Трое

– Значит, мы сможем отремонтировать «Копарелли». Он будет в курсе, что там поломалось.

– Верно.

Аббас продолжил:

– Мы закрасим название «Копарелли» и напишем сверху «Штромберг», открыв кингстоны, пустим старину «Штромберга» ко дну, а на «Копарелли», которое теперь будет иметь другое название, двинем с грузом в Хайфу. Но почему бы просто не перевалить груз с одного на другое судно прямо в море. У нас же есть краны.

– Такова была и моя первоначальная идея, – сказал Дикштейн. – Но оказалось, что она слишком рискованная. Я не могу гарантировать, что операция пройдет гладко, особенно при плохой погоде.

– Если она продержится, можем все равно попробовать.

– Да, но, поскольку у нас имеются суда-близнецы, проще переименовать одно из них, чем переваливать груз.

– Тем более, – мрачно добавил Иш, – что хорошая погода и не продержится.

Четвертым за столом сидел Поруш, с прической ежиком и грудью, как бочка эля, женатый на сестре Аббаса.

– Если предполагается, – спросил он, – что все пройдет так легко, так что тут на борту делает наша отборная команда?

– Последние полгода, – объяснил Дикштейн, – я мотался по всему миру, организовывая эту операцию. Пару раз я натыкался на публику с другой стороны – чисто случайно. Не думаю, что они знают наши замыслы… но в таком случае нам придется им доказать, что мы на самом деле крутые ребята.

С листом бумаги в руке вошел один из офицеров и обратился к Дикштейну.

– Сообщение из Тель-Авива, сэр. «Копарелли» только что прошел Гибралтар.

– Ясно, – сказал Дикштейн, вставая. – Мы отходим утром.

Сузи Эшфорд и Ал Кортоне, пересев в Риме на другой рейс, прибыли на Сицилию рано утром. Двое из братьев Кортоне уже были в аэропорту, встречая его. Между ними состоялся долгий спор; в нем не было озлобленности, но все же он был громок и возбужден. Сузи не могла следить за тирадами на местном диалекте, но суть уловила: братья хотели сопровождать Кортоне, а он настаивал, что должен отправиться один, поскольку на нем лежит долг чести.

Похоже, спор остался за Кортоне. Они покинули аэропорт, разместившись вдвоем в большом белом «Фиате». Сузи сидела за рулем. Кортоне показывал ей направление по прибрежной дороге. В сотый раз она прокрутила в воображении сцену встречи с Натаниелем: она видит его худую угловатую фигуру, он поднимает глаза; он узнает ее, и его лицо озаряется радостной улыбкой; она кидается к нему; они обнимаются; он с такой силой прижимает ее к себе, что у нее болят кости; она говорит: «Ох, как я люблю тебя», – и целует его в щеку, в нос, в губы… Но ее не покидало чувство вины и испуга, и в воображении куда чаще вставала другая сцена, когда он смотрел на нее с каменным лицом и говорил: «Интересно, какого черта ты тут делаешь?»

Это напоминало ей историю времен детства, когда она плохо вела себя на Рождество, а мать разгневалась и сказала Сузи, что Санта-Клаус положит ей в сапожок, приготовленный для подарков, камни вместо печений и игрушек. Она не знала, верить ли словам матери или нет, и долго лежала без сна, одновременно и боясь утра и желая его.

Она искоса посмотрела на Кортоне, сидящего рядом с ней. Трансатлантический перелет утомил его. Сузи было трудно воспринимать его человеком того же возраста, что и Нат, он был так толст и лыс, и… он бодрился, что могло бы показаться смешным, если бы не говорило, что он не может справиться с грузом лет.

Когда встало солнце, остров предстал во всей красе. Сузи поглядывала на окружающий пейзаж, стараясь отвлечься, чтобы время летело быстрее. Дорога вилась вдоль берега от городка к городку, и с правой стороны виднелись скалистые пляжи и искрилась гладь Средиземного моря.

Кортоне закурил сигару.

– Я не раз откалывал такие штуки, когда был молод, – сказал он. – На самолет – и отправиться куда-то с хорошенькой девушкой, шляться, где придется, разглядывать места. Но увы… Похоже, я прочно засел в Буффало. Так вот вечно с делами – становишься богатым, но всегда есть, о чем сожалеть. И ты уже ничего не видишь, никуда не ездишь, а к тебе приходят и все приносят. Становишься слишком ленивым, чтобы получать удовольствие от жизни.

– Это был ваш выбор, – сказала Сузи. Она испытывала симпатию к Кортоне, хотя старалась особо не показывать ее: каковы бы ни были неправедные цели этого человека, он трудно и тяжело работал всю жизнь.

– Да, мой выбор, – признал Кортоне. – Молодежь не знает жалости. – Он как-то странно криво усмехнулся и затянулся сигарой.

В третий раз Сузи заметила все ту же синюю машину в зеркале заднего вида.

– За нами следят, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и сдержанно.

– Тот араб?

– Должно быть. – Она не видела лица водителя за ветровым стеклом. – Что будем делать? Вы сказали, что им займутся.

– Что я и сделаю.

Он замолчал. Ожидая еще каких-то слов, Сузи искоса посматривала на него. Он заряжал обойму пистолета пулями с черно-коричневыми гильзами. У нее перехватило дыхание: она еще никогда в жизни не видела настоящего пистолета.

Кортоне посмотрел на нее, а потом перевел взгляд на дорогу.

– Господи, да следите же за этой чертовой дорогой!

Нажав на тормоз, она едва успела вписаться в поворот.

– Откуда у вас эта штука? – спросила она.

– От моего брата.

Сузи все отчетливее ощущала, что оказалась в атмосфере какого-то кошмара. Она уже не спала в постели четыре дня. С того момента, когда услышала, как ее отец спокойно обсуждает будущее убийство Натаниеля, она была в непрестанном движении: убегая от ужасной правды, открывшейся ей относительно Хассана и ее отца, она стремилась попасть в безопасность надежных рук Дикштейна; но, как и полагается в кошмарах, чем быстрее она бежала к цели, тем стремительнее та отдалялась.

– Почему вы не говорите, куда мы едем? – спросила она у Кортоне.

– Теперь, наверно, я могу сказать. Нат попросил меня найти ему дом, где он может бросить якорь, и чтобы туда не совала нос полиция. Вот в этот дом мы и направляемся.

У Сузи забилось сердце.

– Далеко он?

– Еще пару миль.

Через минуту Кортоне бросил:

– Успеем, не гони, не стоит гробиться у цели.

Она поняла, что бессознательно вжимала акселератор до отказа. Она сбросила скорость, но не могла справиться со стремительным бегом мыслей. Еще несколько минут – и она увидит его, коснется его лица, поцелует его в знак приветствия, почувствует его руки на своих плечах…

– Тут направо.

Она миновала открытые ворота и по короткой гравийной дорожке, поросшей сорняками, подъехала к большой полуразрушенной вилле из белого камня. Остановившись перед портиком с колоннами, она застыла в ожидании, что сейчас навстречу ей выбежит Натаниель.

Но в этой половине дома не было никаких следов жизни.

Они вылезли из машины и по выщербленным ступеням поднялись к центральному входу. Высокая деревянная дверь была прикрыта, но не заперта. Сузи открыла ее, и они вошли.

Перед ними открылся большой холл с мраморным полом в выбоинах. Потолок провис, а стены покрылись пятнами плесени. В центре холла на полу лежал большой канделябр, напоминая очертаниями рухнувшего орла.

– Эй, есть кто-нибудь? – крикнул Кортоне.

Никто не ответил.