Неприкасаемый

– Да, мы всегда должны чтить волю усопших, – воздев глаза к небу, ответила королева. – Что ж, мисс Лейтон, буду рада вас видеть на балу дебютанток. А вы, лорд Рэдклифф, сегодня, разумеется, в моей ложе. Нужно кое-что обсудить.

Виктория удалилась в зал, и все на ее пути снова застыли в поклоне, а Дориан победоносно посмотрел на воспитанницу.

– Можете нами гордиться, мисс Лейтон. Ее величество к вам благоволит.

– Вы в таком тесном знакомстве… с ее величеством… и королевская ложа… – Офелия на мгновение лишилась способности связно выражать мысли. Дориан Рэдклифф был очень непростым дворянином, раз свободно беседовал с седьмой королевой Великобритании и Ирландии и первой императрицей Индии.

– Учитесь! – рассмеялся он ее замешательству. – Пользуйтесь сполна плодами опеки: супруг такой чести вам не окажет. Развлекайтесь с мисс Карлтон, а я должен найти еще некоторых знакомцев. Мисс Адамс, какое удовольствие видеть вас здесь!

Последний возглас был адресован молодой черноволосой красавице, которая так и впилась в Рэдклиффа сверкающим взглядом.

– Граф! Мы с maman как раз о вас говорили!

Maman, сурового вида женщина в жемчугах, точно тюремный надзиратель, ни на шаг не отпускала от себя дочь. Однако при виде его милости она расплылась в медоточивой улыбке.

– Где же вы пропадали? – продолжала стрелять глазами мисс Адамс. – Будете сегодня нашим спутником! Возьмите мой веер!

– Я буду беречь его, как сокровище! Вы уже пробовали здешнее шампанское? Мой долг – вас угостить!

Про Офелию и думать забыли. Она взглядом проводила патрона, поражаясь, как легко он бросил ее ради другой, как держится с женщинами, с какой великосветской небрежностью смеется и шутит с ними. Первый любимец у всех, без изъятья, он наслаждался успехом, как человек, прекрасно знающий свое ремесло. Они уверены, что охотятся за исключительно выгодной партией, но он сам без труда подстрелит всех этих пташек. От такой мысли у Офелии по рукам снова пробежали мурашки, и она повыше подтянула перчатки.

Дабы отвлечься и улизнуть от дуэньи, девушка хотела вновь отыскать застенчивого, симпатичного ей Макдауэлла, но ее заметили какие-то дамы и джентльмены, немедленно окружили, предложили шампанское. Увидев, как ее подвели к королеве, с ней говорили охотнее; ей улыбались даже те, кто еще не был с нею знаком, ведь звание подопечной Рэдклиффа располагает к себе лучше всякой визитной карточки. Мисс Лейтон все больше погружалась в эту пучину и радовалась, что, имея средства и связи, вступить в праздный класс так нетрудно.

Постепенно публика перетекла в зрительный зал, все расселись, не прекращая смеяться и разговаривать. Дориан вовремя отделался от мисс Адамс и проводил воспитанницу в центральную ложу. Он занял место возле королевы, а Офелия с компаньонкой уселась от него по левую руку, чуть сзади. Занавес подняли.

Давали «Женитьбу Фигаро». Офелия любила эту оперу и с интересом принялась слушать. Однако со временем любопытство восторжествовало, и со сцены, где Фигаро и Сюзанна рядили, как лучше поставить брачное ложе, она перевела взгляд на зрителей.

Сразу после увертюры Рэдклифф начал доверительно перешептываться с королевой. Парламентеры и гости Виктории сидели с кислыми минами, и когда Офелия осмелилась на них обернуться, ее встретили таким взглядом, будто она совершила государственную измену. Что ж, невежливо глазеть на людей. С виноватым кивком девушка поспешила обратить взор в партер: она могла всласть наблюдать, как наслаждается высоким искусством высшее общество.

Офелия наивно полагала, что в театр ходят смотреть представление, но за происходящим на сцене следили немногие. Иные служители Эвтерпы[29 - Эвтерпа – в древнегреческой мифологии одна из муз, покровительница музыки и лирической поэзии.], как решила она, прикрыли глаза, чтобы внимательней слушать, но они только дремали, вздрагивая на особо пронзительных нотах. Подслеповатые дамы усердно глядели в лорнеты на затылки впереди сидящих соседей; кто-то шепотом обсуждал светские сплетни, а большинство просто скучало. Благородный сплин разлился по лицам господ, пресыщенных развлечениями по самое горло: их уже распирало, но они требовали еще, не умея жить по-другому.

