Песнь Гилберта

– Молчать, дьявольская тварь! – рявкнул в ответ ближайший мужчина. – Эй, Генри, подай-ка сюда верёвку!

Си?рину вновь завязали клюв. Мужчины удалились в соседнюю комнату, оставив часового. Тот мрачно курил, пуская клубы дыма в жалобные глаза Гилберта. Спустя некоторое время люди вернулись почтительно, пропуская высокого человека в длинной рясе до пола. Одежда его была украшена изысканной изумрудно-золотой вышивкой, а на руках сверкали драгоценные перстни. Маленькие тёмные глаза походили на два бездонных омута, скрывающих в своей глубине безмерный восторг. Плотоядно улыбнувшись, мужчина произнес:

– Братья мои, великий дьявол послал нам своё дитя, дабы мы впитали его мощь. С ней мы сможем свергнуть Мага и заполучить невиданную силу. Я уже давно работаю над заклинанием для обретения полёта, и именно крыльев мне не хватало. Это знак. Сегодня же вечером мы совершим ритуал, и больше не постигнет нас горе. Мы сами будем вершителями судеб.

Мужчины в благоговении опустились перед ним на колени.

– Итак, избавьте его от этих крамольных тряпок и приготовьте к вечернему торжеству, – властно продолжил человек в рясе, – да благословен будет сегодняшний день!

Началась суета. Мужчины ножами срезали с си?рина одежду, оставив его абсолютно голым. Благо помещение отапливалось, и было не холодно. Гилберт отчаянно сопротивлялся и пытался что-то сказать, но лишь мычание пробивалось сквозь завязанный клюв.

– А ну лежи смирно, – не выдержал один из мучителей и ударил пленника в живот.

Си?рин сжался в комок. Другой мужчина принёс воды и начал грубо обтирать его мыльной тряпкой. Завершив эту процедуру, они отнесли его в маленькую каморку и там заперли на замок.

Время шло. Связанный Гилберт мешком лежал на полу, превращаясь в один большой комок боли. Ушибы наливались синяками, и казалось, что ни одного живого места не осталось на его теле. Солнце медленно чертило узоры теней через маленькое узкое окошко и, наигравшись своими лучами, удалилось прочь, погружая комнату во тьму. Вскоре за дверью послышался оживлённый шум. Возвращались люди и производили какие-то приготовления под приглушённое ритмичное пение. В какой-то момент ключ в замочной скважине повернулся, и дверь отворилась. На пороге стояло трое крепких широкоплечих мужчин. Их суровые и решительные лица нависали над беззащитным сирином. В них не отражалось ни тени сомнения. В свете масляной лампы блеснуло острое лезвие ножа. Гилберт вздрогнул, сердце его бешено заколотилось. Он собрался в комок, пытаясь вжаться в стену, просочиться сквозь неё, спастись от леденящего ужаса, который внушали ему эти люди. Здоровяк с ножом схватил си?рина за перья на макушке и одним сильным рывком бросил на пол, усевшись на него сверху. Двое других крепко держали и без того связанные ноги, а третий высоко держал лампу, освещая зловещую картину. Острая боль вгрызлась в крыло Гилберта. Всё тело изогнулось в болезненных судорогах. На спину хлынула кровь. Всё глубже лезвие ножа терзало мышцы, пока не вонзилось в кость. Она крепко стояла барьером, соединяя крыло со своим владельцем, и никак не поддавалась.

– Что-то тут совсем туго. Принеси-ка топор, – громогласно возвестил мужчина, сидевший на спине си?рина.

Поставив лампу на пол, его соратник вскоре вернулся с запрашиваемым предметом. Гилберт выл от боли, но крики его пробивались глухим мычанием через связанный клюв. Невольные слёзы потоком текли из глаз. Он захлёбывался рыданием, и жизнь казалась невыносимой. С первым глухим ударом топора Гилберт потерял сознание.

Очнулся он от гомона толпы. Люди негодовали. И знакомый голос перекрикивал всех:      – Ритуал не сработал, потому что дьявольская тварь ещё жива! Крылья всё ещё привязаны и послушны воле этого создания. Я лично заберу его силу и жизнь!

Гилберт слабо открыл глаза. Всё тело было в чём-то липком. Дверь резко распахнулась. И в свете лампы он вяло осознал, что лежит в луже собственной крови. Над ним нависал человек в рясе. Лицо его пылало гневом, а за спиной безвольно висели отрезанные крылья Гилберта. Мужчина высоко занёс нож для сокрушительного удара, и тут дом содрогнулся. Люди беспокойно огляделись. Последовал ещё толчок, повалив всех на пол. Запах гари и дыма заполнил комнату.

