Запретная любовь

Запретная любовь
Халит Зия Ушаклыгиль

Роман одного из классиков турецкой литературы Халита Зии Ушаклыгиля пережил две экранизации на родине и завоевал сердца сотен тысяч телезрителей. Произведению более ста лет, но за это время тема отношений в семье, поднимаемая в романе, не утратила своей актуальности. Впервые на русском языке. Перевод с турецкого. Представляет интерес для всех, интересующихся культурой Турции, студентов-филологов и любителей классической литературы.

Халит Зия Ушаклыгиль

Запретная любовь

1

Они настолько привыкли к cлучайным встречам с лодкой из красного дерева, похожим на столкновения, что сегодня, возвращаясь из Календера, опять, казалось, не заметили, что та прошла так близко, что чуть не задела их. Лодка из красного дерева не сумела пробудить ни малейших признаков тревоги в шикарном, элегантном капитане белой лодки, который сидел немного боком, чтобы можно было смотреть по обе стороны. Пейкер даже не повернула головы; Бихтер повернулась спиной к берегу, её серьёзное, тревожное лицо под белой вуалью осталось совершенно равнодушным, а взгляд был устремлён на паром, выпускавший дым на берег азиатской части города; и только их мать обратила полный глубокой неопределённости взгляд подведённых сурьмой глаз из-под выкрашенных в светлый цвет волос и не осталась абсолютно равнодушной к лодке из красного дерева, её укоризненный взгляд таил в себе благодарность.

Как только расстояние между ними немного увеличилось, равнодушная, серьёзная поза трёх женщин вдруг изменилась. Сначала сорокапятилетняя мать, возраст которой ещё не сумел уничтожить мечту о молодости, привыкшая относить на свой счёт улыбки на променадах, сказала:

– Этот Аднан Бей… Уже стало традицией, что мы встретимся каждый раз. Сегодня его не было в Календере, верно, Бихтер?

Бихтер оставила без ответа слова матери, которые под видом жалобы не могли в достаточной степени скрыть тайное удовлетворение. Пейкер сказала, не давая прямого ответа:

– Сегодня и детей с ним не было; какие красивые дети, верно, мама? Особенно сын! Этот взгляд раскосых глаз…

Бихтер, не наклоняясь, спросила кончиками губ:

– Мама, Вы были знакомы с их матерью? Девочка, должно быть, пошла в мать…

Фирдевс Ханым посмотрела на Бихтер тусклым взглядом, будто не поняла её вопроса, затем повернула голову, поискала уже пропавшую из вида лодку, снова посмотрела на Бихтер и, следуя ходу мыслей у себя в голове, сказала:

– Какой у него странный взгляд. Настойчивый взгляд! Когда бы я не посмотрела…

Фирдевс Ханым остановилась, не закончив фразу. Наверное, она собиралась сказать: «Он смотрит на меня», но с достоинством матери, которое не могло совсем угаснуть, увидела необходимость соблюдения небольшой предосторожности по отношению к дочерям и сказала: «Он смотрит сюда».

Осторожность матери в выборе выражения не смогла уклониться от внимательных взглядов Бихтер и Пейкер, которые улыбнулись, понимающе переглянулись, а Пейкер не постеснялась чётко объяснить значение этой улыбки и сказала:

– Да, он не сводит глаз с Бихтер.

Чтобы увидеть воздействие этой фразы, дочери посмотрели на мать; та посмотрела вдаль, чтобы не отвечать.

Фирдевс Ханым уже тридцать лет – с пятнадцати до сорока пяти – играла самую большую роль в особой известности команды Мелих Бея и являлась одним из самых известных символов всех променадов. Эта женщина не смогла стереть своё имя из календаря прогулочной жизни города, и, казалось, пока не сможет этого сделать, с каждым годом всё больше цеплялась за молодость, красила волосы в светлый цвет, чтобы скрыть седину, обильно покрывала лицо пудрой, чтобы скрыть недостаток свежести и настолько обманывала себя в этой иллюзии, что забывала о возрасте Пейкер и Бихтер – одной двадцать пять, другой двадцать два – и считала их детьми, которые не сумеют понять все эти улыбки и наблюдения.

Бесконечные насмешки и война матери и двух дочерей повторялись почти каждый день, хотя и не были до конца ясны; толковое слово Пейкер, безжалостная улыбка Бихтер как будто ударяли по измотанной, постаревшей сорокапятилетней матери, которая всё ещё хотела оставаться молодой.

