Стучи, стучи!
Волна кроваво-алой юбки,
Лети, кружи!
Ты любишь пляски дикой ведьмы —
Так погляди!
Сгорает сердце, кастаньетой
Выстукивает ритм в груди.
Ирландский танец
Изумрудной звездой загораются фонари
Дымкой сумерек затянуло пресветлый вечер
Начинаешь простые движенья на раз-два-три
(Фонари бы сказали, что ты здесь танцуешь вечность)
Ветер сонно листает страницы тома стихов
(Светлячки в нём читают о том, как в безбрежном море
Бьётся парусник в сетях власти морских ветров
На борту я играю мелодию в ре-миноре)
Ты танцуешь: движенья уверенны и легки
Шаг – подскок, два шагА и подскок, и ещё два шАга
А в висках барабанами – раз, раз и два, и три.
Каблуком по земле отрывистым резким стаккато.
Кто б подумал тогда: травянистой атласной тропой
Поманит тебя родина фейри, подскоков и эльфов
(Уж протягивает она белоснежной рукой
На удачу в пути тебе клевер. Ну что же ты медлишь?)
Ты танцуй. Я сложу пока флейту, пойду вдогонь.
Может, престо, а может анданте, кто скажет точно?
Здесь ведь только фонарь, малахита играющий роль
(Но кто слушает песнь светлячков этой тёмной ночью?)
Вольный осенний
Я б хотела писать тебе письма, сидя в парке или на бульваре, по бумаге – безумным аллегро, тихо юбкой о листья шурша.
Я хотела б писать о туманах, нежном блеске арахновых кружев, о кофейно-полуночных грёзах и мирах в грубой стали ножа. Только строки – листками златыми – по велению ветра-шамана закружились в неистовом вихре, взмыли птицею в небо, крича.
Я писала бы – слышишь, мой милый? растворяясь в янтарном тумане, в пьяной дымке осеннего яда, по бумаге чернилами я
б сочиняла всё новые сказки, замирая в объятьях обмана, ощущая холодные руки на своих непокрытых плечах. Я писала б рябиновой кровью, алой кровью немого танцора, Собирала бы листьями строки, ну а буквами – капли росы. Я писала бы, милый, о солнце, и играла б в осеннем миноре – тихо пальцы по клапанам флейты на пороге октябрьской грозы. Я писала бы, если б угодно, было богу вдохнуть в меня силу, чтоб нанизывать, словно бусы, слова в строках, а строки в стихе. Но пока буду задыхаться в пряных духах осеннего мира – аполлонова лира смолкнет, и играть будет моя флейта свои трели, волшебник, тебе.
ОСЕННИЕ СКАЗКИ
*
О мире огоньков, фонарей и волшебства
Немногосказка
Один за другим загорались искорками фонари на все ещё не желающей засыпать улице. Зажигались разноцветные огоньки гирлянд на витринах магазинов, из окон невысоких по-деревенски уютных домов струился мягкий свет, и слышны были тихие разговоры. Радость шла по улице, засунув руки в карманы тёмного плаща и совсем не радостно изучая каменный тротуар под своими ногами. Каблуки мерно постукивали, и этот звук ей нравился.
Из одного из домов послышалась весёлая, но немного фальшивая игра флейты. «Наверняка это Грусть», – подумала девушка и медленно двинулась дальше. «У неё никогда правильно не получаются такие весёлые мелодии».
Над землёй стелилась розоватая дымка. Мокрые от прошедшего дождя камни мостовой отсвечивали радужными отблесками гирлянд. И всё же – сыро. Радость недовольно фыркнула: если эта тоска будет преследовать и дальше, то придётся менять имя в паспорте. Оглянувшись по сторонам, она заметила приоткрытую дверь то ли магазина, то ли по странным причинам пустующего в это время кафе. Отмахнувшись от мелькающего перед глазами мотылька, девушка вошла, прикрывая за собой дверь. И тут же зацепила головой свисающих с потолка стеклянных бабочек.
– Эй!
Бабочки безапелляционно прокрутились в другую сторону, оставаясь равнодушными к нанесенному ими же ущербу полям шляпы Радости. Чуть пожав плечами, она сделала несколько шагов, пытаясь отыскать глазами хозяина этого места. У кресла перед камином сидела огромных размеров собака и умиротворённо глядела на потрескивающий огонь. Когда девушка подошла чуть ближе, собака вяло обернулась, гавкнула, дабы соблюдать приличия и снова отвернулась.
– Присаживайтесь.
Голос донесся откуда-то с кресла, но говорящего видно не было. Не удивляясь, Радость присела в другое кресло и сняла шляпу.
– Чай, кофе?
– Кофе.
– Хорошо, тогда я тоже выпью с вами чаю.
Девушка усмехнулась, протягивая руку за чашкой кофе. Попробовала. Осталась довольна.
– Что привело вас в мою лавку?
– А это всё-таки лавка? – она удивлённо обернулась и наконец заметила хаотично расставленные на полочках странного вида мешочки, горшочки и вазочки.
Её невидимый собеседник ухмыльнулся. «Наверняка, в усы, – подумалось Радости. – У него же обязательно должны быть усы.»
– Бабочки у вас агрессивные. И владельцы невидимые, – она недовольно покосилась в сторону кресла, у которого уже лежала собака.
– Пожалуй, в этом вся прелесть.