– На первом показе не все будет идеально, – говорю я, потирая шею. – Даже на Бродвее, где идут сотни представлений, после каждого есть что исправить. Так что не стремитесь к совершенству. Просто растрогайте зрителей до слез.
В гулком зале раздаются редкие смешки. В моей прошлой школе спектакли играли в столовой. В этой – драмкружку отдан целый актовый зал. Я обожаю здесь все: ступени, ведущие на сцену, и обрамляющий ее тяжелый красный занавес; тяжелый, старинный запах нафталина и свежий запах стружки и открытых банок краски за сценой; этот простор, этот уходящий вдаль зал, словно стены не в силах его сдержать. Когда Лайла или Эрик поют, звук эхом отзывается у меня внутри.
– По-любому! – выкрикивает Рокко. Он играет Энджела. – Давайте, ребята, собрались. Вперед и с песней!
– Хорошо, десять минут актерам, чтобы повторить слова, – объявляет мисс Клейн. – Ровно десять минут. Потом мы прогоним все с начала и до конца. Пожалуйста, обратите внимание, сколько раз вы заглянете в сценарий.
Палумбо бросает на нее взгляд, но, не говоря ни слова, переключается на остальных ребят.
– Все, кто в хоре, идемте со мной в хоровую, – зовет он. – Мы пока проработаем несколько песен в начале.
Я едва сдерживаю вздох. Это значит, что я остаюсь здесь одна с мисс Клейн. Я стараюсь не выглядеть как обиженный ребенок, пока он уводит за собой бо?льшую часть труппы. Мне даже с актерами нечем заняться, раз мисс Клейн уже дала им задание. Пожалуй, посмотрю вместе с ней, как они играют, и что-нибудь им подскажу.
Пока актеры занимают места, я без объяснений кидаю папе картинку с Дорой Уиннифред из «Артура»[1 - Серия американских детских книг и мультипликационный сериал о приключениях трубкозуба по имени Артур. – Здесь и далее примеч. пер.]. Ему такое нравится, хоть я и не уверена, что он понимает, в чем прикол. Он не отвечает. Значит, занят чем-то важным – может, проверяет домашку своих учеников. Я заглядываю в фейсбук и инстаграм, но там ничего нового – все это я уже видела в обед. Ненавижу алгоритмы. Такое чувство, что весь день бегаешь по кругу.
Вот в твиттере иногда бывает интересно. В моей прошлой школе им почти не пользовались, а здесь чуть ли не у каждого есть аккаунт. Это отличный сайт для свежих новостей: кто с кем расстался, кто куда поступил, и просто скандалы, интриги, драма. Рабочие сцены ведут аккаунт драмкружка; за ним очень интересно следить из-за одного парня, на которого я стараюсь не смотреть.
– А нам что делать? – кричит со сцены девятиклассница по имени Лили. – Рабочие простаивают.
– Вами руководит Джесс, – отвечаю я, засовывая мобильник в карман. – Спроси у него, нужно ли ему с чем-нибудь помочь. А если не найдешь его, я что-нибудь вам организую.
Лили кивает и исчезает за кулисами. Я переключаю внимание на остальных рабочих сцены. Большинство из них красят столы и стулья, чтобы те выглядели как из одного гарнитура. Мои глаза быстро выхватывают из толпы сами знаете кого.
Майлз облокотился на здоровенный каркас, но я все вижу: выступающие вены на его руках, бугорки мышц на ногах и изгиб крепкой задницы. Знаю, знаю… наверное, лучше на него не заглядываться. Если б это было так легко… Я не привыкла видеть столько парней вокруг. В прошлой школе было по-другому. Там были толпы хорошеньких девчонок, но я их всех прекрасно знала, а потому на них не заглядывалась.
Здесь же я даже не знаю, куда смотреть. Глаза разбегаются при виде всех этих девушек и парней, еще и не в школьной форме. Полная сенсорная перегрузка. Вот на заднице Майлза я и даю глазам отдохнуть.
– Эй, Симона! Какой у нас спектакль дня?
Я моргаю. Теперь он на меня смотрит, на губах – улыбка. Может, он и не заметил, как я на него пялюсь.
– Да мюзиклы это, а не спектакли, – возмущаюсь я, скрещивая руки на груди. – Майлз, ну уже целый месяц прошел. Камон. Только не говори, что мой ликбез по мюзиклам не помогает.
– Ладно, ладно. Какой у нас мюзикл дня? – повторяет он, поворачиваясь ко мне. На миг у меня перехватывает дыхание, но только на миг, так что это не считается. – Что там было в прошлый раз? «Кошки»?
– Фу, блин! – Я карабкаюсь на сцену и плюхаюсь на пол возле него. Он усаживается рядышком. Его колено, такое большое по сравнению с моим, прижимается ко мне. Я поднимаю глаза и смотрю ему в лицо. Кажется, он не заметил. Не то чтобы меня прямо так удивило его прикосновение. Скорее тепло другого человека так близко – вот что. – Не напоминай про «Кошек». Меня от них жуть берет.
