Ледопас. Пробуждение льда

Ледопас. Пробуждение льда
Катерина Сапьян

Мир шестой частоты во многом похож на наш, вот только вместо людей здесь живут олвы, использующие силы природы для комфортной жизни. В густых лесах и живописных горных долинах Златогорья обитают удивительные живые существа, а в небе бесшумно парят огромные небокаты. В высокогорьях грозные ледопасы верхом на верных грифольдах пасут и выращивают самых огромных существ этого мира – ледники. Когда семена льда попадают на пятую частоту, в мир людей, у девочки Оксаны, живущей на Алтае, случается несчастье – при загадочных обстоятельствах её отец попадает в авиакатастрофу и исчезает. Пока олвы замораживают привычный мир Оксаны, ей предстоит попытаться отыскать отца, покататься на пушистом теплокоте, найти друзей и приобрести врагов. Кто бы мог предположить, что для того, чтобы спасти одного человека иногда сначала нужно спасти целый мир.

Катерина Сапьян

Ледопас. Пробуждение льда

Предисловие

Замок Взорный располагался на крутом толстом отроге священной горы Гиматаш. Из замка открывался великолепный вид на глубокую долину Урсула и пологие отроги Семинского хребта. Мимо Взорного пролегала гулкая долина горной речки Гимасу, несущей свои ледяные воды через звенящие водопады и уступчатые пороги к далёкому Урсулу. Если бы вам зачем-то понадобилось попасть в замок, вы бы вряд ли его отыскали, даже если полученные вами сведения о дороге были бы достаточно достоверны. Дело в том, что Взорный был так хитро сокрыт в недрах горы, что ни снизу, с долины Гимасу, ни сверху, с округлой каменистой вершины Гиматаша Взорный не был виден. Многочисленные окна замка прятались в причудливых кудрявых скалах, и через систему настроенных зеркал солнечный свет проникал даже в самые отдалённые уголки замка, так что днём в замке было светло, словно Взорный и не был выстроен в сером нутре Гиматаша. Когда же солнце уплывало на запад, прячась где-то в Канской котловине, во всех помещениях Взорного разгорались самые необычные светильники из всех, что можно вообразить. Это были мохнатые серебристо-белые грибы, гроздьями свисающие с каменных потолков и стен бесчисленных коридоров, залов, переходов, галерей и комнат. Грибы назывались гэрэлами, и грибница их охватывала весь замок от маковок смотровых башен до глубинных колодцев, в которых плескалась тёплая от близости к разогретому нутру Гиматаша вода.

Многие сотни лет Взорным владела семья каменных олвов Сулу. Замок передавался по наследству тому из детей, который наследовал наибольшую силу, что обычно доказывалось на шумных и напряжённых семейных играх, хотя правильнее было бы назвать их довольно жестокими состязаниями. В последние годы владелицей Взорного была Томрина Сулу, молодая и очень одарённая девушка. После вступления в права, госпожа Томрина неожиданно для всех вышла замуж за обычного, ничем не примечательного олва Сайтая. Сайтай был пришлым человеком в этих местах. Это, конечно, многим не понравилось, особенно влиятельной семье ледяных олвов – Месенам. Ходили слухи, что они хотели женить одного из своих сыновей на Томрине, а за одно и попытаться прибрать к рукам и Взорный, и всю Теректинскую землю, испокон веков принадлежавшую олвам Сулу.

Впрочем, Томрина оказалась весьма самостоятельной и в своём выборе, и в своих землях. Уже через год после свадьбы (не такой уж и пышной, кстати говоря) у Томрины и Сайтая родился первенец, мальчик, которого решили назвать Зурганом. Ещё через год у них родилась дочка, которую назвали Агатой, и с этого момента жизнь молодой пары начала разваливаться. Уже через несколько дней после рождения Агаты все заметили, что Зурган и Агата не могут находиться вместе в одной комнате. Стоило им увидеть друг друга, как дети начинали кричать так, словно им было невероятно больно. Ничего не понимающие родители обратились за разъяснениями к лекарям и мудрецам, но никто из них не мог сказать что-то определённое, и никакие снадобья или обряды не помогли брату и сестре избавиться от необъяснимой боли, возникающей при их встрече. Пришлось Зургана и Агату держать подальше друг от друга и следить за тем, чтобы дети не встречались. Но и это не помогло. Через какое-то время дети стали болеть. Малышка Агата угасала на глазах, так что Сайтай забрал Зургана из Взорного и уехал с ним в свою маленькую хижину недалеко от Синего перевала, чтобы спасти дочь. Всего за пару дней после отъезда отца и брата Агата поправилась и окрепла.