Когда коварное слово или безжалостная улыбка с ужасным насмешливым свистом кричали ей о возрасте, она с болезненным выражением на губах рассеянно смотрела на Бихтер и Пейкер, с лёгкой дрожью отводила глаза от этой реальности и опять возвращалась к обманчивому удовольствию иллюзии молодости.

Уже четыре месяца ей не давала покоя тревожная мысль: через некоторое время Пейкер сделает её бабушкой. После того, как она узнала об этом, статус бабушки начал ужасно мучать её. «Невозможно!» – говорила она себе, словно желая избавиться от этой мысли.

Бабушка!

Женщины в команде Мелих Бея даже матерями становились с трудом, поэтому стать бабушкой для неё было подобно падению, стыду. Она уже сейчас думала, как с этим бороться и хотела изобрести что-то от статуса бабушки после того, как нашла восстанавливающие средства для седых волос и стареющего лица. Найти то, что позволит ей скрыть упоение от удовольствия иллюзией молодости: ребёнок будет называть мать старшей сестрой, а её – матерью.

Неужели судьба приготовила для неё унижение стать таким странным исключением из правил в команде Мелих Бея? Это событие пугало, подобно грязному пятну до конца жизни, и открыто превращало её во врага Пейкер, как существа, которое сделает из неё бабушку.

После фразы Пейкер все в лодке замолчали. Казалось, про Аднан Бея совсем забыли.

***

Команда Мелих Бея! Определение значения этой команды в жизни Стамбула не может опираться на жёсткие правила. Полвека назад подозрительно и неопределёно было сущестование семьи, которая не имела достаточно благородного происхождения, чтобы утверждать о принадлежности к высшему обществу. Может быть, те, кто много занимается родословными, могут встретить среди членов семьи имена, известные в хронике высшего общества, хоть это и сложно. Настоящая история жизни команды начинается с Мелих Бея, давшего ей своё имя. Название «команда Мелих Бея» является символом духовной истории семьи, выражающим её значение.

Кто такой Мелих Бей?

Не стоит утруждаться однозначным ответом на этот вопрос. После смерти Мелих Бей не оставил о себе ни одного прочного воспоминания: только особняк на берегу азиатской части и группу женщин, проникших почти во все уголки Стамбула и известных сегодня как «команда Мелих Бея»…

За полвека особняк Мелих Бея пережил ряд перемен. Кто знает, кому он принадлежит сегодня? Но, проходя мимо, сердца тех, кто знает особую жизнь Босфора, тайно указывают туда и непределённо, но с большим значением, говорят:

– Особняк Мелих Бея!

Звуки веселья, разливавшиеся когда-то из окон особняка, до сих пор таятся в мелодии волн, омывающих камни набережной, и кажется, что по ночам воды Босфора, когда-то собиравшие здесь потоки радости, по-прежнему сверкают остатками былого блеска. Поэтому, проходя мимо, даже те, кто не знал о том периоде жизни особняка, ощущали его значение, чувствовали сильные желания, присущие неведомым приключениям той поры, и говорили про себя:

– Да, это особняк Мелих Бея!

Для города этот особняк был теплицей, которая выращивала отборный сорт цветов и отправляла эти изысканные образцы в аристократическую жизнь Стамбула. За полвека они разлетелись по разным уголкам этого большого города. Однако семейный титул навечно связывал отправленные цветы в один общий букет. Он, как непотопляемый кусок доски, продолжал держать семью на плаву в реке перемен, которая несла её в потоке волн.

У команды Мелих Бея была странная особенность делать всех похожими на себя: с какой бы семьёй они не связалась, эта семья неизбежно становилась частью команды Мелих Бея.

Соединяясь с другой семьёй, девушка из команды Мелих Бея – вероятно, по особому позволению судьбы все девушки ушли из команды потому, что обязанность оберегать отличия этой семьи передали женщинам – сохраняет особенность делать всех похожими на себя, чтобы её духовная идентичность не исчезла в недрах новой семьи. Фирдевс Ханым – один из самых отборных цветов этой теплицы, своего рода чудо в истории семьи – принесла семейный титул в маленький изящный особняк в европейской части города, когда пришла туда невестой в возрасте всего восемнадцати лет (светло-жёлтный особняк на берегу, куда сегодня направлялась белая лодка после поездки в Календер). С того дня имя мужа было стёрто и о нём говорили:

– Муж Фирдевс Ханым!

