Оставались лишь двое преступников-исполнителей. Их осудят за торговлю людьми и на долгие годы упрячут за решетку. Однако, по совету адвокатов, они уже заявили, что действовали в одиночку. Видимо, понимали, что стоит им выдать заказчиков, и жить им останется недолго.
Айзенберг вздохнул. Посмотрел на часы. Полшестого. Обычно ему приходилось задерживаться на работе допоздна, но сегодня в этом не было смысла. Он выключил компьютер и отправился домой.
* * *
Его небольшая двухкомнатная квартира в районе Альтона показалась ему еще более пустой, чем обычно. Может быть, потому что он пришел домой намного раньше обычного. Айзенберг осмотрелся и вдруг осознал, что если бы не парочка книг на полке и фотографии детей, то его квартиру нельзя было бы отличить от безликого жилья, снятого на время отпуска. Это впечатление усиливал запах чрезмерной гигиены – запах антисептического средства, который каждый четверг оставляла после себя Консуэла, его домработница-португалка.
Он зашел в ванную и посмотрелся в зеркало. Его темные с проседью волосы были все еще густыми. Но собственное лицо показалось незнакомым – усталым и постаревшим. Неужели это у него такие глубокие морщины над бровями? Неужели это у него такие впалые щеки? Лишь кривой, слегка приплюснутый нос был неизменным – асимметричный утес, противостоящий натиску времени.
Обычно он не ужинал дома, а перекусывал бутербродом на работе или донером по пути домой. Приготовил суп из пачки и почувствовал себя чужим, сидя за таким большим для одного столом.
Личной жизни у Айзенберга не было. Он предпочитал думать, что она ему не нужна. После напряженного рабочего дня ненадолго шел в тренажерный зал, затем смотрел телевизор, рано отправлялся в кровать, рано вставал, шел на пробежку, а вернувшись, собирался на службу. Он всегда испытывал чувство гордости за свой образ жизни, казавшийся ему благородно аскетическим.
Сейчас он понял, что все время упускал нечто важное.
Подумал, не позвонить ли детям. Михаэлю было уже двадцать четыре, он изучал машиностроение в Карлсруэ. Эмилия, младше брата на три года, училась на санитарку. Она еще жила с матерью в Мюнхене. Их номер он не хотел набирать. И о чем говорить с Михаэлем? Пожаловаться ему на проваленную операцию и выговор от начальника?
Айзенберг включил телевизор и некоторое время созерцал мельтешащие картинки, пока не осознал, что смотрит сериал, который его абсолютно не интересует. Он выключил ящик и подошел к книжной полке. Специальная полицейская литература, мемуары, книги по истории и философии, подаренные ему Ирис много лет назад. Она любила читать и забрала все свои книги, когда они расстались. Как же, черт возьми, давно это было! Несмотря на это, он отчетливо видел ее лицо: пухлые губы, высокие скулы, карие, слегка раскосые глаза, длинные темные волосы.
Он взял в руки книгу, тут же вернул ее на место, открыл другую, однако ничто не привлекло его внимания. Внезапно собственная квартира показалась ему тесной. Наверное, нужно было выйти и выпить пива. Но как без компании? Он мог бы позвать коллегу, Удо Папе например, но тот подумал бы, что Айзенбергу захотелось поплакаться в жилетку. Как же живут другие одинокие люди? Ведь совсем не сложно найти разумное применение свободному времени!
Наконец он решил, что нужно поговорить с кем-то сторонним и выслушать его непредвзятое мнение. После недолгих раздумий он взял в руки сотовый телефон.
– Эрик Хэгер.
– Привет, Эрик. Это Адам.
– Ого, какой сюрприз! Сто лет тебя не слышал!
Айзенберг учился вместе с Эриком Хэгером в Полицейской академии в Мюнстере. После выпуска они продолжали общаться, несмотря на то что их дороги разошлись. В то время как Айзенберг последовал высокому призванию полицейского и поступил на службу в криминальную полицию Гамбурга, Хэгер сразу же попал в Федеральное управление уголовной полиции в Висбадене. Сейчас он был командиром группы прикрытия ФУУП в Берлине, которая обеспечивала безопасность конституционных органов. Айзенберг рассказал своему старому другу о проваленной операции.
– Прости, если утомил тебя своим рассказом, но мне нужно услышать независимое мнение. Что мне теперь делать, как думаешь?
– Вопрос не в том, что тебе делать, а в том, чего бы ты хотел. Если я правильно тебя понял, твой начальник – идиот. Даже если твой приказ и был ошибкой, то…
– Ты тоже считаешь, что я ошибся?
– Я считаю, что это спорный вопрос. Мне самому приходилось принимать решения, в правильности которых я не был уверен. Невозможно знать, что произошло бы, реши ты иначе. Если бы девушка погибла, ты бы упрекал себя до конца дней. А теперь ты упрекаешь себя в том, что упустил заказчиков. Это часть нашей работы. Определяющий момент состоит в том, что этот Грайсвальд тебе не доверяет. Судя по твоему описанию, он профнепригоден для ответственной руководящей должности. Если хочешь, я попробую узнать, какие у него скелеты в шкафу.
– Нет, не нужно. Я не намерен ему мстить.
– Как знаешь. Но тебе выбирать между конфликтом и бегством.
