Всё! Всё остальное – именно то, что сейчас пытаются банально замести под ковер, сделали сами люди! Нахапали артефактов, переобулись в адаптантов, а затем попытались спрятаться от недреманного ока Большого Брата. Почему? Ну как почему? Вот вы часто идёте в больницу сразу, как что-то не так? Ай, кого я спрашиваю, вас же не существует… Людей, которые идут сразу – тоже не существует, если они не ипохондрики! Естественно, что новые адаптанты решили, что многочисленные призывы идти и доложиться, несущиеся с каждого утюга – это не про их честь!
Чем это всё кончилось? Зачисткой. Стране не нужны нелояльные адаптанты. У страны не было времени выковыривать их по одному из фиолетового дыма. Зато вот потом, когда беженцы потянулись на пропускные сортировочные пункты, из них изумительно отсортировали кровавых жертв нападения европейских фанатиков, провезя балбесов мимо «ограничителей». И ярость благородная, наполняющая сердца и прочую требуху марширующих первомайских нас – сфабрикована ничем не хуже, чем мнение всех десяти стоматологов из рекламы в моем первом мире.
Так что моя рожа похожа на куриную жопу отнюдь неспроста. То есть, идёшь такой, значком своим кэгэбэшным сверкаешь, за одну руку тебя прекрасная такая вся из себя китаянка держит, за другую брюнетка вцепилась (чтобы ты не курил), а на душе – скорбь, пустота и жопа, потому что знаешь грязную гадкую правду обо всем происходящем. Осудить никого не можешь и не хочешь, но осадочка столько, что чуть с конца не капает.
…и две феечки миленькие, значит, сверху летят, Стакомск у них навсегда. А что вот у них в душе… ладно, хрен с ним, что у них там в душе, у меня такое же было, а вот что у них в постели творится (и с кем!) – знаем только немногочисленные мы. И тоже еле держим лица при виде белозубых улыбок этих прелестниц, которые она направляют на восхищенно рассматривающих их детей. Такими ртами и детям улыбаются. Бессовестные.
Такова вот наша жизнь.
И что теперь? Идём по залитому солнечными лучами городу, прямо вот, по проспекту, почти все радостные аж противно. Прямо триумф добра над злом, не иначе. Злые буржуины в зарубежье воют благим матом из-за похеренного товаропотока, у них в парламентах и прочих министерствах буквально драки идут. Кризисы один за другим, дипканалы разрываются, суета стоит и плач человеческий. И мы все такие в белом и по проспекту с улыбками на устах. Кроваво мстим человечеству за выбрыки одной тайной организации. Ну, если уж быть совсем непредвзятым, то просто наказываем «Чистоту» чужими руками.
Прямо как я в Африке. Никого ж там буквально и пальцем не тронул, да? Товарищ Радин решил сделать мне бо-бо, я не дался, а вместо этого его слегка пошантажировал и натравил на врага. Впрочем, сам майор помер, не дав особо-то никакого результата, так что всю катку, можно сказать, затащил один наглый итальянец, врубив странную машинерию. А остатки противника уже зачистили «когти». Кстати, европеоиды сейчас по этому поводу верещат сильнее всего – мол, русские коварно и безнаказанно напали на их экспедиционный корпус, который нес справедливость и возмездие негодяям, из-за которых в Стакомске жопа началась.
И вот на этом месте я этот СССР очень люблю, потому что если он всем своим видом выражает «насрать, что вы там соврали», то его молчанию верят куда сильнее, чем чужому п*здежу.
Ладно уж, чего там, отстрелялись. Прошлись, поулыбались, помахали руками, посмотрели на бороздящих просторы мирного, сука, неба «ксюх» и «копух», которые свалили из Стакомска быстрее, чем пропадает пердеж возле трубы пылесоса… мелочи. Можно и домой, в родные пенаты, как настоящим героям, победившим силы зла в их логове.
Шучу.
– Витя, купи нам сладкой ваты! – озадачила задумчивого меня наглая Кладышева, лишенная руки по причине, что терпеть больше без никотина эту жизнь я не захотел.
– А сами чо? – вредно поинтересовался я, пытаясь вспомнить брал ли с собой такую ерунду как деньги.
