– Ой, наша ли? – усомнился Стратиотис. – Это все-таки турецкая выдумка и западная отчасти, а потому…
– А потому будь доволен, по крайней мере, тем, что здесь всегда постный стол!
– Да какой же постный, если рыба это практически скоромный продукт! Так, по немощи, в праздники допускается, – заворчал Панайотис.
– На тебя совсем не угодишь!
– Отчего же, я очень восприимчив ко всему хорошему.
– Ну, вот и воспринимай хорошую рыбу в хорошем месте. Думаешь, сюда монахи не ходят, даже строгим постом? Ходят, не беспокойся. Да еще владыченькам носят вкусные кусочки.
– Вот видишь! Получается, мне нужно писать про дом обжорства!
– Почему сразу обжорства? Разве мы виноваты, что нам нужно что-то есть… хотя бы через два дня на третий! А турок ты зря помянул всуе, беды не от них. Если сейчас начать считать, что у нас турок придумал, а что венецианец или скиф, то, знаешь ли, дружок, мы себя сильно обедним. Пусть лучше все будет византийское!
В этот момент два теплых контейнера с тихим звоном выскочили из раздаточного шкафчика. В них были белые булки, из которых торчали хвосты жареных ставридок, обернутые листьями салата. К блюду прилагался пакетик с лимонным соком и маленькая бутылка пива «Эфес».
Пахли никсы аппетитно, и журналист невольно сглотнул.
– Давай-давай, ешь, не изображай доместика в отставке, – сказал Фома, открывая «Эфес». – Небось с утра голодный.
– Стоит ли? Мне еще, может быть, машину вечером вести. – Панайотис с сомнением осмотрел запотевшую бутылочку.
– У меня есть предчувствие, что сегодня ты обойдешься без машины. – Амиридис хохотнул. – Давай, за удачный репортаж!
– Да, спасибо! Без тебя уж и не знаю, что бы я тут делал…
Ставридки были обжарены до золотистой корочки, но не потеряли сочности. Уплетать их, поливая лимоном, было ни с чем несравнимым наслаждением. Когда друзья разделались со своими порциями, подошедший официант вежливо поинтересовался, все ли в порядке и не нужно ли чего еще.
– О, привет, Грига! – воскликнул Амиридис. – Не ожидал тебя увидеть.
– Здравствуйте, – медленно проговорил Панайотис, оборачиваясь.
– Ты не помнишь Григория? – Фома повернулся к другу. – Это же брат Лизи, она с ним в прошлом году приходила праздновать день Восшествия на престол!
– Ой, действительно, я запамятовал. Еще раз здравствуйте! Как вас Бог хранит?
– Хранит, не жалуемся. – Григорий усмехнулся.
– Вы знаете, ведь я здесь никогда не был. И сейчас-то по заданию одной газеты. Постигаю жизнь во всей ее неприглядности… то есть, я хотел сказать – во всех красках.
– Ну, и как вам нравится здесь? – спросил официант.
– В общем ничего, только вот эти запахи… Рыба, горелое масло…
– Да что вы, что вы! – Григорий замахал руками. – Это вы просто не знаете, как пахнет горелое масло. У нас за этим строго следят! Да и с кухни сюда ничего не проникнет. А рыба… Ну, что делать, еще не придумана рыба, чтобы… Вот не говорить она может, а не пахнуть – нет. Но разве плохой запах? Особенно если не нюхать его здесь каждый день.
– А что за публика здесь обычно?
– Публика разная. Походите, посмотрите, раз у вас репортаж. Да вам, наверное, и с директором неплохо встретиться?
– Я похожу, да, – сказал Стратиотис, медленно поднимаясь. – Кстати, где здесь у вас… – он что-то пролепетал одними губами, но Григорий понял и молча махнул рукой в конец зала.
Панайотис кивнул и попросил:
– А вы, кстати, может быть, принесете нам еще что-нибудь… поизысканнее? Я действительно проголодался.
– О, я вам рекомендую жареных кальмаров! – воскликнул Григорий. – Фирменное блюдо сегодняшнего шеф-повара. Только придется подождать, конечно, это не на конвейере.
Кальмары появились в виде толстых золотистых колец, приправленных сметаной. К ним Фома потребовал по бокалу белого вина. Он пытался поговорить с Григорием о том, о сем, но молодой человек сказал, что через полчаса кончится его смена и тогда – пожалуйста.
– А то у нас здесь строго, долго стоять не разрешают. И так-то платят не ахти, а заметят, что бездельничаю, – влетит…
В ожидании Григория друзья смаковали кальмаров и попивали холодное вино.
– Должен признаться, я был неправ, здесь действительно хорошо, – сказал вдруг Панайотис. – И кормят вкусно. Люблю, когда не нужно придумывать положительных явлений.
– Ну, вот видишь! Если б тебя хорошо кормили во всех местах, куда посылают на задания, то, глядишь, в твоих репортажах было бы поменьше перца.
– Ну да, больше перца на столе – меньше на бумаге, – согласился Стратиотис; он явно впадал в мечтательность. – Как же странно мы устроены! Ничего не можем оценить с первого взгляда, вечно все сначала кажется пошлым, грязным, недостойным… Только потом, если вникнешь поглубже… Вот я сейчас прошелся по залам, вижу – вроде сидят нормальные люди, о чем-то беседуют, спорят. Пусть громче чем нужно, но, наверное, так полагается? Признаться, я воображал себе, что здесь какой-то притон разбойников и бродяг. Общедоступный ресторан в таком историческом месте… Короче говоря, вникнуть стоило! Но обычно некогда вникать, приходится сразу выдавать впечатления. Наверное, поэтому меня все сторонятся, да?
– Ну что ты, кто тебя сторонится? – стал утешать его Фома и вдруг почувствовал, что не вполне искренен.
По счастью, в этот момент подошел Григорий, уже освободившийся от ало-голубой униформы. Он плюхнулся на стул и устало улыбнулся.
– Как поживает ваша сестра? – полюбопытствовал Стратиотис.
– Лизи? Она же собиралась у вас в редакции сегодня что-то программировать. Разве вы не встретились?
– Ах, да, конечно, но она со мной не очень-то… – грустно заметил Панайотис.
– Она устает. Все-таки две работы.
– Ну вот, так я и знал. Устает… А ведь я ей предлагал похлопотать, устроить к нам начальником программистов, на полную ставку. А она мне даже почти и не ответила ничего. – Тут спецкор уныло понурился.
Григорий внимательно поглядел на него.
– Не обижайтесь, ей правда очень важны эти работы для «Гелиоса».
– Неужели Лизи рвется в космос? – сострил Фома.
– В детстве мечтала. – Григорий кивнул. – Но теперь просто хотела бы с ними работать. А у нее и получится, думаю. Она талантливая!
– Еще какая! – Панайотис на миг оживился, но тут же опять сник: – Только что же, если она устроится к астронавтам, то от нас, наверное, совсем уйдет?
– Не знаю. Может быть. Но до этого еще далеко, – осторожно ответил Григорий.
– Уйдет, конечно, – успокоил всех Амиридис. – Там перспективы, творчество, а у нас одни ньюсмейкеры да имиджбрейкеры…