– Битва Магов, – крикнул кто-то с улицы, – прячьтесь.

Здоровенные мужчины тут же в панике разбежались, как тараканы при свете лампы. Гилберт остался один. Земля вновь и вновь сотрясалась под ударами неведомой силы. Собрав волю в кулак, он, шатаясь, поднялся на колени. Горло першило от дыма. Дом горел, и стоило выбираться отсюда поскорее. На полу он заметил бледное лезвие ножа. Человек в рясе обронил его. Онемевшими руками Гилберт извернулся и разрезал себе верёвки на запястьях, а потом на ногах и клюве. «Бежать, бежать! Как можно дальше отсюда!» – билось жилкой в виске си?рина. На неверных ногах он выбрался из дома. Деревня полыхала в огне. Сверху во мраке неба мерцали яркие вспышки. Иногда огненные шары обрушивались на дома людей. Везде царили ужас и паника. «Давай, Берти, уходи отсюда как можно дальше», – уговаривал он себя, и сначала нетвёрдыми шагами, а потом ускоряясь, он побежал в лес.

Си?рин отчаянно пробирался в самую гущу леса, не разбирая дороги, лишь бы никогда больше не встречаться с людьми. В конце концов грохот битвы остался позади. Со всех сторон его обступила мрачная тишина. Обессиленный, он упал у корней огромного дерева. Боль пронизывала всё тело. Он лежал на боку, судорожно глотая холодный воздух. Только сейчас он осознал, что в суматохе ужаса происходящего не взял никакой одежды. Голый и измученный, он истекал кровью на ледяной земле. «Вот так закончится моя жизнь?» – устало подумал Гилберт, прежде чем сознание его покинуло. С небес начал падать первый снег, укрывая страдание си?рина белоснежным саваном.

Одинокая жизнь вдвоём

Мелькали чьи-то ноги. Деревянный пол поскрипывал под тяжёлыми шагами огромного мужика. Широкоплечий, мускулистый незнакомец с косматыми тёмно-русыми волосами и неопрятной бородой ставил глиняный горшок в печь. Одет просто: хлопковая рубаха и потёртые старые штаны. Лицо человека выглядело грубым и суровым, словно вырезанное в камне. Жёсткие черты будоражили воспоминания о недавних мучителях. Гилберт боялся дышать. Что ожидать от этого угрюмого типа? Может быть, стоит попытаться сбежать, пока не поздно? Си?рин осмотрел помещение. Справа от него громоздилась печь, занимавшая большую часть комнаты, напротив неё стоял небольшой стол со скамьёй, а прямо располагалась входная дверь. Получится ли сделать рывок в несколько прыжков, чтобы добраться до выхода? Си?рин попробовал незаметно пошевелиться под одеялом. Всё тело болезненно заныло. Чувствовалась слабость. Обрубки крыльев за спиной доставляли жгучую боль при малейшем движении. «Будет непросто», – подумал Гилберт. Улучив момент, когда здоровяк в своих хлопотах повернётся спиной, си?рин вскочил, попытался сделать широкий прыжок, но ноги подвели, и он со стоном растянулся на полу. Мужик, не торопясь, обернулся. Спокойно взял на руки лёгкое, ослабевшее тело Гилберта и водрузил его обратно на кровать. Незнакомец пододвинул скамейку и сел напротив, внимательно всматриваясь в лицо си?рина. У того всё похолодело внутри, и он отчаянно сжался в комок под этим пытливым взглядом.

– Ты очухался, – увесисто изрёк незнакомец. Каждое его слово, сказанное густым басом, падало в комнате тяжёлым валуном.

Гилберт молчал. В горле всё пересохло. Судя по его прошлому опыту, пощады просить бессмысленно, равно как и бороться. Даже будучи в лучшей форме, вряд ли он смог бы победить этого могучего человека, похожего на скалу.

– Ты – Пирит? – спросил незнакомец.