– На конфликт точно не пойду, – сказал Айзенберг, немного подумав. – Во-первых, у Грайсвальда хорошие связи с сенатором по внутренним делам, он-то и посадил его в кресло руководителя. Во-вторых, я не намерен тратить свое время и силы на игры. На это у меня нет ни амбиций, ни подлости. Я хочу ловить преступников. Это моя работа, и я перестану ее выполнять лишь с выходом на пенсию.
Хэгер засмеялся.
– Я тебя знаю, ты и на пенсии свое дело продолжишь. Но чтобы до нее дожить, тебе придется перевестись в другой отдел.
– Ты меня знаешь, я просто так не сдамся. Кроме этого, дело о синдикате торговцев девушками еще не раскрыто. Мы снова в начале пути.
– Ты вроде моего совета хотел. Вот он: если Грайсвальд не изменит своего отношения к тебе, у тебя не получится накрыть эту шайку, только зря изведешься. Соглашайся на перевод. Ты хороший полицейский и будешь всегда раздражать своего безграмотного начальника. Я взял бы тебя хоть сейчас в свою группу, но нам недавно урезали ставки, а теперь требуют, чтобы мы передали часть своих полномочий Федеральной полиции. Но если хочешь, я подыщу тебе вакансию.
– Даже не знаю. Я боюсь признать себя пораженным.
– Не бойся: тебя гложет то, что Грайсвальд заставляет тебя уйти. Ты бы и сам ушел, но повиноваться его воле – просто не вяжется с твоими представлениями о надлежащем поведении в отношении ублюдков.
Айзенберг задумался.
– Ну хорошо, ты прав. Мне противно выполнять его требования.
– Возможно, на самом деле он этого и не хочет.
– Что ты имеешь в виду?
– Просто подумай. Он хорошо знает тебя и понимает, что ты ему не повинуешься. Предположим, он лишь хотел проучить тебя, но никак не уволить. Тогда его слова о поиске нового места – всего лишь манипуляция, чтобы заставить тебя подчиниться. Ни один начальник не может себе позволить запугать всех сотрудников. Непривычно высокая доля заявлений о переводе в другие отделы бросит тень на него. Каждый должен понимать, кто начальник, но никто не смеет уйти по собственному желанию. Скорее всего, со временем он снова включит тебя в незначительную оперативную работу, делая вид, что облагодетельствовал. Он всего лишь пытается показать свою власть.
– Хм-м. Такое мне в голову не приходило. Должен признать, это в его духе. Но сейчас, как назло, у меня не осталось желания работать под его началом.
– Тем более соглашайся на перевод. Сколько тебе сейчас? Пятьдесят два? Еще совсем не поздно начать сначала. С твоим опытом ты практически в любом отделе сможешь занять должность, на которой будешь приносить пользу. Не исключено, что прямо сейчас где-то ищут руководителя уголовного комиссариата. Чем не вариант для тебя?
– Но я не хочу уезжать в провинцию. А все комиссариаты в Гамбурге укомплектованы.
– Я смотрю, ты амбициозен, – Хэгер сдержанно засмеялся. – Ну хорошо, я поищу. Если найду что-то стоящее, позвоню.
– Спасибо, Эрик. И за совет спасибо.
– Не за что. Кто знает, может, ты и в Берлине окажешься. Тогда снова, как в студенческие времена, выпьем вместе пива!
– Я – только «за».
* * *
От разговора Айзенбергу полегчало. Именно то, что его давний друг не стал притворяться и уверять, что он принял единственно верное решение, парадоксальным образом его успокоило. Он посмотрел новости, потом – старый фильм с Хамфри Богартом и отправился в кровать. Перед сном он подумал, что девушка, из-за которой провалилась операция, сейчас, наверное, тоже лежит в теплой постели, зная, что скоро вернется домой.
Все не так уж плохо.
Глава 4
На следующий день Мина решила навестить Томаса в студенческом общежитии. Гнев сменился беспокойством. Что-то было не так. Вчера она до поздней ночи пыталась выйти на связь с ним. Он не отвечал ни на звонки, ни на имейлы, ни на сообщения в чате, несмотря на свой онлайн-статус в скайпе. Она продолжала попытки и сегодня, в перерывах между утренними лекциями. Может быть, вчера он надрался и теперь валялся в постели с дикой головной болью? Однако такое предположение не вязалось с его образом.
Она нажала кнопку звонка, но никто не открыл. Стук в дверь тоже не вызвал никакой реакции. Подергала ручку, но дверь была заперта на ключ. Она сдалась.
В гостиной зоне общежития Мина спросила у двух парней, игравших в настольный футбол, не видели ли они Томаса, но они лишь пожали плечами. С прежним беспокойством она вернулась домой. Но почему она так переживает? Может быть, его исчезновению есть совсем простое объяснение, да и, в конце концов, она ему не нянька!
Она вошла в свою учетную запись в «Мире магии», ожидая, что кто-нибудь из членов гильдии обрушит на нее оружие в отместку за вчерашнее нападение. Без вооружения и доспехов ее полуорк не имел шансов отразить атаку даже значительно более низкоуровневого противника. Но на поле битвы было пусто. Рядом с ее персонажем, одетым лишь в тунику землистого цвета, лежала мошна с пятьюдесятью флоринами – знак презрения со стороны огневиков.
Мина забрала мошну и отправилась в городок Фельсхайм, в котором ее гильдия держала наружный пост. Там ей выдадут все необходимое, чтобы она снова могла принимать заказы и зарабатывать совершенные оружие и снаряжение.