Игры богов. Право на любовь

И я соглашаюсь, позволяя ей себя осмотреть и взять все необходимые анализы.

***

Мое нынешнее здоровье не сулит мне никаких утешительных перспектив. Казалось бы, пневмония, воспаление органов и прочие цветущие болезни, которые могли бы угробить меня быстрее, чем смертная казнь, – а именно такой был когда-то назначен приговор. И это после того, как я посвятила Системе годы жизни. Что тут сказать? Справедливость нынче не в моде. Но, несмотря на тяжелое состояние, меня можно подлатать за считанные часы. Для нынешней медицины такие болезни сущая мелочь. Несколько волшебных уколов, капельницы – и все болезни отступают прочь. Весь мир сейчас сидит на препаратах. Правда, в моем случае дело не только в медицине, дело во мне самой.

В больничной палате стоит запах лекарств. Он щекочет нос. Я смотрю на свое отражение в зеркале, висящем на стене над раковиной. Кожа выглядит свежей, фарфоровой. Даже и не скажешь, что еще несколько часов назад я подыхала во влажном карцере. Волосы отросли, что я замечаю только сейчас. Последний раз помню их длиной чуть ниже плеч, а сейчас они прикрывают задницу. А вот их цвет нисколько не изменился – они все такие же белые, но не матовой, не седой белизной, а скорее, с отливом серебра. И таких я больше ни у кого не встречала. И глаза у меня темно-синие, такие, как полотно неба после грозы. Почему я такая? Почему так отличаюсь от других? Самое странное заключается в том, что я не знаю наверняка.

Я четко помню лишь последние пять лет своей жизни. Что было «до», знаю только со слов мужа – Троя. Я выгляжу не как все, имею всевозможные навыки, и регенерация моего тела при должном общем состоянии на порядок выше, чем у любого другого даже с самыми чудодейственными препаратами. Порой мне кажется, что я с другой планеты. Но Трой говорит, что я просто участвовала в засекреченном проекте Главного Лабораторного Центра. Многочисленные климатические катаклизмы привели к возникновению опасных для человечества и страшных вирусов. Эти вирусы распространялись так быстро и так массово, что поначалу люди не успевали с ними бороться. Вирусы меняли людей, разрушали цивилизацию. Чтобы решить хоть часть проблемы, ученые всего мира объединились в поиске лечения. Так был основан Главный Лабораторный Центр. Его целью было создать новое поколение, устойчивое к вирусам, выносливое, идеальное для жизни в иных условиях. А я была одной из тех, на ком проводились опыты. Так мне сказал Трой. Но как это все было и чем кончилось, он не знал. Знала только я, потому что подписывала договор о неразглашении. Единственное, что было известно мужу, что в проекте я перестала участвовать еще десять лет назад.

Где же я получила свои боевые навыки, не знал даже он. Как оказалось, я была очень скрытной и таинственной особой. Не удивительно, что привлекла внимание такого человека, как Трой. Он у меня поистине интересный мужчина. И не последняя фигура в обществе, приближенном к Сенату. Правда, это не помогло ему уберечь меня от тюрьмы. Единственное, что Трою удалось добиться, это отсрочить смертную казнь. Он все надеется меня вытащить. Глупый.

Как он там?

Как там наша девочка?

Как же мне хочется снова их увидеть…

Отчего-то увлажнились щеки. Не сразу понимаю, что это мои слезы. Я стираю их ладонью и возвращаю себе маску безразличия. Так легче.

Для убийцы сына Сенатора, пусть и внебрачного, прощения не было, а мера наказания – самая строгая. Потому что Сенат – единственная верховная и диктаторская власть всей нашей большой планеты, а члены Сената – непоколебимые правители, почти что боги.

И добро пожаловать в мой мир!

Глава 2

Пустота: бескрайняя, сухая, колючая. Словно пустыня в сезон бурь, когда песок кружится в воздухе, проникает в одежду, скрипит на зубах, раздирает легкие. Но стоит ли говорить именно так, когда вокруг НЕГО пестрит изобилие? Стоит. Потому что ни напиться и ни наесться, ни насытить плоть. И он тонет в этой пустыне, словно в зыбучем песке, и таком вязком, что не остается никаких шансов выбраться.

Он. Стоит темной фигурой у высокого окна, глядя сверху вниз на территорию своих владений. Его взгляд властен, тяжел, внимателен, зорок. Он уверен в себе и в том, что делает. Нет никаких сомнений. Им нет места в его очерствелой душе. Он как Аид на Земле – владыка собственной Геенны.