Мысли Гилберта отчаянно заворошились. Кто такой Пирит? Стоит ли спросить об этом или лучше соврать и сказать: «Да»? Спасёт ли это ему жизнь? И что будет, если сказать: «Нет»? А, может быть, просто промолчать? Карие глаза здоровяка продолжали пристально буравить его взглядом. Гилберт решил оставить вопрос человека без ответа. Мужик ещё некоторое время смотрел на него, хмуря брови и пытаясь прочитать мысли си?рина. В конце концов, незнакомец тяжело поднялся и пошёл к печи. Вернулся он с кувшином воды и караваем хлеба. Только сейчас Гилберт почувствовал голод, и в то же время от страха кусок не лез ему в горло.

– Да не боись ты, птица, ешь. Давеча испёк. Где ж тебя носило? Что с тобой было-то?

Си?рин неторопливо отламывал хлеб, не сводя глаз с человека. Будет ли молчание золотом, на которое он сможет купить свою жизнь?

– Птица, помнишь меня? Эт ж я, Фергус! – сделал ещё одну попытку мужик.

– Фергус, – тихо промолвил си?рин, пробуя это имя на языке.

– Да, верно, – обрадовался здоровяк. Его мрачное суровое лицо осветила улыбка. – Пирит, ты переродился? Не знаю, может, твари, как ты, вытворяют эдакое?

«Он заботится обо мне, как о своём питомце, птице Пирит. Может быть, всё же стоит сыграть эту роль? Во всяком случае, пока я не окрепну. С другой стороны, смогу ли я быть существом, о котором ничего не знаю?» – задумался Гилберт и неопределённо повёл плечами.

– Крепчай, птица. Я покуда на охоту схожу. Пока ты здесь, наш дом в покое, – заявил Фергус.

За печкой он взял лук с колчаном стрел и ремень с несколькими ножами и, надев косматый полушубок, вышел из дома. Когда шаги удалились, Гилберт предпринял ещё одну попытку подняться с кровати. На этот раз он, не торопясь, держался за скамейку. Тело жалобно ныло, но всё же позволяло делать маленькие шаги для обследования дома. Быт был максимально простым. На крючке перед входом висела вся одежда Фергуса: штаны и две рубашки. По-видимому, рубашек было три, но в одной из них сейчас утопал сам Гилберт. И если на могучих плечах своего хозяина она была в обтяжку, то на худых плечах си?рина рубаха висела бесформенным мешком. В печи стоял горшок с горячей кашей. Рядом располагались чудные приспособления и ещё пара пустых посудин. За печкой стояли несколько деревянных ящиков. В одном лежало нижнее бельё, а в другом какие-то металлические приспособления. Гилберт нервно сглотнул, обнаружив среди них топор, похожий на тот, которым отрубили его крылья. Чувство опасности вновь всколыхнулось в его груди. Поднявшаяся паника кричала: «Спасайся! Скорее беги, пока этот человек не вернулся. Он ушёл на охоту. Вероятно, на таких же тварей, как и ты! Как только он поймёт, что ты не Пирит, то и тебя подстрелит». Гилберт поспешно поковылял к двери. Благо она не оказалась заперта. Он растворил её настежь. На пороге стояла смерть. Пронизывающим ветром защекотала его кожу, вызывая дрожь. Белизной снега гостеприимно распахнула свои объятия: «Давай, выходи в эту стужу, приляг отдохнуть, доверь мне свои сны и выдохни последнее тепло жизни». За то время, что си?рин лежал без сознания, зима царственно вступила в свои права, укрыв мир своей ослепительно белоснежной мантией. Гилберт ещё несколько минут стоял с пустым взглядом, дрожа на ледяном ветру. Потом очень медленно он закрыл дверь и вернулся в постель. Что бы не задумал Фергус, уходить слабым, без возможности летать, в морозную пустошь, без еды и тёплой одежды равносильно самоубийству. Какая бы опасность ни подстерегала его в доме, всё же здесь у него был шанс выжить. Снаружи его ждала гибель либо от холода, либо от голода. Во всяком случае, до наступления весны. Гилберт хотел обдумать, что ещё можно предпринять, но короткая вылазка вымотала и без того ослабленный организм. Как только он коснулся подушки, сон укрыл его тёмным одеялом беспамятства.

Проснулся си?рин уже на следующий день. Фергус сидел за столом и вырезал игрушки из дерева. С огромным острым ножом этот суровый человек вызывал ещё больший страх, чем вчера. «Интересно, успешно ли прошла охота?» – подумал Гилберт и осторожно сел. Тело болело чуть меньше, но всё ещё доставляло массу беспокойства.

– Куда можно сходить в туалет? – робко спросил си?рин.

Фергус удивлённо поднял голову.

