А тебе слабо?

– У тебя есть что-нибудь поесть?

Он выпрямляется.

– Да. Что тебе сделать? Яичницу?

Раньше Скотт каждое утро готовил мне яичницу. Яйца – продукт, одобренный программой обеспечения дополнительным питанием для женщин и детей раннего возраста. Это воспоминание причиняет боль и в то же время вызывает новую волну тёплой дурноты.

– Ненавижу яйца.

– О!

О! Я смотрю, он мастер поддержать разговор.

– Хлопья у тебя есть?

– Конечно.

Он уходит в кладовую, а я плюхаюсь на табурет перед кухонным островом, выбрав место подальше от девушки Скотта. Она уставилась в одну точку прямо передо мной. Ха. Смешно. На расстоянии вытянутой руки от меня – деревянная подставка с арсеналом мясницких ножей. Могу представить, какие мысли проносятся в её гладком мозгу с одной извилиной.

Скотт ставит передо мной коробки с «чериос», «брэн флейкс» и «шреддед вит».

– Ты издеваешься, твою мать?

Где «лаки чармс», чёрт возьми?

– Какая богатая речь, – замечает женщина.

– Спасибо, – отвечаю.

– Это не был комплимент.

– Думаешь, мне не по фиг?

Скотт подаёт мне тарелку и ложку, отходит к холодильнику за молоком.

– Давайте успокоимся.

Я выбираю «чериос» и лью молоко до тех пор, пока несколько румяных колечек не выплёскиваются на стойку. Скотт садится рядом со мной, они оба в тишине разглядывают меня. Впрочем, какая тут тишина. Мой хруст по громкости может соперничать с ядерным взрывом.

– Скотт говорил мне, что ты блондинка, – произносит женщина.

Я глотаю, хотя это не так просто сделать, когда горло сжимается. Маленькая светловолосая девочка, которой я была когда-то, умерла много лет назад, и я ненавижу думать о ней. Она была милая. Она была счастливая. Она была… я не хочу о ней вспоминать.

– Почему у тебя чёрные волосы?

Садовые украшения, виднеющиеся за стеклом, определённо становятся невыносимо назойливыми.

– А ты вообще кто? – спрашиваю я.

– Это моя жена, Эллисон.

Колечко «чериос» застревает у меня в горле, я давлюсь и кашляю в кулак.

– Ты женат?

– Уже два года, – отвечает Скотт.

Тьфу. Он слащаво переглядывается с ней, совсем как Ной с Эхо.

Я отправляю в рот очередную ложку хлопьев.

– Сейчас доем, – хрум-хрум-хрум, – и пойду домой.

– Теперь твой дом здесь.

Опять этот спокойный тон!

– Ни фига.

Взгляд Эллисон мечется между мной и ножами. Правильно мыслишь, дамочка. За пару часов, проведённых в тюрьме, я проделала путь от разрушительницы чужой собственности до социопатки.

– Может, тебе стоит к ней прислушаться? – спрашивает она.

– Ага, – поддакиваю я с полным ртом, – тебе точно стоит ко мне прислушаться. Твоя жена опасается, что я типа выступлю в стиле Мэнсона[15 - Чарльз Миллз Мэнсон – американский убийца, лидер коммуны «Семья», члены которой в 1969 году совершили серию жестоких убийств.] и перережу ей глотку, когда она уснёт. – Я улыбаюсь ей в лицо для закрепления эффекта.

Кровь отливает от её лица. Иногда я обожаю быть самой собой.

Скотт окидывает меня быстрым взглядом: начинает с чёрных волос, потом переходит к чёрному лаку на ногтях, к кольцу в носу и заканчивает одеждой. После этого он поворачивается к своей жене.

– Ты не могла бы ненадолго оставить нас?

Эллисон выходит, не сказав ни слова. Я загружаю в себя одну порцию хлопьев и нарочно говорю с полным ртом.

– Тебе пришлось покупать для неё строгий ошейник или он был в комплекте?

– Не надо говорить неуважительно о моей жене, Элизабет.

– Что хочу, то, блин, и делаю, дядюшка Скотт! – я пародирую его вальяжный тон. – Потерпи, сейчас я доем эти дурацкие хлопья, позвоню Исайе и свалю домой.

Он молчит. Я – хрум-хрум-хрум.

– Что с тобой случилось? – ласково спрашивает он.

Я проглатываю всё, что у меня во рту, кладу ложку и отодвигаю от себя полупустую тарелку.

– А ты как думаешь?

Скотт – мастер долгих пауз.