Последний отзыв
отлично написал
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Ненормат
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
примета осенних хлопот,
когда на зиму поворот.
И хочется выпить до донца
тебя. Чтоб осталось внутри
спокойствие мёртвого снега,
застывшего в глупости бега,
налипшего на фонари.
Он стает, конечно, слезами
ноябрьских бешеных дней,
проложив пунктиром огней,
отверстия под образами.
Закончился святости срок,
не выдержав тяжести ноши.
Ты больше не будешь хорошей,
ты просто последний урок,
невыученный, неповторённый,
незаданный даже. И вот
никто никуда не придёт.
И снегом приговорённый
декабрь стоит у ворот.
Жанна
Весь прошлый год, сходящий на исход,
я прожил нездоровым человеком —
таким полуконтуженным калекой,
хоть выглядел совсем наоборот.
Смеялся, пил, вертепствовал посильно,
все грани года пробуя на вкус.
А жизнь, как рубль, всё меняла курс
с устойчивого вновь на нестабильный.
Какой бы курс ни проложил куда,
мозг возвращался в заданную точку.
И эта точка била очень точно,
как Костя Цзю в известные года.
Счёт рефери отсчитывал не раз
(его ж не бьют, он только наблюдает
оттуда, где про нас всю правду знают).
Нокаут не случался. Свет не гас,
не отключалось тусклое сознанье.
Оно терпело хук и апперкот,
и новый напряжённый поворот
взбесившегося напрочь мирозданья.
И вытерпев всё, сесть бы в самолет,
чтоб улететь от постоянных стрессов,
не позабыв заметить стюардессе:
«Ну что же, здравствуй, Жанна. Новый год».
Календарное
Восемнадцатого, под вечер,
во дворе шелестели листья.
Ты сжимала себя за плечи,
напряжённая, словно выстрел.
Девятнадцатого, наутро
в спальне свет находил детали.
Речка Кама текла, как сутра,
бодхисаттвы ее читали.
Двадцать пятого было хмуро,
дождь то шпарил, то просто капал.
Скучной нравственности цензура
сутки губы не мяла кляпом.
А тридцатого время встало
мёртвым штилем в тени акаций.
Не моргали часы вокзала.
Тебе ехать. Мне оставаться.
К Башлачёву
«Вы все между ложкой и ложью», —
пел СашБаш когда-то тревожно.
Ложечки нашлись под кроватью,
ложь оделась в бальное платье.
Но осадок чёрный остался,
палачи в нём кружатся в вальсе,
в нём живут и грезят войною,
выпадают сыпью чумною.
Озверевший мир нараспашку,
карта повернулась рубашкой.
Там, где дама пик рисовалась,
лишь шестёрки самая малость
олицетворяет свободу.
Козыри в чужую колоду
прифартили. Вот и попёрло
так, что хрип вбивается в горло
сапогом смазным да державным.
Ты хотел быть с ними на равных?
Распишись за грошик в жестянку
когда на зиму поворот.
И хочется выпить до донца
тебя. Чтоб осталось внутри
спокойствие мёртвого снега,
застывшего в глупости бега,
налипшего на фонари.
Он стает, конечно, слезами
ноябрьских бешеных дней,
проложив пунктиром огней,
отверстия под образами.
Закончился святости срок,
не выдержав тяжести ноши.
Ты больше не будешь хорошей,
ты просто последний урок,
невыученный, неповторённый,
незаданный даже. И вот
никто никуда не придёт.
И снегом приговорённый
декабрь стоит у ворот.
Жанна
Весь прошлый год, сходящий на исход,
я прожил нездоровым человеком —
таким полуконтуженным калекой,
хоть выглядел совсем наоборот.
Смеялся, пил, вертепствовал посильно,
все грани года пробуя на вкус.
А жизнь, как рубль, всё меняла курс
с устойчивого вновь на нестабильный.
Какой бы курс ни проложил куда,
мозг возвращался в заданную точку.
И эта точка била очень точно,
как Костя Цзю в известные года.
Счёт рефери отсчитывал не раз
(его ж не бьют, он только наблюдает
оттуда, где про нас всю правду знают).
Нокаут не случался. Свет не гас,
не отключалось тусклое сознанье.
Оно терпело хук и апперкот,
и новый напряжённый поворот
взбесившегося напрочь мирозданья.
И вытерпев всё, сесть бы в самолет,
чтоб улететь от постоянных стрессов,
не позабыв заметить стюардессе:
«Ну что же, здравствуй, Жанна. Новый год».
Календарное
Восемнадцатого, под вечер,
во дворе шелестели листья.
Ты сжимала себя за плечи,
напряжённая, словно выстрел.
Девятнадцатого, наутро
в спальне свет находил детали.
Речка Кама текла, как сутра,
бодхисаттвы ее читали.
Двадцать пятого было хмуро,
дождь то шпарил, то просто капал.
Скучной нравственности цензура
сутки губы не мяла кляпом.
А тридцатого время встало
мёртвым штилем в тени акаций.
Не моргали часы вокзала.
Тебе ехать. Мне оставаться.
К Башлачёву
«Вы все между ложкой и ложью», —
пел СашБаш когда-то тревожно.
Ложечки нашлись под кроватью,
ложь оделась в бальное платье.
Но осадок чёрный остался,
палачи в нём кружатся в вальсе,
в нём живут и грезят войною,
выпадают сыпью чумною.
Озверевший мир нараспашку,
карта повернулась рубашкой.
Там, где дама пик рисовалась,
лишь шестёрки самая малость
олицетворяет свободу.
Козыри в чужую колоду
прифартили. Вот и попёрло
так, что хрип вбивается в горло
сапогом смазным да державным.
Ты хотел быть с ними на равных?
Распишись за грошик в жестянку
Другие электронные книги автора Кат Катов
Последний отзыв
отлично написал