– Ты теперь речь такую долгую можешь гутарить? Хм-м… Перерождение, небось, сказалось.

Мужчина встал и принёс си?рину пару меховых сапог, штаны и полушубок.

– Надевай одёжу, птица, снаружи всё.

Действительно, за домом обнаружились небольшая каморка, служившая отхожим местом, и ещё одна небольшая избёнка.

Гилберт, вернувшись в тёплый дом, ещё долго не мог унять дрожь от холода. А пока он трясся, не снимая полушубок, Фергус накрывал на стол, выкладывая хлеб, похлёбку, куски вяленого мяса. На мгновение он заколебался:

– Тебе, как и прежде, токо хлеб да зерно?

– Я бы попробовал всё, – неуверенно пробормотал Гилберт. Тут ему в голову пришла спасительная мысль, и он поспешил высказать свою первую в жизни ложь: – Я не помню ничего, что произошло до вчерашнего дня.

Фергус кивнул, и си?рин не смог прочитать по лицу человека, что он думает. Трапеза проходила в тишине, нарушаемой изредка постукиванием ложек о тарелки. Гилберт боялся о чём-либо заводить речь и опасливо поглядывал на своего сотрапезника. Еда оказалась тяжёлой и невкусной, но всё же сытной. Она хорошо утоляла голод. В очередной раз с тоской вспомнились сладкие сочные фрукты из дома. И всё же впервые за последний месяц ему повезло оказаться в сносных условиях. Си?рин мог хорошенько выспаться в тепле, у него была свобода передвижения и даже, хоть и молчаливый, но компаньон. К тому же нет нужды рисковать жизнью ради скудного пропитания. Тело наливалось здоровьем. Вскоре он даже смог помогать Фергусу вести хозяйство. Каждый инструмент около печки обретал свой смысл: кочергой мешали угли, рогачом доставали горшки из огня, помелом чистили печь. Человек научил его готовить каши, похлёбки и печь хлеб. В доме также обнаружился подпол, которого си?рин не заметил во время первого осмотра комнаты. Там оказалось темно и холодно, но зато прекрасно сохранялись продукты.

Скоро си?рин выяснил и назначение страшных металлических приспособлений. Они оказались бытовыми инструментами: топором рубили дрова, пилой заготавливали поленья, крючки предназначались для рыбалки и всё в том же духе. Гилберт выдохнул с облегчением, узнав, что ни один из этих предметов не предназначался для пыток. Фергусу также пришлось объяснять назначение почти каждого человеческого предмета. Многие из них Гилберт видел на острове и наконец-то смог узнать их предназначение. Хотя сейчас он уже не был рад этим открытиям. Слишком уж дорогой ценой достались ему эти знания. Возможно, лучше, если бы он никогда не покидал остров и не понял, зачем все эти вещи нужны.

Си?рин также узнал предназначение второго домика сзади, который оказался баней. Впечатления от посещения этого места непередаваемые. С одной стороны, приятная жара, почти как в климате родного острова. С другой, слишком уж сухой воздух. Идея веников больше напоминала о пытках, нежели о поддержании здоровья. А уж о прыжках в холодный снег и говорить нечего. Мало-помалу Гилберт привык и к этому. Более того, даже начал получать удовольствие от странной оздоровляющей процедуры. Укрепляли его тело и физические упражнения, которые они с Фергусом делали по утрам. Сначала си?рин просто наблюдал за ним с недоумением, но как-то раз здоровяк настоял на том, чтобы Гилберт занимался вместе с ним. «Теперяча ты не просто птица, Пирит! Держи своё человеческое тело в чистоте и силе», – говорил он, делая очередное отжимание. Действительно, день ото дня Гилберт становился крепче и выносливее. Отсутствие крыльев потихоньку заменяла отличная физическая форма.

Иногда Фергус уходил на охоту, и его часами не было дома. В такие дни си?рин, закончив все домашние хлопоты, подолгу смотрел в заледенелое окно на мирный снежный пейзаж. Когда становилось совсем темно, он видел в стекле своё отражение. На лице и шее зарубцевались шрамы от побоев, а на дне глаз плескалась невыносимая тоска. Могучие сильные крылья больше не украшали его силуэт. Всматриваясь в этого измученного страданиями незнакомца, си?рин часто задавался вопросом: «Может быть, действительно нет в живых никакого Гилберта? Он умер под деревом от холода. Остался только Пирит». А потом он выметал подобные мысли, словно сор из избы. Он здесь. Искалеченный, но живой, сильный и крепкий как никогда. У него ещё был шанс вернуться домой. Правда, что тогда? Выжили ли другие си?рины? Вдруг на остров тоже совершили нападение, и он окажется там в одиночестве до конца своих дней? А если кто-то до сих пор там, примут ли они его назад, изувеченного, без крыльев? Он больше не сможет покорять небеса, не воспарит со своими сородичами, не испытает вновь восторг полёта. А потом возвращался Фергус и нарушал размышления си?рина густым басом: «Есть давай да чай поставь, озяб я, Пирит, согреться бы».