Томрина чувствовала, что семья её теперь разбита надвое, что непонятная болезнь, охватывающая её детей, не позволит ей быть с мужем, собираться всем вместе за одним столом, проводить вечера, наблюдая за игрой детей. Будучи женщиной решительной и целеустремлённой, Томрина собрала свои вещи и вещи малышки Агаты, совсем недавно научившейся ходить, и уехала в столицу, в город Ойгор, к родственнику Сайтая Балкашу, недавно потерявшему жену и воспитывавшему маленькую дочку. Балкаш только рад был гостям – сам он вынужден был часто отлучаться по делам на север Златогорья, а возить с собой маленькую дочь было хлопотно. Томрина же была не против присмотреть за малышкой, а за одно попытаться разобраться с недугом своих детей. В Ойгоре находилась древнейшая из библиотек, хранилище знаний и заблуждений, сказаний и былей – туда и направилась Томрина в надежде отыскать заветный способ избавления от проклятия. Лишь через два месяца в одном из древних сборников сказаний о Ледяных Войнах Томрина отыскала что-то похожее на беду, постигшую её семью.

«…Были братья биты болью, коли встречались, и многие годы жили они порознь и воевали друг друга. Когда же старший брат почувствовал скорую смерть, он пришёл к младшему брату, превозмогая боль. Он просил у него прощения за многолетнюю вражду, и младший брат простил его. Чтобы скрепить свою дружбу, братья приблизились друг к другу и обнялись, и тут же обратились в камень киноварь – с одной стороны красный, словно огонь, а с другой – чёрный, словно уголь. Камень этот и по сию пору можно видеть у отрога горы Солонга, протянувшегося к Кураю…»

Томрина читала это и не верила своим глазам. А что, если и её дети нечаянно затронут друг друга? Что, если они так же, как эти древние братья, обратятся в камень? Нет, этого нельзя допустить. Придётся разлучить Агату и Зургана, ничего с этим поделать, видимо, нельзя. Но как разлучить их? Мир олвов тесен, и они, даже воспитанные вдали друг от друга, могут встретиться не через год, так через десять лет. Значит, надо одного из детей отправить в другой мир, в тот, что с миром олвов редко пересекается. Да, нужно одного из детей отправить в человеческий мир, на пятуючастоту. Кого? Зургана? Или Агату? При одной только мысли о том, что придётся расстаться с одним из детей, у Томрины перестало биться сердце и из глаз хлынули слёзы.

– Что же это за проклятие? За что? – рыдала она, скинув со стола ворох древних текстов.

На непослушных ногах она вернулась в дом Балкаша, расположенный в южной части Ойгора. Малышка Агата ещё ничего не понимала, и тихо радовалась, когда мать заключила её в крепкие объятья, а потом уложила её спать, удобно устроив на своих руках.

– Спи, малышка, – шептала Томрина, целуя дочь, – Пусть своё слово скажет судьба – быть нам вместе или не быть.

Сайтай привёз Зургана в Ойгор через два дня. Томрина встретилась с ним возле дворца Зиама – самого огромного из сооружений столицы. Зиам сверкал ледяными гранями на солнце, переливаясь радугами, словно огромный бриллиант. Томрина и Сайтай стояли мрачные и на дворец не смотрели.

– Томрина, пока я ехал… – Сайтай с трудом справлялся с дыханием и говорил отрывисто, – Я подумал о том, как нам обезопасить детей. Я вижу только один выход. И он меня пугает. Я знаю, то, что я сейчас скажу – это страшно. И мне страшно. И тебе. Нам обоим. Нам нужно решить, кто из детей отправится на пятую частоту.

– Нет! – выдохнула Томрина.

– Ты уверена, что с ними не произойдёт то, что произошло с этими братьями?

– Не уверена, и я не знаю, как выяснить это наверняка. Никто не слышал о подобном, даже Ханкар. Я говорила с ним. Я понимаю, что нужно уберечь детей от возможного несчастья. Если они коснутся друг друга…

– Они не подойдут друг к другу – их остановит боль.

– Мы не можем знать это наверняка, Сайтай. Может произойти какая-нибудь случайность, и они коснутся друг друга. Я боюсь! Я не знаю, чем заслужили такое проклятие мои дети, и я не знаю, как нам поступить.

Сайтай нахмурился и долго рассматривал камни под своими ногами.

– Есть только один выход, – сказал, наконец, он, и поднял тяжёлый взгляд на жену, – И я тебе его уже назвал. Я уеду в мир людей вместе с Агатой.

– Что?! – задохнулась Томрина.

– Другого выхода нет, – пожал плечами Сайтай. Руки его мелко дрожали, выдавая горе и волнение, – Другого выхода нет, Томрина. Ты нужна здесь, в мире олвов, так как ты законная наследница Теректинской земли и не можешь её покинуть. Зурган будет твоим наследником, я уверен, в нём много силы. Ты подготовишь его к состязаниям, и он получит статус наследника. А я… Я никогда не был кем-то значимым в нашем мире, так что попытаю счастья в мире человеческом.

Он улыбнулся, но улыбка вышла кривой. Сайтай порывисто обнял жену, прижал её к себе.

– Томрина, я обещаю тебе, я сделаю всё, чтобы Агата была счастлива. Я обещаю, слышишь?!

– Я смогу её видеть? – подняла глаза на мужа Томрина.

