Тени Парфенона

Димитрий Логофетис жил в четырехквартирном домике, где в каждое обиталище вел отдельный вход. Все квартиры были двухуровневыми, занимая второй и третий этажи, а на первом располагались гараж и кладовые; крыша была оборудована солнечными батареями. Хозяин встретил астиномов с любезной улыбкой. Это был высокий худощавый брюнет; темно-каштановые кудрявые волосы окружали несколько вытянутое лицо, придавая молодому человеку чуть романтический вид; деловую нотку привносили сидящие на длинном остром носу круглые очки в тонкой, явно дорогой оправе. Казначей Парфенона выглядел моложе своих тридцати и, на первый взгляд, располагал к себе. Он пригласил астиномов в гостиную, чья достаточно простая, но недешевая обстановка показывала, что у хозяина есть вкус. В комнате стояла приятная прохлада: работал кондиционер. Почти полностью застекленная стена выходила на широкий балкон, где стоял круглый столик и два плетеных кресла. Отсюда можно было созерцать Акрополь и южный фасад Парфенона.

– Могу я предложить вам кофе? – поинтересовался Логофетис.

– Да, пожалуйста, – кивнул Шекер. – Черный, с одним кусочком сахара.

– А мне с двумя, – сказала Диана. – Спасибо!

Димитрий покинул комнату. Астиномы огляделись.

– Что ж, зарабатывает он неплохо, – заметила Диана. – Снимать такую квартиру в этом районе…

– Казна Парфенона, видимо, позволяет.

Хош поднялся с дивана, куда их усадил хозяин и, повернувшись, принялся разглядывать картину на стене. Копия известного полотна Одиссея Андруциса «Победитель» изображала финальный момент колесничного забега Золотого Ипподрома: четверка гнедых коней пересекала финишную черту перед императорской ложей, с животных падала пена, лицо возницы в зеленой форме горело азартом и ликованием. Художник изобразил знаменитого Петра Асана, кумира ипподромных фанатов середины прошлого века, столь же популярного в свое время, как теперь Василий Феотоки.

Шекер отошел к окну, несколько мгновений глядел на открыточный вид, потом обернулся к Диане. Она, не вставая с места, внимательно изучала комнату. Впрочем, ничего особенного тут не было: обитые светлым деревом стены, книжные стеллажи, большой плазменный телевизор, стереосистема, складной стол у стены, журнальный столик и пара кресел в углу. Хош подошел к стеллажам рассмотреть книги: здесь была и юридическая литература, и православная, в том числе богословская, и художественные произведения – в основном так называемые интеллектуально-психологические романы, и полка с книгами по искусству и архитектуре, десятка три путеводителей по европейским городам…

Комит вновь уселся рядом с напарницей за несколько мгновений до возвращения Логофетиса. Димитрий поставил принесенный поднос на журнальный столик и, подкатив его к астиномам, выгрузил чашки, а поднос убрал на нижнюю полку столика.

– Благодарю! – сказал Хош. Диана просто кивнула.

Эспрессо был великолепен, и Шекер подумал, что на кухне у Логофетиса наверняка стоит дорогая кофемашина. Хозяин опустился в одно из кресел наискось от астиномов и спросил:

– Чем могу быть вам полезен?

– Мы пришли поговорить об убитом отце Александре.

На лице Димитрия появилось скорбное выражение.

– Да, ужасная история! До сих пор не верится, что такое могло случиться! В голове не укладывается…

– Вы хорошо знали отца Александра?

– Не то чтобы очень. – Логофетис медленно повел головой из стороны в сторону. – Мы не дружили, если вы об этом. Но по возрасту нам и странно дружить. Я общался с ним по церковным делам, не более того.

– То есть вы у него не окормлялись? – Хош решил блеснуть новоприобретенным знанием церковного словечка.

– Нет. Мой духовный отец – владыка Дионисий.

– Вот как, – сказала Диана. – Но с дочерью отца Александра вы общаетесь. Разве она никогда не говорила с вами об отце?

Если Логофетис и удивился, что его отношения с Ларисой Зесту известны астиномам, то виду не подал. Впрочем, выражение его глаз за стеклами очков разобрать было невозможно. Шекер мысленно подосадовал, что Димитрий сел слишком далеко, чтобы улавливать малейшие движения на его лице, но заподозрить его в том, что он сделал это нарочно, не было повода: в комнате просто отсутствовало более близкое к дивану сиденье.

– С Ларисой мы говорили о других вещах. Мы оба юристы, так что у нас были темы поинтересней, чем родители. – Димитрий слегка улыбнулся.

