В этих целях, равно как и для «искоренения лени, распутства и романтических бредней о свободе», ditto [а также] для «уменьшения налогов в пользу бедных, поощрения духа предприимчивости и для понижения цены труда в мануфактурах», наш верный Эккарт капитала предлагает испытанное средство: рабочих, нуждающихся в общественной благотворительности, т. е. пауперов, запирать в «идеальный работный дом» (an ideal workhouse). «Такой дом должен быть сделан домом ужаса (house of terror).[470 - Там же, стр. 242–243: «Такой идеальный работный дом следует сделать „домом ужаса“, а не приютом для бедных, где они получают обильную пищу, тёплую и приличную одежду и где весьма мало работают».] В этом «доме ужаса», в этом «идеале работного дома», работа должна продолжаться по 14 часов в сутки, включая сюда, однако, и время на еду, так что остаётся полных 12 часов труда».[471 - Там же [стр. 260]. «Французы», – говорит автор, – «смеются над нашими восторженными идеями о свободе» (там же, стр. 78).]
Двенадцатичасовой рабочий день в «ideal workhouse», в доме ужаса 1770 года! Шестьдесят три года спустя, в 1833 г., когда английский парламент в четырёх фабричных отраслях уменьшил до 12 полных рабочих часов рабочий день детей от 13 до 18-летнего возраста, казалось, пробил последний час английской промышленности! В 1852 г., когда Луи Бонапарт, чтобы упрочиться в глазах буржуазии, вздумал посягнуть на установленный законом рабочий день, французский рабочий народ в один голос заявил: «Закон, сокративший рабочий день до 12 часов, – это единственное благо, которое осталось нам от законодательства республики!».[472 - «Они возражали особенно против работы, продолжающейся более 12 часов в день, потому что закон, устанавливающий такой рабочий день, есть единственное благо, которое осталось им от законодательства республики» («Reports of Insp. of Fact. 31st Octob. 1855», p. 80). Французский закон 5 сентября 1850 г. о двенадцатичасовом рабочем дне, это изменённое на буржуазный лад издание декрета временного правительства от 2 марта 1848 г., распространяет своё действие на все мастерские без различия. До этого закона рабочий день во Франции был неограничен. Его продолжительность на фабриках равнялась 14, 15 и более часам. См. «Des classes ouvri?res en France, pendant l'annеe 1848». Par M. Blanqui. Г-ну Бланки, – экономисту, а не революционеру, – было поручено правительством произвести обследование положения рабочих.] В Цюрихе труд детей старше 10 лет ограничен 12 часами; в Ааргау в 1862 г. продолжительность труда детей от 13 до 16-летнего возраста была уменьшена с 12? до 12 часов; в Австрии в 1860 г. для детей от 14 до 16 лет продолжительность труда была сокращена ditto до 12 часов.[473 - И в деле регулирования рабочего дня Бельгия зарекомендовала себя образцовым буржуазным государством. Лорд Хауард де Уолден, английский посланник в Брюсселе, сообщает английскому министерству иностранных дел от 12 мая 1862 года: «Министр Рожье заявил мне, что детский труд никак не ограничивается ни общим законом, ни местными постановлениями; что правительство в течение последних трёх лет на каждом заседании было занято мыслью представить палатам законопроект по этому вопросу, но всегда встречало непреодолимое препятствие в эгоистическом страхе перед всяким законодательством, которое противоречит принципу полной свободы труда!»] Какой «прогресс с 1770 года», с «exultation» воскликнул бы Маколей!