– Ты у нас карманы видишь?! – показала мне язык почти-сорокалетняя тетка в теле мелкой, но слегка сисястой нимфоманки с тяжелым синдромом мазохистки.
– Карманы…, – пробурчал ограбляемый на несколько копеек я, – Да я одетыми вас…
– Тиха! Тут же дети!
Неосапиант – это не только от одной до пяти способностей, но и железное здоровье, приятные формы лица и тела, поправленный генокод и высокий жизненный тонус. То есть, проще говоря, мы очень здоровые организмы и желания у нас тоже… здоровенные. А когда это касается «чистых», загадочных неосапов с неограниченным сроком жизни и отключенным старением, то желания вообще становятся ого-го. А так как тщеславие в стране почти-победившего коммунизма один из самых ярких пороков, то все неосапиантки, которых я имею честь сегодня наблюдать – одеты очень легко. Ну, за исключением бабы Цао, потому что ей, всё-таки, почти сотня лет.
Это я к чему? А к тому, что на моих обжирающихся сладкой ватой красавицах – сарафанчики модели «невесомость», как, впрочем, и на многих других неосапиантках, отличающихся… человекоподобностью. Наш сексуальный вопрос старательно замалчивается на всех уровнях. Винить девчонок за легкоодетость я не собирался, потому что жизнь наша явление насквозь скучное и подземное, хоть и насыщенное. Надо же им в кои-то веки себя показать, да других девок задепрессировать. Красивые иначе не могут.
Пока топали домой, меня умудрились развести буквально все, включая нашу комендантшу. Ничего удивительного в этом не было, так как Паша Салиновский, мужик «Жасминной тени» номер два, был прозрачно беден как бы не с рождения, будучи неработающим студентом, обремененным двумя микро-женщинами. Тратился я без особых возражений, опять-таки печально думая о счастливом конце для героев, где и денег миллионы, и свой тропический остров, и принцесса в жопу…
Да что она ко мне привязалась, блин!
– Итак, товарищи, приветствую всех, – слегка надуто высказался я спустя некоторое время, оглядывая орлиным взором собравшийся в комнате народ, – на первом, так сказать, общем собрании нашего закрытого клуба, пытающегося оформить всем и каждому светлое будущее! Пора бы нам поговорить о том, чего мы достигли, а чего только собираемся…
Как раз Первомай для нас всех оказался финишной точкой по «переезду» обратно, из запасного контрольного бункера, расположенного под овощебазой одной весьма заштатной деревни. На собрании, организованном мной и у меня присутствовали все участники нашего заговора кроме Окалин старшей и младшей, по причине их большой занятости. Что, в общем-то, расценивалось как положительный фактор, так как для сложных вещей у блондинки была товарищ Молоко, причем была здесь.
– Итак, что мы имеем на данный момент, – взяла слово Нина Валерьевна, как человек достаточной важности и толщины, чтобы не посещать всякие там первомаи, – У нас в наличии есть гибридные вычислительные мощности, с лихвой перекрывающие потребности даже такого глобального проекта. Не скажу за всю страну, но Стакомск проблемой являться не будет. Далее, у нас есть стабильный приток данных, на основе которых можно выстраивать статистическую модель и, более того, мы получили доступ к программному обеспечению «часов», которые носят неосапианты Стакомска…
То есть, по сути, как скупо добавил один из висящих вокруг нас призраков, в наличии по технической части было всё. Для реализации своей модели… управления обществом. Нет, не управления. Регуляции. Или…
– Нет, – покачал я головой, – Вы, конечно, все умные аж жуть, но я ближе к народу, поэтому уверенно докладываю – всё, обозначенное как «контроль», «регуляция», «управление» … всё это будет воспринято максимально негативно, со стопроцентным отторжением. Это не нужно никому. Ни нам, ни им, ни всем. Расширенная Паспортная Система.
Сказать, что этот пассаж удивил собравшуюся публику – ничего не сказать. Пришлось очень вдумчиво и конкретно объяснять, до чего я дошёл в своих мыслях. А именно – совершенно незачем навязывать конечному пользователю конечную цель разрабатываемой нами системы. Вся суть нашего замысла в том, чтобы, ничего не меняя по сути, очистить государственный аппарат от нашлаковки, коррупции и неэтичных механизмов компенсации. Уничтожить любую власть за рамками должностных обязанностей, ликвидировать непотию, извести свояченичество. Для этого не нужен был диктатор, скорее наоборот – помощник, многократно облегчающий жизнь. И проясняющий нюансы.