Когда объявили антракт, столичное общество высыпало из залы, как стадо на водопой. Опять общение, смех, шампанское; завзятые театралы критиковали игру, завзятые модники – платье соседки. Второй акт вызвал чуть больше энтузиазма и несколько чувствительных дам даже всхлипывали в платочек над судьбой покинутой и обманутой мужем графини. На сцене тучная Розина, раскрасневшись не то от сердечных волнений, не то от натуги, заливалась печальной Porgi, amor. Пели изрядно, но староватые, неповоротливые актеры так не походили на своих молодых и проворных героев, что драма превращалась в комедию.

Кончив говорить с королевой, которая теперь занималась гостями, Рэдклифф немного наклонился к Офелии и вместе с ней слушал арию, опершись рукой на барьер ложи.

Спустя минуту он склонился к ее уху и заговорил вкрадчивым голосом.

– Dites-moi, mademoiselle[30 - Скажите-ка, мадмуазель (фр.)], – прошептал он Офелии, будто не хотел, чтобы их слушала миссис Карлтон, – неужели их душевные излияния не кажутся фарсом?

– У них прекрасные голоса, – смутившись этой интимности, ответила девушка. – Разве это не главное в опере? Чтобы все артисты были молоды и красивы, как их герои – огромная редкость.

– Тогда нам нужно новое поколение молодых и красивых артистов. Чтобы ласкали взор и могли изобразить страсть – настоящую, а не вымученную, – Рэдклифф прищурился. – Вы бы, мисс Лейтон, недурно смотрелись на сцене. Вы еще не отцвели и вам не чужды чувства, которые будоражат кровь и воображение.

От этих слов Офелия почувствовала себя так, словно ее раздели и выставили посреди людной площади.

– Да, вас бы на главную роль! Только не Розина, ни в коем случае! Сердца замужней дамы, к которой утратили интерес, вам не понять – куда вам с тщеславием Лорелеи. Вам подошло бы… амплуа Керубино. Куда лучше, чем этой корове.

На сцену грузно выбежал паж, немного уступавший в габаритах графине, и начал форсировать арию о том, как мечтает научиться любви.

– Керубино – неопытное создание, которое стремится любить. В вашей трактовке он был бы особенно интересен, ведь вы, я знаю, пели бы о любви совсем иного прядка, не возвышенной, не чистой и непорочной. О льве, а не единороге… Кстати, знаете, в чем ошибка графини? Альмавиву она слишком любила, а мужчин это так утомляет!

Рэдклифф улыбнулся так ядовито, точно между губ у него скользнуло змеиное жало.

– Завоевать ту, которая от вас и так без ума, не составляет труда. Попробуйте подчинить женщину, которая пылает к вам ненавистью. Быть может, еще страхом, омерзением, презрением. Но с ненавистью любопытней всего.

И все начиналось сначала… Гордая, богато одетая и всего час назад столь уверенная, Офелия хотела бы провалиться сквозь землю. Ей казалось, что и королева, и все зрители в зале прислушиваются к их разговору больше, чем к опере. Она чувствовала на себе взгляды их осуждения и опустила глаза, точно школьница, пролившая на чистый передник чернила. А что Дориан? Улыбнулся и взял бинокль, чтобы вернуться к спектаклю. Ему, как всегда, все сойдет с рук, а она даже разозлиться и достойно ответить ему не умеет, поскольку в такие минуты он обладает над ней какой-то таинственной властью.

После представления Рэдклифф взял подопечную за кулисы, чтобы подарить цветы примадонне, представил ее еще паре знакомых, а затем усадил в экипаж вместе с миссис Карлтон – сам же кликнул кэбмэна и уехал ночевать на городскую квартиру. Тишина и холод кареты после музыки, шума и блеска ошеломили Офелию, и она всю дорогу молчала, вполуха слушая болтовню компаньонки. Затих и Рэдклифф-Холл, где молодую хозяйку встретила немногословная миссис Бейли. Переступив порог спальни, Офелия краем глаза увидела себя в зеркале – с немного помятой прической, в платье, которое еще недавно надевала с такой радостью, – и на душе сделалось мутно. С чего бы, ведь ей так понравилось в обществе!

– Эмилия, раздень меня поскорее, – попросила она.

Улегшись в постель, Офелия не могла сразу заснуть. В голову полезли противоречивые мысли о поведении Рэдклиффа: да, он исполняет свой долг, тратится на ее туалеты, продвигает в высших кругах – но разве не из чистого самолюбия? Не похожа его игра на ухаживание. Мысль о том, что граф, вероятно, влюблен, была ей смешна и противна. Такой как он не променяет свободу на домашний очаг и не свяжет себя узами даже из прагматической цели.

– Дорогая, женятся лишь дураки, – ответил он сегодня даме, упрекнувшей его в холостяцком образе жизни. – Это такой же неписаный и непреложный закон, как английская Конституция.

Пусть Офелия не слишком опытна, зато знает, что влюбленные так себя не ведут. Даже коварные соблазнители из «Памелы» с «Клариссой»[31 - Известные романы английского писателя Сэмьюэла Ричардсона (1689–1761)] льстят, исполняют капризы и делают комплименты – а Рэдклифф норовит нарушить ее спокойствие и уязвить странным сравнением. И при этом никаких вольностей – только взгляды и речи, которые мисс Лейтон, возможно, толкует по-своему.

С досадой ткнув кулаком подушку, Офелия перевернулась на другой бок, дабы не видеть над зеркалом ангелков-путти, чьи бесстыдные позолоченные тела поблескивали в свете луны. А если он прав, и все дело в ней, выбравшей льва? Нет, не любит она его! Да и способна вообще любить хоть кого-то – искренне, чисто? Недаром так жарко делалось ей от его шепота в ложе и так приятно млеет уставшее тело теперь от мысли об этом… Вдруг есть в его словах доля истины? Нет, она обязана разгадать, что у Рэдклиффа в сердце и на уме, чтобы не дать ему над собою власти.

Офелия встала и нащупала в полутьме умывальный кувшин, чтобы ополоснуть лицо студеной водой.

Глава 8

Дождями Альбион славится издревле, и над Рэдклифф-Холлом с утра сгрудились тучи. Бросаясь с высоты, капли звонко разбивались о крышу.

Офелия тенью бродила по дому, который после вечера в опере представлялся ей пустым и безрадостным. Ей бы ликовать, что Дориан живет в городе уже больше недели, только без него еще мучительнее и мысли не оставляют в покое.

Изголодавшись по обществу, Офелия не сторонилась теперь и компании слуг. К примеру, на днях она заглянула в кладовую, где проводила ревизию экономка. С Сарой Бейли за все время житья в Рэдклифф-Холле Офелия говорила даже реже, чем с Томасом: такой собранной и деловитой казалась старушка. Хозяину на глаза лишний раз не покажется, праздно судачить не станет – одним словом, безупречная прислуга безупречного господина. Офелия долго не решалась к ней подступиться, да и теперь тянула время не интересными ей хозяйственными вопросами.

– Вы давно здесь служите? – наконец, решилась она.

– Порядком, мисс, застала еще старого графа.

– А нынешний лорд Рэдклифф… Что он за человек, как вы считаете?

– Молодой-то хозяин? – от удивления миссис Бейли оставила считать склянки. – Господь с вами, мисс Лейтон, мне ли судить?

Но Офелия осмелела настолько и для верности встала к комоду вплотную.

– Прошу вас, скажите! Я никому не передам, обещаю.

Старушка поколебалась, хуже ли будет говорить о хозяине в его отсутствие или отказаться удовлетворить любопытство его подопечной. В конце концов, миссис Бейли смягчилась, и ее увядшие руки снова запорхали у банок с вареньем.

– Если хотите мое мнение, мисс, наш молодой господин – человек многих достоинств. Учен, деловит. Всем пошли Господь такого хозяина! Уж сколько на свете живу, ни разу не жаловалась. Да что я, мисс Лейтон, вам и самим все известно.

– И вы не видите в нем ни единого недостатка или, допустим, какой-нибудь странности в его поведении? – не желала униматься Офелия. Конечно, прислуга души не чает в хозяине, но неспроста ведь сама она чувствует… ох, неспроста!

– Бог с вами, какие у него недостатки? – сдержано улыбнулась домоправительница, скрипнув створками шкафчика. Правда, помолчав немного, добавила: – Разве только, неверующий, если это можно недостатком считать. Не было случая, чтоб просящему не подал, но сам в церковь – ни ногой. Лорд Рэдклифф предан науке: ему что вера, что пустоверие. Нынче молодые мир видят по-своему. У него склад ума не такой, как у нас с вами… да это уж совсем не мое дело.