«Дом ужаса» для пауперов, о котором только мечтала капиталистическая душа 1770 г., появился несколько лет спустя в виде исполинского «работного дома» для самих мануфактурных рабочих. Он назывался фабрикой. Но на этот раз идеал побледнел перед действительностью…
6. Борьба за нормальный рабочий день. Принудительное ограничение рабочего времени в законодательном порядке. Английское фабричное законодательство 1833–1864 годов
После того, как капиталу потребовались целые столетия, чтобы удлинить рабочий день до его нормальных максимальных пределов, а затем и за эти пределы, до границы естественного двенадцатичасового дня,[474 - «Несомненно, большого сожаления заслуживает тот факт, что какой бы то ни было класс людей должен убиваться на работе по 12 часов ежедневно. Если присовокупить сюда время, употребляемое на еду и на то, чтобы пройти до мастерской и обратно, то получится в действительности 14 из 24 часов в сутки. Я надеюсь, что, не говоря уже о здоровье, никто не станет отрицать, что с моральной точки зрения такое полное поглощение времени трудящихся классов, непрерывно совершающееся начиная с раннего 13-летнего возраста, а в „свободных“ отраслях промышленности и с ещё более раннего возраста, чрезвычайно вредно и представляет собой ужасное зло… В интересах общественной нравственности, в целях воспитания здорового населения, для того чтобы обеспечить большинству народа возможность разумного наслаждения жизнью, необходимо настаивать на том, чтобы во всех отраслях промышленности часть каждого рабочего дня оставалась для отдыха и досуга» (Леонард Хорнер в «Reports of Insp. of Fact. for 31st December 1841»).] со времени возникновения крупной промышленности в последней трети XVIII века начинается стремительное, напоминающее лавину, опрокидывающее все преграды движение в этой области. Всякие рамки, которые ставятся обычаями и природой, возрастом и полом, сменой дня и ночи, были разрушены. Даже понятия о дне и ночи, по-крестьянски простые для старых статутов, сделались настолько расплывчатыми, что один английский судья ещё в 1860 г. должен был проявить поистине талмудистскую мудрость для того, чтобы разъяснить «в порядке судебного решения», что? такое день и что? такое ночь.[475 - См. «Judgement of Mr. J. H. Otway, Belfast, Hilary Sessions, County Antrim 1860».] Капитал справлял свои оргии.
Как только рабочий класс, оглушённый грохотом производства, до некоторой степени пришёл в себя, он начал оказывать сопротивление, и прежде всего на родине крупной промышленности, в Англии. Однако в продолжение трёх десятилетий уступки, которых он добивался, были чисто номинальными. За время с 1802 по 1833 г. парламент издал 5 актов о труде, но был настолько хитёр, что не вотировал ни единой копейки на их принудительное проведение, на необходимый персонал чиновников и т. д..[476 - Весьма характерным для режима Луи-Филиппа, короля буржуа, является то обстоятельство, что единственный изданный при нём фабричный закон 22 марта 1841 г. никогда не был проведён в жизнь. Да и этот-то закон касается только детского труда. Он устанавливает восемь часов труда для детей 8–12-летнего возраста, двенадцать часов для детей 12–16 лет и т. д., причём делает многочисленные исключения, допускающие ночной труд даже для восьмилетних детей. Наблюдение за применением этого закона и принуждение к его выполнению было предоставлено доброй воле «amis du commerce» [ «друзей торговли»], – и это в стране, где каждая мышь находится в ведении полиции. Только с 1853 г. в одном-единственном департаменте, в департаменте Нор, учреждается оплачиваемая должность правительственного инспектора. Не менее характерным для развития французского общества является вообще то обстоятельство, что закон Луи-Филиппа до революции 1848 г. оставался единственным законом в этой области, хотя французская законодательная фабрика опутывает своей сетью все стороны жизни!] Они остались мёртвой буквой. «Факт тот, что до акта 1833 г. дети и подростки вынуждались работать („were worked“) всю ночь, весь день или же и день, и ночь ad libitum [по произволу]».[477 - «Reports of Insp. of Fact. for 30th April 1860», p. 50.]
Только со времени фабричного акта 1833 г., распространяющегося на хлопчатобумажные, шерстяные, льняные и шёлковые фабрики, берёт своё начало нормальный рабочий день для современной промышленности. Ничто так не характеризует дух капитала, как история английского фабричного законодательства с 1833 до 1864 года!
Закон 1833 г. объявляет, что обычный рабочий день на фабрике должен начинаться в 5? часов утра и оканчиваться в 8? часов вечера. В пределах этого 15-часового периода закон разрешает пользоваться трудом подростков (т. е. лиц в возрасте от 13 до 18 лет) в какое бы то ни было время, однако при том условии, что одно и то же лицо этого возраста не должно работать более 12 часов в день, за исключением некоторых особо предусмотренных случаев. Пункт 6-й акта определяет, «что в течение каждого дня каждому лицу с ограниченным рабочим временем должно предоставляться по крайней мере 1? часа на еду». Воспрещалось применять труд детей до 9-летнего возраста, за единственным исключением, о котором будет упомянуто ниже; труд детей 9–13-летнего возраста ограничен 8 часами в день. Ночной труд, т. е. по этому закону труд между 8? часами вечера и 5? часами утра, был воспрещён для всех лиц от 9 до 18 лет.
