Awakers. Пробудители. Том 1

Сам не знаю, чего несу, я же не в курсе, просто интуиция у меня хорошая. Не знаю, что нашло, – не могу смотреть, когда он вот так… Он еще увернуться пытается. «Уймись», – говорит. Куда там, руки у меня длинные, хватка крепкая, а дури в башке – мама дорогая! Держусь рукой за его славную щечку и делаю оглушительный чмок в ухо.

– Да уйди ты, пиявка полосатая! – злится он. Или вид делает. Трой никогда не злится по-настоящему, только дуется порой. Добрый он по натуре, и все тут; пихает меня локтем под ребра, но тихонько. Ребята все еще ржут, аж воют. А он оглядывается, проверяет: вдруг сильно врезал – локти-то у него острые.

– Ты чего, под кайфом, что ли? – это уже Ральф, у нас с ним один разговор: он мне вопрос, я ему: «М-м-м». И обратно на стол головой – бац! Валяюсь в полубреду, и тут у меня из всех этих обрывков разговоров – прямо божественное прозрение! – складывается совершенно стройная картина.

Солнышко, заключаю я, это тот самый «барабанщик», который бросил группу накануне турне. В смысле тот самый, которому я обязан своим местом, из-за которого Трой почему-то не любит «Нирвану», про которого он не любит говорить… Тот самый рыженький хорошенький субъект с экрана телефона. Короче, Солнышко – их прошлый «барабанщик» – девчонка.

Глава 4. Про скуку

These changes ain't changing me

The cold-hearted boy I used to be

«All These Things I've Done», The Killers

Справедливости ради стоит отметить, что мы не только бухали до хрена. Впахивали мы тоже как следует. То есть не тупо выступали, зависали по клубам, а потом отсыпались. Мы усердно репетировали. На ходу делали выводы из предыдущих выступлений, что-то меняли в репертуаре, писали и разучивали новые песни. Здесь мне повезло, это было совсем не то же самое, что выступать с Pushing Daisies. Теперь мне кажется, что там всем больше нравилась сама идея, что у нас типа рок-группа и мы такие крутые. В процесс никто не вдавался. С этими ребятами мы вкалываем так, что искры из глаз сыплются. Мне больше не кажется, что быть музыкантом, стучать по барабанам – дело несерьезное.

Мы отрабатываем новую песню. Не знаю, сколько часов подряд – одну-единственную, у меня уже руки отваливаются. Ральф предлагает оставить ее на потом, потому что она правда сложная, но Трой не согласен.

– Потому что тебе не хер делать в микрофон орать, – горячится Майк, в очередной раз проиграв битву со своими гитарными риффами.

– Правда, – терпеливо подхватывает Ральф, – хреново будет, если облажаемся, зачем рисковать?

– Да бросьте! Это же как вызов! – Трой в своем репертуаре, у него вечно все как вызов.

– Вы только посмотрите на него! – изрекает он на первой неделе нашего турне, хлопая меня по щекам. – Эти скулы прямо как вызов!

Пару следующих недель он пускается в диетические эксперименты – в смысле, наш Трой, который и без того похож на недокормленную обезьянку, – пока не получает подзатыльник и выговор от Ральфа за то, что ни хрена не жрет. Правда, скулы ему заработать удается – на какое-то время, вместе с адскими синяками под глазами. Зато потом еще с полгода рассказывает всем, что «как-то раз сидел на диете».

Так вот, «Это вызов!» – говорит он и пытается что-то объяснить про то, как волнение перед выступлением щекочет нервы, а адреналин привносит особый шик в шоу.

– Мне адреналину хватает, – не соглашается Майк. – И вообще, фальшивить на сцене – не профессионально.

– Никто не будет фальшивить! – Трой бьется до последнего, и я немножко его понимаю. В этом правда есть что-то особенное, когда еще не знаешь песню как свои пять пальцев. Сердце бешено колотится, потому что боишься забыть, не успеть, ошибиться, поэтому стучишь по барабанам со всей дури, пока можешь, и черт знает чем это закончится. Песни, они ведь все равно что люди. Пока не знаешь их от и до, они будоражат мозг.

В другой раз ради острых ощущений он предлагает поменяться местами.

– Я мог бы играть на гитаре, – заявляет он. – На бас-гитаре.

– Ты не умеешь играть на басу, – напоминает Ральф.

– Ты бы меня научил, это же несложно, да?

– Не смей трогать мой инструмент!

Красная тряпка вступает в бой… Вызов! Стоит ли говорить, что к концу турне Трой с упоением бренчит на басу. Не на сцене, конечно. Не знаю, талант это или смесь любопытства с увлеченностью, но выходит у него в самом деле неплохо.

– Когда осваиваешь новый инструмент, вся музыка воспринимается заново, – он склоняется над грифом, растрепанная челка спадает до самого кончика носа. – Видишь все под другим углом. Барабанщики и гитаристы воспринимают мир по-разному.

– Откуда ты знаешь?

– Ниоткуда. На собственном опыте.

– Ты не играешь на барабанах.

– Пока нет.

Он подмигивает из-под своей этой сдуревшей челки.

– Я займу твое место, а тебя мы поставим за микрофон.

– Я не умею петь.

– Пф-ф-ф. Все музыканты умеют петь. А те ленивые, которые не умеют ни на чем играть, становятся солистами. Это несложно.

* * *

Майк догоняет нас с Троем у дверей музыкального магазина. Обычно мы гуляем вдвоем. Нет, обычно в это время мы репетируем, но сегодня как-то так сложилось, что все не сговариваясь решили, что нам положен передых. Так что мы ошиваемся вокруг музыкального магазина, а Майк догоняет нас. Трой грызет чупа-чупс, складывает руки на груди, не глядя на гитариста.

– Где ты взял эту штуку, отобрал у ляльки? – кивает тот.

– Что тебя привело в нашу унылую компанию?

Они вроде не ссорятся, эти двое, но Майк не упускает случая напомнить Трою, как тот его раздражает.

– Мне скучно, – говорит Майк, и Трой закатывает глаза.

Оказывается, все это время я не знал. Оказывается, на самом деле Майк тоже раздражает Троя.

– Ему скучно, – фыркает он, пока мы перебираем цветастые пластинки знакомых групп. Никто не собирается ничего покупать – путешествуем налегке, деньги на исходе. Да и вообще, кто в наше время покупает пластинки? Разве что из жалости.