– Думаю, да. Я смогу приводить её раз в год к нашим границам, но, думаю, она не должна знать, что ты её мать. Она вообще ничего не должна знать о мире олвов, иначе ей захочется остаться здесь. И Зурган не должен знать, что у него есть сестра. Нужно постараться, чтобы все забыли о существовании Агаты, так будет лучше.

Они ещё немного постояли обнявшись. Наконец, Сайтай мягко отстранил Томрину.

– Нам пора, Томрина. Поезжай к Зургану – он очень соскучился по тебе. А я поеду и заберу Агату.

– Сейча-ас?! – выдохнула Томрина и затряслась в вырывающихся наружу рыданиях, – Но я же должна с ней проститься…

– Нет, не надо, Томрина. Ты только испугаешь её. Лучше так. Она слишком мала, чтобы что-то понять, и уж тем более, запомнить. Не нужно рвать себе сердце долгими проводами.

Томрина в бессилии опустилась на мощёную камнем дорогу. Сайтай протянул было к ней руку, желая утешить, но передумал, развернулся и пошёл в южную часть города не оглядываясь.

Вертолёт

Отец вернулся поздно. Оксана слышала, как он открыл дверь, и стараясь не шуметь, прошёл на кухню. Зашипел закипающий чайник. Девочка не выдержала и прошлёпала босыми ногами на кухню.

– Ты чего это не спишь? – недовольно пробурчал отец.

– А ты почему так поздно? – не стала отвечать на провокационный вопрос Оксана.

– Трудный день, – отмахнулся отец.

Выглядел он и впрямь измотанным. Оксана молча достала свою кружку, налила себе чай и присела напротив отца.

– Пап, что-то случилось?

Отец только покачал головой, отхлебнул чай из кружки, съел печенье, и только после этого признался:

– Ты прости, Агата, – он часто называл её Агатой, когда был задумчив, или наоборот, когда у него не было времени подумать, например, если Оксана делала что-то опасное, то отец окликал её именно этим чудным именем, – Наш поход придётся отложить на пару дней. У меня неожиданная командировка. Завтра летим к Южно-Чуйскому хребту. Вернусь не раньше, чем двадцать третьего к ночи. На всякий случай раньше двадцать четвёртого не жди.

– А отказаться ты не мог? – нахмурилась девочка.

– Нет. Борис Иванович очень просил помочь. Да ты не переживай! Всего пара дней – и мы с тобой нацепим рюкзаки на спины, и отправимся к Корумду.

Оксана бросила косой взгляд на два полусобранных рюкзака, стоящих в коридоре. Обидно было до слёз. Она любила эти поездки в горы, когда они вдвоём с отцом забирались в звенящую речными порогами каменную глушь. Там, в одиноком домике, замершем в тени огромного Корумду, их неизменно встречала тётя Тамара. Для девочки она казалась чудесной волшебницей, и часто Оксане мечталось, что однажды отец женится на тёте Тамаре, и они все вместе станут жить в Горно-Алтайске, в их небольшой квартире, притулившейся задним двором к горе, округлой и безлесой, словно затравеневшая половинка яйца. Обычно у отца получалось выкроить летом дней десять для поездки к затерянному среди бескрайних просторов дикого Алтая домику тёти Тамары. Он скучал без неё, Оксана это видела и чувствовала.

– Пап, а почему ты не женишься на тёте Тамаре? – спрашивала она отца в четыре года, и в восемь, и в десять.

Отец не отвечал вовсе, или отвечал какой-нибудь шуткой, или сердился. Пожалуй, только в этом году Оксана стала понимать, или хотя бы догадываться, какие причины заставляют отца жить без жены и ездить к женщине, которую он любит, всего на несколько дней в году. Наверное, думала Оксана, у неё есть другая семья, муж, а, может быть, даже дети… И папу она любит, и бросить семью не может.

Обидно, конечно, что какой-то другой мужчина для тёти Тамары важнее, чем её, Оксанин, отец. Обидно, что какие-то другие дети называют тётю Тамару мамой, а Оксана её мамой назвать не может, хотя иногда ей очень-очень хочется это сделать. Особенно, когда тётя Тамара радостно выбегает ей навстречу из домика и долго-долго гладит её по голове. Или, когда вечером присаживается на край её кровати и рассказывает какую-нибудь чудесную сказку. Или, когда утром с какой-нибудь звонкой песней расчёсывает ей волосы… Обидно, обидно, обидно! Но всё равно Оксана и в этом году с нетерпением ждала поездки к ней. И вот – задержка в виде непредвиденной папиной командировки.

Вообще-то Оксана привыкла оставаться дома одна. Отец был пилотом, летал на вертолёте, так что пару раз в месяц, а то и чаще, он дома не ночевал. Девочка уже с четырёх лет могла сама лечь спать и разогреть себе еду в микроволновке. Когда Оксанины одноклассницы делали вид, что они взрослые, Оксана тихонько посмеивалась про себя. Она-то знала, что Настя, Ира и Лиза взрослые только на словах, а сами ни разу дома одни не ночевали, и, пожалуй, даже яичницу себе не приготовят, случись в том надобность.