Законодатели были так далеки от желания посягнуть на свободное высасывание капиталом рабочей силы взрослых или, как они это называли, на «свободу труда», что измыслили особую систему в целях предотвращения столь ужасающего последствия фабричного акта.
«Великое зло фабричной системы, как она организована в настоящее время», – говорится в первом отчёте центрального совета комиссии, помеченном 25 июня 1833 г., – «заключается в том, что она создаёт необходимость удлинять детский труд до крайних пределов рабочего дня взрослых. Единственным средством против этого зла, не предполагающим ограничения труда взрослых, которое привело бы к ещё большему злу, чем то, которое имеется в виду устранить, – этим единственным средством представляется план ввести двойные смены детей».[478 - «Factories Inquiry Commission. First Report of the Central Board of His Majesty's Commissioners. Ordered, by the House of Commons, to be printed, 28 June 1833», p. 53 («Комиссия по обследованию фабрик. Первый отчёт центрального совета комиссии его величества. Опубликовано по распоряжению палаты общин от 28 июня 1833 г.», стр. 53).]
«План» этот и был осуществлён под названием Relaissystem («System of Relays»; Relay по-английски, как и по-французски, означает смену почтовых лошадей на различных станциях); при этом одна смена детей от 9 до 13 лет запрягается в работу, например, от 5? часов утра до 1? часов пополудни, другая смена – от 1? часов пополудни до 8? часов вечера и т. д.
В награду за то, что господа фабриканты самым наглым образом игнорировали все изданные за последние 22 года законы о детском труде, пилюля, которую им предстояло проглотить, и на этот раз была подслащена. Парламент постановил, что с 1 марта 1834 г. ни один ребёнок моложе 11 лет, с 1 марта 1835 г. ни один ребёнок моложе 12 лет и с 1 марта 1836 г. ни один ребёнок моложе 13 лет не должен работать на фабрике более 8 часов! Этот «либерализм», столь снисходительный по отношению к «капиталу», заслуживал тем большей признательности, что д-р Фарре, сэр А. Карлайл, сэр Б. Броди, сэр Ч, Белл, г-н Гатри и т. д., – т. е. самые выдающиеся терапевты и хирурги Лондона, – в своих свидетельских показаниях палате общин заявили, что «periculum in mora».[479 - «Periculum in mora» («опасность в промедлении») – слова из сочинения римского историка Тита Ливия: «Ab urbe condita» («История Рима с его основания»), книга XXXVIII, гл. 25.] Д-р Фарре высказался ещё резче:
«Законодательство одинаково необходимо в целях предотвращения преждевременной смерти, в каких бы формах она ни причинялась, а этот способ» (фабричный способ) «следует, конечно, признать одним из самых жестоких способов её причинения».[480 - «Legislation is equally necessary for the prevention of death, in any form in which it can be prematurely inflicted, and certainly this must be viewed as a most cruel mode of inflicting it»(«Report from the Committee on the „Bill to regulate the Labour of Children in the Mills and Factories of the United Kingdom“: with the Minutes of Evidence». Ordered, by the House of Commons, to be printed, 8 August 1832 («Отчёт комиссии по „Биллю о регулировании труда детей на заводах и фабриках Соединённого королевства“. С протоколами показаний. Опубликовано по распоряжению палаты общин от 8 августа 1832 г.»).)]
Тот самый «реформированный» парламент, который из нежного чувства к господам фабрикантам ещё на целые годы обрекал детей моложе 13 лет на ад 72-часового фабричного труда в неделю, воспретил плантаторам эмансипационным указом, дававшим свободу тоже по каплям, принуждать впредь негров-рабов к работе более 45 часов в неделю!