Он широко улыбается, обнажая ослепительно-белые зубы. Я быстро-быстро моргаю.
– Да ну, не верю! – Он качает головой. – Как ты можешь бояться «Кошек», когда твой любимый мюзикл – про парня, который режет людей и делает из них пирожки?
– Ну потому что это охренительный мюзикл, – закатываю глаза я. – А в «Кошках» актеры криповые, бр-р-р. Катаются по сцене в своих дурацких трико и пытаются выскочить в зал, чтобы трахнуть твою ногу. Это не мое. Держите свое актерство при себе и играйте, пожалуйста, на сцене.
– Ну не знаю. – Он пожимает плечами. Его кожа снова касается моей. Едва ощутимо, но я-то чувствую. Не могу не чувствовать. – По-моему, звучит круто. Типа ты – часть искусства.
– Нифига не круто. – Я внутренне содрогаюсь, вспоминая, как отец и папа взяли меня с собой на этот ужас. Мы ходим на бродвейские шоу каждое лето, когда навещаем моего сводного брата Дейва, но то лето, мягко говоря, нехило подкачало. – Поверь мне, если актерам так уж необходимо выходить в зал, то лучше бы они это делали как в «Короле Льве». Это в тысячу раз круче.
– Ты что, обсираешь творение самого, как его там, Уэббера? – Он картинно ахает. – Погоди, погоди. Мы что, в альтернативной вселенной?
– Ой, заткнись, – бурчу я, пока он хохочет. – Музыка в «Кошках», конечно, охренительная. Вот только я хочу следить за тем, что происходит на сцене, и не отвлекаться на взрослого мужика, трахающего мою ногу.
Он открыто разглядывает мое лицо и улыбается. Майлз улыбается чаще всех, кого я знаю. Нельзя сказать, что при виде меня его лицо озаряет улыбка, потому что он всегда сияет. Именно поэтому мне очень легко убедить себя, что я ему нравлюсь.
Будь он мудаком, возможно, было бы легче. Когда он здесь только появился, я думала, что он будет до меня докапываться, но за все это время он ничего плохого не сделал. Он ни с кем не развлекается в кладовке с реквизитом и всегда готов помочь, если что-то нужно сделать. Пожалуй, единственная проблема в том, что он ведет себя как приличный парень, а не обжимается со мной где-нибудь у стены.
– Ну так что? – Я и не заметила, как он пододвинулся ближе. Так близко, что, когда он говорит, я чувствую на щеке его дыхание. – Если мюзикл дня не «Кошки», то что?
– Ах да. – Я придвигаюсь ближе. Его губы чуть заметно подрагивают. – Ну, мне нравится «Аида». Это про нубийскую принцессу, которая попадает в рабство и потом влюбляется в Радамеса, начальника дворцовой стражи египетского фараона.
– Ничего себе. – Он моргает. – Это Уэббер?
– Нет, – говорю я. – Вообще-то Элтон Джон.
– Элтон Джон, и всё? – Он приподнимает бровь. – Ты уверена?
– Не, ну там еще Тим Райс. – Я стараюсь сдержать улыбку. – Он вместе с Уэббером работал над «Эвитой», например.
– А, ну да. – Майлз качает головой. – Ты же без ума от Уэббера.
– Это не Уэббер! – Я пихаю его в плечо. – Уэббер и Тим Райс – два совершенно разных человека!
Он усмехается и снова мотает головой, но я продолжаю:
– Так что это не считается. К тому же моего любимого «Суини Тодда» сочинил Сондхайм.
– Ну да, конечно. – Он хлопает руками по джинсам и качает головой, как старик. – Да ладно, Симона. Можешь говорить все, что хочешь, но я тебя уже хорошо знаю.
В груди что-то по-дурацки трепещет. На уме лишь одно – как я хочу его поцеловать, но не могу, если ему не нравятся девушки.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не запустить руку в свои волосы. Лидия бы точно знала, что сказать. Вот что бы она сказала?
– Слушай. – Я прочищаю горло. – Я тут подумала… Мои подруги, в общем, они сопрезидентки Альянса геев и гетеросексуалов. Ты на собрание сегодня не идешь?
– Э-э. – Он морщит лоб. – А надо?
– Не, ну в смысле… – Я замолкаю. Блин, понимание и эмпатия — та еще сложная хрень. – Я пару раз была на их собраниях. Там круто и можно пообщаться с такими же, как ты. Я просто подумала, что тебе…
– Подожди, – перебивает он. – В каком смысле «с такими же»?
О боже. Мне ему правда придется все разжевывать?
– Ну, это… – мямлю я. – Альянс геев и гетеросексуалов. Там есть и другие геи. В смысле натуралы там тоже есть, но я ручаюсь, что квиры представлены адекватным образом, и…
– Симона. – Его рука мягко опускается на мое плечо. Я смотрю ему в лицо. Похоже, он пытается скрыть улыбку… Почему он смеется? – Я… По-моему, ты ошиблась.
У меня уходит секунда, чтобы понять, что он сказал.
– Ой, – говорю я, – ты… не гей.