Человек никогда не разделывал добытые туши при Гилберте в доме. Поэтому впервые си?рин столкнулся с этим, когда Фергус взял его на охоту. Человек научил его изготавливать лук и стрелы, метать ножи, отслеживать добычу и бесшумно подкрадываться к ней. Гилберта воротило от вида разделывания животных. Его чуть не вырвало, когда он узнал, что всё это идёт в пищу. По началу си?рин сопротивлялся происходящему. Он остро чувствовал в отчаянных криках зверей весь их предсмертный ужас и боль. Гилберт по-прежнему, как и с другими существами в бестиарии цирка, не понимал язык других видов, но тонко чувствовал их эмоции. И от этого ему было не по себе. Фергус сердился и надавал тумаков за его сентиментальность.

– Зимой не до жалости к бедным зверюшкам. В снегах другой еды нет. Либо выживут они, либо ты, – наставлял охотник.

Вспомнив свои голодные дни осенью, си?рин охотно ему верил. Лес действительно не ломился от изобилия фруктов и ягод даже в летние месяцы. Что уж говорить о непреклонности суровой зимы? Запасы же овощей и муки оказались настолько скудны, что они скорее разбавляли мясо, нежели могли служить самостоятельным блюдом. На двоих еды явно не хватило бы.

Мало-помалу Гилберт привык и к охоте. Звериные инстинкты позволяли ему передвигаться по лесу совершенно бесшумно. Он мог близко и незаметно подкрадываться к жертве, а скорость реакции и координация движений помогали наносить точный смертельный удар. Фергус гордился своим учеником, хотя и старался этого не показывать. В конце концов, Гилберт стал чувствовать, что и сам представляет опасность для других существ, может постоять за себя, а не быть слабым запуганным птенцом, просящим пощады. Яростно защищать свою жизнь, давать отпор любому. Уходил и страх перед Фергусом, уступая чувству вины. Грубая молчаливая дружба с этим человеком крепла, и си?рину всё тяжелее стало притворяться Пиритом. Хотелось больше узнать о Фергусе. Зачем он поселился один в лесу вдали от своих сородичей? Из-за чего он был таким угрюмым и молчаливым? Кто такой Пирит и почему он ему так дорог? Гилберт хотел поделиться и своей историей, спросить всё, что было непонятно в мире людей. Почему люди так его боялись? Кто такие Маги? В какой стороне находится море? До встречи с Фергусом у него не предоставилось возможности получить ответы на свои вопросы. Сейчас его клюв не связан намордником или верёвкой. Но говорить на все эти темы си?рин всё же не осмеливался. Вдруг ненароком он выдаст себя, развеет свою спасительную ложь?

Время шло. Студёная хватка зимы ослабевала. Поспешно белоснежная царица отдавала новой властительнице свои снега и длинные ночи, а та играючи превращала их в озорные ручьи, лужи и тёплые долгие дни. Нарядив деревья зеленью, весна наполняла природу радостью пробуждения от затянувшегося сна. Её задорный смех наполнял лес пением птиц. Природа оживала.

Гилберт сидел около дома под ласковыми лучами солнца и методично точил нож. За поясом с двумя другими ножами торчала фляга для воды – всё, что нужно для самостоятельной жизни в лесу. Си?рин принял решение и теперь ждал подходящего момента. Послышался скрип двери, и рядом присел Фергус, сладко потягиваясь под нежной лаской весны. Выглядел мужчина расслабленно. На лице его играла лёгкая улыбка. Тёплые солнечные дни способны растопить сердце даже самого угрюмого человека. «Сейчас», – подумал Гилберт. Он убрал нож и точильный камень за пояс, отошёл от Фергуса достаточно далеко, чтобы расстояние смогло составить фору в случае бегства. Не исключено, что ему так же придётся обороняться ножами. Совершенно неизвестно, как поведёт себя этот здоровяк после слов си?рина.