Но нисколько не удовлетворённый, капитал повёл теперь шумную агитацию, продолжавшуюся несколько лет. Она вращалась, главным образом, вокруг возраста категорий, которые под именем детей должны были работать не более 8 часов и подлежали, в известной мере, обязательному обучению. Согласно капиталистической антропологии, детский возраст оканчивался в 10 лет или, по крайней мере, в 11 лет. Чем ближе подходил срок полного осуществления фабричного акта, роковой 1836 г., тем яростнее неистовствовала фабрикантская сволочь. Ей действительно удалось до такой степени запугать правительство, что оно в 1835 г. предложило понизить предел детского возраста с 13 до 12 лет. Между тем грозно росло pressure from without [давление извне]. Мужество изменило палате общин. Она отказалась бросать 13-летних детей под Джаггернаутову колесницу[481 - Во время традиционных празднеств в честь Джаггернаута (Джаганнатха) – воплощения индуистского бога Вишну – охваченные крайним религиозным фанатизмом верующие нередко бросались под колесницу, на которой везли изображение Вишну.] капитала более чем на 8 часов в день, и акт 1833 г. вступил в полную силу. Он оставался без изменения до июня 1844 года.
В течение того десятилетия, когда он регулировал фабричный труд сначала частично, а затем полностью, официальные отчёты фабричных инспекторов изобилуют жалобами на невозможность его проведения. Так как закон 1833 г. предоставлял усмотрению господ капиталистов назначать в пределах пятнадцатичасового периода от 5? утра до 8? вечера тот час, когда каждый «подросток» и каждый «ребёнок» должен начинать свой двенадцатичасовой или восьмичасовой труд, прерывать и оканчивать его, а также предоставлял их усмотрению назначать для разных лиц различные часы на еду, то эти господа скоро изобрели новую «Relaissystem», при которой рабочие лошади не сменяются на определённых почтовых станциях, а снова и снова запрягаются на переменных станциях. Мы не останавливаемся подробнее на прелестях этой системы, так как должны возвратиться к ней позже. Но и с первого взгляда ясно, что эта система уничтожала не только дух, но и самую букву всего фабричного акта. Как могли фабричные инспектора при такой сложной бухгалтерии на каждого отдельного ребёнка и каждого подростка принудить фабрикантов к соблюдению установленного законом рабочего времени и законных перерывов на еду? Прежнее жестокое безобразие вскоре опять безнаказанно стало процветать на многих фабриках. При встрече с министром внутренних дел (1844 г.) фабричные инспектора доказали всю невозможность какого-либо контроля в условиях новоизмышленной Relaissystem.[482 - «Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1849», p. 6.] Между тем обстоятельства сильно изменились. Фабричные рабочие, особенно с 1838 г., сделали десятичасовой билль своим экономическим лозунгом, подобно тому, как Хартия[483 - Имеется в виду содержавшая требования чартистов Народная хартия, которая была опубликована 8 мая 1838 г. в качестве законопроекта, предназначенного для внесения в парламент. Она состояла из шести пунктов: всеобщее избирательное право (для мужчин, достигших 21 года), ежегодные выборы в парламент, тайное голосование, уравнение избирательных округов, отмена имущественного ценза для кандидатов в депутаты парламента, вознаграждение депутатов.] сделалась их политическим лозунгом. Даже часть фабрикантов, урегулировавшая фабричное производство согласно акту 1833 г., забросала парламент записками относительно безнравственной «конкуренции» «фальшивых братьев», которым их бо?льшая наглость или более счастливые местные условия позволяют нарушать закон. К тому же, как бы ни хотелось отдельным фабрикантам дать полную волю своей исконной жадности, идеологи и политические вожди класса фабрикантов рекомендовали иное поведение и иной язык по отношению к рабочим. Они открыли кампанию за отмену хлебных законов и для победы нуждались в помощи рабочих! Поэтому они обещали не только вдвое больший каравай хлеба,[484 - Сторонники Лиги против хлебных законов (см. примечание 9) в своей демагогической пропаганде внушали рабочим, что с установлением свободы торговли повысится их реальная заработная плата и рабочие будут иметь каравай хлеба в два раза больше прежнего («big loaf»). Причём два каравая хлеба – большой и маленький – с соответствующими надписями носили даже по улицам как средство наглядной агитации. Действительность показала всю лживость этих обещаний и уловок. Окрепший в результате отмены хлебных законов промышленный капитал Англии усилил своё наступление на жизненные интересы рабочего класса.] но и принятие десятичасового билля под сенью тысячелетнего царства свободной торговли.[485 - «Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848», p. 98] Следовательно, тем меньше они могли бороться против меры, которая должна была лишь провести в жизнь акт 1833 года. Наконец, тори, священнейшему интересу которых, земельной ренте, угрожала опасность, филантропически разразились негодованием по поводу «бесчестного поведения»[486 - