. Когда в некоторых обществах древности проводились кровавые жертвоприношения, они заменяли чью-то жизнь за ожидаемую выгоду остававшихся в живых. Когда мученики умирают за свою веру, они замещают земную жизнь в настоящем ожидаемой будущей жизнью в раю.

Стимулы играют важнейшую роль в побуждении к замещению. То же можно сказать о побуждении к межвременному замещению. Откладывание рождения ребенка в двадцать на тридцать или сорок лет подразумевает решение о замещении, пусть и сделанное с туманными представлениями, и выборе между образованием и ранней карьерой с ребенком и более поздней карьерой. Неслучайно более образованные люди обычно откладывают деторождение. Издержками упущенной выгоды от раннего деторождения являются (в определенной степени) качественное образование и хорошее начало карьеры. В случае решения о денежном потреблении или сбережении процентные ставки играют ключевую побудительную роль. Даже представителей неимущих слоев можно подтолкнуть к экономии, если процентные ставки достаточно высоки. Как и ранее, здесь применяется принцип «при прочих равных условиях» Маршалла. Высокие процентные ставки сами по себе могут и не побудить людей отказаться от сиюминутного потребления. В конце концов, потребление в будущем привлекает лишь тех, у кого есть достаточные основания полагать, что будущее имеет место. Если кто-то болен СПИДом и живет в Южной Африке, его временной горизонт короток, и он совершенно проигнорирует мысли об отдаленном будущем. Аналогичным образом, если кто-то живет в регионе, постоянно раздираемом гражданскими беспорядками, совершенно логично будет не делать сбережения на будущее, на наступление которого никто не надеется. Принятие хорошего экономического решения имеет мало общего с грамотностью или умением хорошо считать. «Крестьянская экономика» работает потому, что экономика вращается вокруг имеющегося набора стимулов и альтернатив, из которых можно выбирать. Бедное, отчаявшееся крестьянское население понимает стимулы и опции так же хорошо, как и богатые и избалованные дети из американских пригородов, а по сути, как и каждый человек.

Мы проиллюстрируем действие принципа замещения в военной истории в седьмой главе на примере замещения обычных стратегическими ядерными силами во Франции из-за все возраставших издержек традиционных вооруженных сил.

Принцип IV: убывающая предельная отдача

Вместе с формулой «при прочих равных условиях» понятие предельного подводит нас к понятию убывающей отдачи. Если ничего в мире не изменится, за исключением того, что мы едим уже вторую тарелку со шведского стола, то мы испытаем чувство убывающего удовлетворения, если станем сравнивать удовольствие от первой со второй (поскольку мы уже все-таки насытились, съев кучу еды на первой тарелке). Предположим, кто-то может быть настолько голоден, что вторая тарелка кажется столь же вкусной, как и первая. Принцип убывающей предельной отдачи гласит, что в итоге ощущение пресыщения приходит если не со второй, так с третьей и четвертой порциями, обычно сопровождаемыми возгласами типа «о боже, как я наелся!». Как и в предыдущем случае, данный принцип применим и к производству, и к потреблению, а также к внеэкономическим областям. Если даже ничего не изменится, кроме того что студенты будут проводить дополнительные часы для подготовки к экзаменам, они вначале сильно прибавят к своей базе знаний, но, к сожалению, каждый лишний час будет приводить к все меньшему пополнению их знаний. Если в мире все остается неизменным, за исключением того, что мы будем проводить больше времени в спортзале, то вначале мы сильно увеличим свою мышечную массу, однако, к несчастью, каждый дополнительный час в спортзале будет приводить ко все меньшим добавлениям к этой массе. Мы просто достигаем пика. И если изменится лишь то, что мы откроем границы для иммигрантов, экономика будет расти (так как больше людей будет работать и увеличивать объемы внутреннего производства), но, к сожалению, в конце концов, темпы экономического роста замедлятся, поскольку все больше людей будут нуждаться в своей доле капитала.

РИС. 1.1. Производственные функции

Эти примеры объединяет одна особенность, заключающаяся в том, что больше тех или иных вещей необязательно желательно. Как профессора мы регулярно слышим о студентах, много и напряженно работающих, вместо того чтобы работать эффективно. Однако, как мы уже отмечали, важно не то, сколько часов затрачивается, а как. Когда мы говорим, что человек учится с умом, мы имеем в виду нечто вроде «технологии». Рисунок 1.1 поясняет это утверждение. На двумерном графике мы можем описать изменения лишь двух переменных – «причины» и «следствия». Пока что все остальные вещи в мире остаются неизменными (условие Маршалла «при прочих равных условиях»). По горизонтали или оси x мы измеряем усилия, прилагаемые студентами в минуту изучения (затраты). По вертикали или оси у мы измеряем успех или неудачу студентов в полученных ими отметках (производительность). Конечно, некоторые студенты учатся немного, получая при этом хорошие оценки, тогда как другие много занимаются, однако получают более низкие оценки, так что идеального однозначного соответствия между затраченными минутами и полученными оценками не выстраивается. Вместо этого мы обнаруживаем среднестатистическую тенденцию, отобранную на основе тысяч (гипотетических) результатов обработки данных, при этом PF(1) – кривая, обозначающая «производственную функцию». Данная кривая предполагает, что в среднем студент, затративший на занятия двадцать минут, получает двадцать баллов (точка А на рисунке), студент, затрачивающий на обучение в среднем сорок минут, получает тридцать пять баллов (пункт B), а студент, занимавшийся шестьдесят минут, в среднем получает сорок пять баллов (пункт C). Разумеется, в нулевой точке системы отсутствие занятий приносит ноль баллов![43 - Как минимум следует изучить расписание, чтобы знать, в какой день приходить на экзамен. Будучи профессорами, мы уверяем читателя, что число студентов, не приходящих на экзамен из-за того, что они не знали дня проведения экзамена, или тех, кто срочно связывался по электронной почте с профессором по поводу экзамена, поскольку это удобнее, чем проверять дату, час и место на расписании (еще один пример действия принципа замещения, к которому профессора лучше бы не приучали), достаточно велико.] Таким образом, первые двадцать минут занятий приносят двадцать баллов, следующие двадцать минут – дополнительные пятнадцать баллов (в сумме трид-цать пять), а следующие двадцать минут – еще десять баллов (в сумме сорок пять). Каждый дополнительный двадцатиминутный отрезок занятий в итоге дает более высокий общий результат, но с убывающей интенсивностью. Такова визуализация понятия убывающей предельной отдачи[44 - Вполне возможно, что больше подготовки приведет не только к сокращающейся, но и убывающей отдаче, как, например, в случае, когда студенты готовятся всю ночь напролет и в итоге просыпают экзамен. Опять-таки, как профессора – и родители! – мы знаем об этом не понаслышке.].