Объективный летописец, неподкупный секретарь, машина, способная со временем взять на себя большую часть бюрократической волокиты. Упростить её, предложить более эргономичные решения, не навязывая их, а с позиции ставшего непререкаемым авторитета.
– Понимаете? – развел я руками после своего спича, – Нам не нужно ломать систему, а просто создать то, с помощью чего люди сами изменят мир. Примеров в истории полно. Колесо, стремена, порох, консервные банки, ископаемое топливо. Теперь время пришло признать, что мы, как отдельные особи, настолько опаздываем от текущего технического и социального прогресса, что нам нужен такой костыль как независимая система, способная работать с десятками и сотнями миллионов граждан.
– Людей да, – подала голос тихо сидевшая и слушавшая нас Янлинь, – Но мы же не ради них всем этим занялись, так, Виктор?
– Нет, ради них! – жестко отрезал я, переводя взгляд на подругу, – Ради них потому, что только так и получится! Нельзя забывать, что мы – это тоже они! Нам что требуется от этого проекта? Правильно, защита. Прав, жизни, свободы. Что и всем. Что, в принципе, и так заявлено на всех возможных уровнях. Но это не значит, что простым хомо сапиенс не требуется защита от нас! Надзор, гарантия, безопасность…
Очень сложно донести простую мысль до непростых людей словами, которые используются в существующем миропорядке. Разные там «нейронные сети», «искусственный интеллект», «социальный индекс» … Намекнуть этим изобретателям, пояснить, расставить приоритеты, первоочередно завязанные на необходимость автономности системы, её абсолютной дуракостойкости и невозможности взлома. Насчет взлома, правда, я был спокоен, потому что хранители информации, используемые для ядра нашей Паспортной Системы, просто-напросто не позволяли переписывать информацию.
Но…
С планерки я выгонял всех, чувствуя себя выжатым как тряпка. Не сколько потому, что выложился сам, сколько из-за того, что наши технические специалисты как начали обмениваться мнениями и теориями, так нихрена и не захотели менять место своей дислокации. А зачем? Здесь же все отключено, часики, у кого они были, мы все поснимали, как обычно, а тут что, другую комнату китаянке настраивать? И понеслась вагина по неровной местности рваным ритмом. Ни штаны снять, ни чебурек холодный съесть. Только и делай, что переводи свои запасы хорошего кофе на товарища Молоко.
К счастью, все имеет свойство кончаться. К несчастью тоже, но на этот раз собрание кончилось раньше моего терпения, а договорившиеся хрен знает о чем стороны начали поспешно рассасываться по своим делам. В целом, ерунда, решил я, имея по жизни полный доступ к телу и мозгу нашего основного программиста. Правда, теперь уже не только к нему, так как последние полтора часа некто Вероника вовсю таскала народ к вернувшемуся на свое законное место резервуару с коматозным немцем, от которого все чего-то внезапно захотели. Потом узнаю.
Пока, наконец-то, можно отдыхать!
Набрав ванну горячей воды, я со скрипом, кляня свою раздавшуюся фактуру, уместился блаженствовать. Ну как уместился? Ноги, длинные и слегка волосатые, задрал, грудь, чересчур широкую, слегка скукожил в плечах, в общем, воткнулся в некогда вполне достойную емкость далеко не самым благоприятным образом. Видимо, скоро придётся убалтывать бабу Цао, чтобы она меня пускала в свободные комнаты для великанов на самом минусовом этаже. Не сколько из необходимости, а просто потому, что полежать в ванне я люблю, а как тут полежишь, когда ты два метра ростом, да и вес уже такой, что ножки у чугунной бедолаги слегка поскрипывают? Крошится там уже всё, слишком я тяжелый…
Что-то жутко всё закрутилось. И я, как оказалось, продукт эксперимента гребаной «Стигмы», да и она сама, точнее, её основное отделение, теперь как бы целуются в десны с моей страной, и черное железное говно не просто говно, а преобразованный элемент, которым в Сибири и организовали весь этот сраный Дремучий и всех этих сраных нас… Плюс еще Окалина вместе со своим Предиктором. Как? Откуда? Когда?!