– Лариса говорит, что до приезда в Афины вы работали финансовым юристом, – сказал Хош.

– Немного работал, да, – подтвердил Логофетис.

– В списке ваших официальных мест работы ничего подобного не значится.

– Официально я и не работал. – Димитрий пожал плечами. – Я, знаете, вел свободный образ жизни, подрабатывал, консультируя знакомых. Мне не улыбалось сразу после получения диплома оседать в какой-нибудь пыльной конторе. Хотелось мир повидать, в Европе побывать…

– Судя по вашим путеводителям, – Шекер кинул взгляд в сторону стеллажей, – по Европе вы поездили. А почему не по нашей стране? Или не в Азию?

– Мне симпатичен европейский образ жизни, – ответил Димитрий, и в его тоне впервые повеял холодок. – А какое отношение это имеет к убийству отца Александра?

– Нас интересует, что за люди его окружали, – пояснила Диана. – Тем более, что вы были, можно сказать, другом семьи.

– Послушайте, я не был другом семьи Зестосов! – запротестовал Логофетис и даже взмахнул руками. – Я у них дома был всего раз, когда отец Александр на свои именины заболел, владыка поручил отвезти ему поздравление и подарки. На моем месте мог оказаться кто угодно другой. Они тогда пригласили меня выпить чаю. Лариса узнала, что я юрист, и захотела со мной еще как-нибудь пообщаться. Мы с ней несколько раз встречались, говорили о юриспуденции, о перспективах молодых юристов в наше время, немного о литературе… Вот и всё. Никаких романтических отношений или чего-то подобного у меня с ней нет, если вас это интересует. И с отцом Александром особых отношений у меня не было. Клирики Парфенона общались с ним куда больше меня.

– А бывали ли у вас конфликты с отцом Александром?

– Нет, – ни секунды не думая, ответил Димитрий. – У нас были прекрасные отношения. Спокойные, я имею в виду.

– Мне сказали, что священники, в том числе он, поначалу были против вашего назначения казначеем, – сказал Хош.

– Это мелочи, – отмахнулся Логофетис. – Просто я был новым человеком и они, вероятно, мне не доверяли. Но владыка Дионисий настоял, и потом никто об этом не пожалел.

– В самом деле? – спросила Диана. – А как насчет Галины Алексиу?

– Ой, ну что вы! – Димитрий издал смешок. – Этой женщине было пора на пенсию. Может, она и рассчитывала просидеть в Парфеноне еще лет десять, но вряд ли разумно держать в казначеях человека, который стал слишком медленно соображать и даже путает цифры при составлении счетов!

– А могли ли быть у отца Александра враги? – задал Хош вопрос. – Или какие-то конфликты с сослужителями?

Логофетис задумался, положил ногу на ногу и обхватил руками колено.

– Мне не кажется, что он мог нажить врагов среди клириков Парфенона, – ответил он спустя несколько секунд. – Собственно говоря, я вообще ни разу не видел, чтобы он с кем-то ссорился. – Он еще помолчал и добавил: – Разве что однажды…

– Да? Когда это было?

– Не так давно… Может, недели две назад… Я по воскресеньям и праздникам, когда владыка служит, прислуживаю в алтаре. Свечу ношу, кадило подаю и тому подобное. Так вот, это было перед вечерней службой… Да, две недели назад, в субботу. Я пошел в ризницу и еще до того, как вошел, услышал, как там кто-то переругивается.

– Переругивается?

– Ну, как-то резко говорит, понимаете? То ли выговаривает, то ли спорит… Интонации такие были… раздраженные. Но слов я не разобрал, а когда вошел, они замолчали. Это были отец Александр и отец Георгий. Они со мной поздоровались, но лица у обоих были мрачные.

– А потом?

– Потом они в алтарь пошли, стали приходить остальные священники, пришел владыка, началась служба, я уже ни за кем не наблюдал, не до того было. Но вроде ничего больше не случилось особенного.

– Кто-нибудь еще присутствовал при этой ссоре?

– Там два алтарника крутились, Феодор и Косьма, и еще отец Феофил, если я правильно помню.

Ни алтарник Косьма, ни иеромонах Феофил не упоминали в разговоре с Шекером об этом случае. Запамятовали? Не сочли важным? Не хотели подставлять отца Георгия под подозрение? «Надо будет еще раз расспросить их», – подумал Хош.

– А что, – внезапно забеспокоился Логофетис, – неужели вы думаете, что отец Георгий мог… Да нет, это невозможно! Абсурд!