Подобно многим девушкам-родственницам, Фирдевс Ханым думала, что нужно не засидеться в девках. Она решила во что бы то ни стало найти мужа – кошелёк, который будет оплачивать расходы на платья и экипажи – по рассуждению своего разума, который легкомысленно не придавал значения ничему на свете, кроме красивой одежды и, по возможности, развлечений. Постепенно набиравшее силу чувство отдаления от семьи, оставляло только променад для знакомств девушкам на выданье… Однажды на реке Гёксу было упомянуто (неведомо как) про замужество Фирдевс Ханым. Этот слух разлетелся с поверхности усиливавшей любовь реки с лёгкой, понимающей улыбкой; потом появилось удивление, вся Гёксу как будто содрогалась, ошеломлённая и растерянная:

– Так рано…

Ей было всего восемнадцать лет и река ещё не успела вдохнуть богатый запах этого цветка, который оставит себе как утешительную реликвию… На следующей неделе (за это время в вопросе брака как будто не произошло значительных изменений) Фирдевс Ханым снова была на реке Гёксу, показала своё присутствие взглядом, собравшим приветствия неделю назад, река глубоко вздохнула и лодки, искавшие здесь любовь, сдались и устремились за лодкой Фирдевс Ханым, которая на сей раз приехала поприветствовать Гёксу не как пораждавшая возможность замужества опасность, полная поэзии и молодости, а чтобы доказать свою верность привычным прогулкам после замужества.

Намерение Фирдевс Ханым выйти замуж (подобно рыбацкому крючку, на конце которого болтается тяжёлый кусок свинца) рисовало на поверхности Гёксу круги, которые становились всё шире. Все хотели остаться за пределами этих кругов, лёгким, робким прикоснованием сорвать немного наживки с крючка и убежать. Они предпочли остаться в положении зрителя, ожидая охоту на доверчивую жертву.

Интерес исчез после того, как стало ясно, кто жертва, было даже позабыто о существовании бедной жертвы. Теперь остался рыбак, у которого сломан крючок, то есть Фирдевс Ханым, которая ждала не чтобы охотиться самой, а чтобы охотились на неё.

На самом деле, Фирдевс Ханым была обманута в браке. Брак не принёс ей ничего из того, что она ожидала, или принёс настолько мало, что она вдруг стала врагом человека, разбившего её мечты. Брак не дал ей даже утешения получить удовлетворение чистого юношеского желания. Действительно, в браке она не почувствовала никакого юношеского любовного влечения. Но она почувствовала горькое сожаление, когда не увидела в своих руках ничего в ответ на то, что принесла в жертву все свои любовные желания. «Почему это стало возможным?» – спросила она у себя и, увидев лица, которыми пренебрегла лишь потому, что с ними был невозможен богатый брак, завершила фразу ещё одним вопросом: «Да, почему тогда не один из них?»

Фирдевс Ханым была полностью свободна. Можно было даже сказать, что эта женщина поменяла обязанности в отношениях и взяла себе звание мужа. За неделю она включила мужа в команду Мелих Бея.

Однажды на виду у мужа в лодку Фирдевс Ханым бросили букет (внутри был наполовину спрятанный розовый конверт). Вечером муж впервые спросил про букет и письмо, желая из ревности затеять ссору. Фирдевс Ханым выпрямилась, пресекая взглядом любые попытки затеять ссору, и сказала:

– Да! Букет и письмо! Если хочешь, можешь прочесть. Я его ещё не разорвала. Но после? Что будет? Я не из тех, кто мешает людям бросать цветы и писать письма. По-моему, если есть что-то, что можно сделать – это не отвечать.

Потом она наклонилась к мужу и пригрозила пальцем:

– Кроме того, мой Вам совет, не выдумывайте вопрос ревности, так Вы, возможно, вынудите меня написать ответ.

Через два года родилась Пейкер, ещё через три – Бихтер. Эти два события для Фирдевс Ханым были подобны двум важным ударам. Теперь она каждый день воевала с мужчиной, дважды сделавшим её матерью; она относилась к нему и детям как к врагам, которые стремились разлучить её с молодостью.