– Ваш ход, господин, – слышен тонкий голос личной рабыни.

Их две. Близняшки. Он медленно поворачивает голову. Две красивые белокурые куклы сидят в одном кресле в обнимку у игрального стола. Перед ними разложены шахматы. Они играют белыми и только что сделали свой ход. Он подходит к столу, чтобы сделать свой. Тонкими пальчиками Лана проводит рукой по волосам сестры, смотрит на него озорным взглядом. Обе – искушенные, распущенные. Почти нагие. Их стройные подтянутые тела укутаны в красный шелк, который струится по коже пестрыми волнами, открывая части обнаженных тел: плечи, грудь, колени. Они любовницы, но скорее друг другу, нежели ему. В их трио Маркус лишь такой же искушенный наблюдатель…

***

Не помню, сколько прошло времени. Кажется, я задремала. Открываю глаза в тот момент, когда шасси самолета касаются земли, отчего встряхивает. Под конвоем меня еще долго куда-то ведут по длинным коридорам и этажам, пока не оставляют в небольшой комнатушке тюремного типа. Здесь только кровать, тумбочка, ниша для одежды и стул. Все – песочного цвета. С первого взгляда создается впечатление, что меня перевели из одной тюрьмы в другую, только с лучшими условиями и смешанного типа. Все же отдельная комнатушка лучше личного карцера. У моей двери даже есть окошко, через которое открывается вид в общий зал, имеющий форму круга. Почему общий? Потому что комнатушки, подобно моей, разбросаны по всему периметру. Во многих из них я замечаю любопытные лица. Здесь надзиратель объяснил мне, что внутри комнаты я в безопасности, потому что двери открываются по отпечаткам пальцев жильца. Естественно на персонал сего заведения это ограничение не распространяется, у каждого есть ключи-карты. Так же мне объяснили, что выходить из комнаты игрокам можно только при особой надобности, это если помимо времени обеда или ужина.

Так куда меня все-таки доставили? Спрашивать без надобности, стоит только обратить внимание на всевозможные эмблемы одежды, дверей, стен и прочего. Везде красуется оскалившийся красный череп внутри такого же красного круга. Я нахожусь в тюрьме «Райкер». Недалеко от нас остров Нью-Йорк – цитадель зла, арена современного цирка, где проходят «Игры богов». Почему «остров»? Потому что некогда так назывался город Северно-Американского континента, территория которого после всех катаклизмов отделилась от общей и осталась наплаву отдельным островом. И это одна из суш, куда сваливают всякого рода современную нечисть, «живой мусор». А вот те, кого я заметила в этой тюрьме – такие же участники, как и я, и это, несомненно, осужденные. Уже исходя из этого приятную компанию даже не ожидаю. Да впрочем – мне наплевать.

Отойдя от двери, ложусь на кровать, укрываюсь одеялом и засыпаю.

***

Будит настойчивый стук в дверь. Хоть и просыпаюсь, но реагировать на него не спешу. Кто-то свистит, потом кричит за дверью. Женщина:

– Эй, Выходи, тварь! Старая подруга хочет с тобой поздороваться.

Я открываю глаза. Разворачиваюсь. В окошке, стоя по ту сторону двери, скалится женщина с короткими светлыми волосами и шрамом на лице. Бойкая. Она снова ударяет ладонью в дверь и зло выкрикивает:

– Помнишь меня, сука? Ха?

Еще бы нет. Это одна из задержанных мною в ночном рейде по городу. Вот только не помню, за что. Зато она, как видно, мне ничего не забыла. Плевать. Безразличная, я снова разворачиваюсь к стене.

***

Она подходит ко мне еще несколько раз. Она и кто-то еще из наиболее любопытных. Для обитателей этого заведения я не только новенькая, а еще и нечто вроде диковинки. Потому я не спешу выходить из камеры без надобности. Любопытство надоедает. Пропускаю обед и ужин. Много сплю, позволяя организму окрепнуть окончательно, что мне пригодится. Ночью здесь не так уж и тихо. Слышу тихие придушенные крики и стоны сексуального характера. Удивляться нечему.

***

Утром мне приносят новую одежду, она же и сценическая. В ней я должна буду выступать на играх. И это: нижнее белье, эластичные шорты, майка, перчатки, сапоги, плащ и… чулки?! Впрочем, какая разница? Главное, что все по несколько пар моего размера. Это радует. Моя первая игра назначена уже на следующую ночь. Пора знакомиться с «коллегами».