Ладно, всё это фигня, а вот признание того паршивого итальянца, что я вроде как не неосапиант, а вообще хрен пойми, что за зверюшка – это вообще полный атас, возвращающий меня в те далеко не радостные времена, когда я был просто пугающим уродцем, понятия не имеющим, чего от себя ждать. То есть, эксперимент в эксперименте с сознанием хорошо пожившего мужика из другой реальности. И теперь я могу разговаривать в туманном облике. КАК?
Неизвестно, но Нина Валерьевна меня ждёт и любит. На эксперименты и всё такое. Не хочу!
…но надо.
Знали бы вы, как меня задалбывает быть простым советским мальчиком Витей Изотовым!
А теперь я не простой мальчик, почти застрявший в ванне, а еще имею на груди и окрестностях небольшую, но очень голую женщину, которая, одновременно пытается сунуть мне в зубы тлеющую сигарету и ногой отвинтить вентиль горячей воды посильнее, потому что ей, этой женщине, слегка воды не хватает. Места тоже, поэтому она ворочается, бурчит на то, что я разожрался в этих Африках, а заодно и пихает меня в разные неудобные места. Подумав пару секунд, слегка напрягаюсь, выделяя с десяток-другой литров скользкой слизи, из-за которой Кладышева Вероника Израилевна начинает с негодующим визгом по мне кататься, временами взвизгивая, когда струя горячей воды окатывает ей места нежные и сокровенные.
– Гад! – называет моя главная (?) жена вещи своими именами, – Зараза! Я ему сигарету принесла!
Она пробует щипаться, но это довольно бесполезно, потому как всё очень скользко. Говорить тоже не очень удобно, потому как созданное мной полупрозрачное вещество легче воды, а значит – набивается в рот. Так-то оно безвкусная желейная масса, совершенно нейтральная к тому же, но где рот, там и глаза, а вот их почистить куда сложнее, когда точек опоры у тебя нет совершенно.
Налюбовавшись на лягушку, быстро понявшую, что работа лапками ей не даст ничего, я на краткий миг превращаюсь в туман, текуче перемещаясь и конденсируясь возле ванны, сразу сухим. Не успевшую вынырнуть Веронику достаю сам, начиная самозабвенно… мыть. Та довольно быстро успокаивается, продолжая бурчать о том, что уже очень меня разнесло, теперь и не полежишь вместе, не понежишься. Что да, то да, легко соглашаюсь с инсинуациями, намыливая девушке голову. Такова жизнь, мальчики растут.
На самом деле, абсолютно мозгоразрывные ощущения от того, что в данный момент происходит. Я, совершенно и бесповоротно голый, мою хрупкую девушку. Я, способный поднять в таком состоянии танк, пробить капитальную стену или бросить кирпич, придавая безвинному орудию пролетариата некоторые характеристики пушечного снаряда. Что говорить про чудовищно хрупкий организм Вероники?
Однако, это как-то работает, причем давно и надежно. Никогда не ломал дома кровати, предметы обихода и людей, да и вообще хожу чаще всего по дому голым, на радость всем, кто смотрит записи с камер. Даже вот, мою голову личному психиатру. И уши чищу.
– Эй! – попыталась избежать процедуры 37-летняя тетка (неделю назад отмечали), но не удержала равновесие и попыталась брыкнуться с ног, от чего и была мной поймана в полете. Неоднократно, по причине своей излишней скользкости. Спустя почти десять секунд бешеной эквилибристики, в ходе которых я ловлю, подбрасываю и перехватываю скользкую от слизи, влаги и мыла девчонку, набирающую обороты как в движении, так и в издаваемых ей звуках. Пришлось снова превращаться в туман, ловить на себя и в себя девчоночье тело, а затем опускать его на дно ванной. Дальше в ход пошла горячая вода, смывающая все непотребство.
– Вить, – закутанная в полотенце и успокоившаяся Кладышева схватила меня за уши, а затем, посмотрев в глаза, задала дурацкий вопрос, – А у нас получится?
– Должно, – пожал я плечами, унося вытертое к себе в комнату, – А что, есть альтернативы?
– Нет, – фыркнула девушка, – Просто… страшно. Искусственный разум? Серьезно?