Я одеваюсь. Выхожу в зал во время обеда. В центре стоят столы и стулья, как в небольшом кафе. Подхожу к одному из столиков, где сидит та, которая колотила в мою дверь. Она ко мне спиной, потому не замечает сразу. Хватаю ее за волосы и опускаю лицом в стол. Ломаю ей нос. В зале повисает мертвая тишина.

– Еще раз подойдешь к моей двери… – пытаюсь предупредить.

Но девушка не слушает. С криком она вырывается и бросается на меня. Уворачиваюсь от удара, хватаю бойкую за руку, выкручиваю ей за спину до характерного хруста сустава и бью носком по ноге. Поверженная, она падает коленями на пол, а я продолжаю:

– Еще раз подойдешь к моей двери – убью.

В этот момент уже медленно поднимается из-за стола ее приятель – так мне кажется, потому что он сидит с ней за одним столиком. Да и вид у него такой, словно он недоволен моим поведением. Сам мужчина – верзила, каких редко встретишь: слишком мордаст, слишком мускулист, слишком высок и широк в плечах. Свои силы я оцениваю быстро и трезво – с ним придется попотеть. Словно отвечая на мои предположения, он срывается на рык, бьет кулаками в стол, который жалобно трещит, едва не складываясь в ножках. Уже предполагаю, что сейчас будет драка. Но также неожиданно по комнате проносится свист. Как и все, перевожу внимание на источник звука. В дальней части зала за столиком сидит мужчина. Широкоплечий, подтянутый, смуглый. На нем черная майка, которая лишь подчеркивает рельефы груди и рук. Глаза серые, пронзительные, а сам взгляд цепкий, тяжелый, диковатый, как у маньяка. Такой запоминается. От него веет холодом лютого мороза. Мужчина ничего не говорит, просто смотрит на верзилу. И тот без особого удовольствия усмиряет свой гнев, обходясь предупреждением.

– Еще раз ее тронешь, будешь иметь дело со мной, – говорит он мне басом, после чего подходит к своей подруге, подставляя той плечо и поднимая с колен.

Оставляю их в покое, тихо злясь на этого типа с серыми глазами. Ему не стоило вмешиваться.

Между тем я спокойно подхожу к стойке, где раздают еду. Беру поднос. Занимаю свободный столик. Длинные волосы, такие чистые за последнее время, мешают. Скручиваю их в узел и откидываю за спину. Ем, лениво думая о том, как бы не подавиться под настороженными и любопытными взглядами. Их около двенадцати, не включая персонал. Больше всего напрягает сероглазый, который смотрит в упор. Он словно жрет меня, перемалывая зубами. Когда дожевываю последний кусок мяса, поднимаюсь и подхожу к нему, опуская ладонь на стол.

– Есть что сказать? – спрашиваю с вызовом.

Позади меня все неожиданно замирают. Сероглазый недовольно щурится. Молчит. Напряжение нарастает. Переставая что-то понимать, я начинаю злиться еще сильнее.

– Язык проглотил?

– Он… он тебе ничего не скажет, – несмело говорит мне парнишка за соседним столиком. – Не говорит он.

От неожиданности почти проглатываю собственный язык. Холодный взор становится еще более лютым. Смотрит так, словно обещает меня грохнуть при первой же возможности. Хочется извиниться, но такому не говорят подобного, иначе это будет сродни проявлению жалости. А жаль ли мне его? Нет, нисколько. Да и видно по брутальному лицу, что ему не нужны ни мои извинения, ни моя жалось. Потому я молча разворачиваюсь и направляюсь в свою комнату.

Но, не доходя до двери пару шагов, слышу грозное:

– Смит! На выход!

Закрываю глаза с одной простой мыслью: «Начинается»…

***

Меня выводят из зала. Заталкивают в лифт. Пока едем, руки сковывают за спиной. Поднимаемся на шесть этажей вверх. Еще долгий путь по длинному извилистому коридору. Останавливаемся напротив высоких красивых дверей. Что-то мне начинает подсказывать, что я у порога апартаментов первой персоны во всем этом заведении. Один из охранников распахивает двери. Второй – подхватывает меня под руку и толкает вперед. Проходим по узкой комнате, которая отличается скромностью и чувством стиля: белые стены, черная мебель. Наконец, попадаем в последнюю из комнат. Здесь уже преобладают все оттенки красного. Первое, что бросается в глаза, это круглая кровати, которая находится в центре. И на этой кровати целуются две полуобнаженные блондинки.

И тут я понимаю – да они близняшки!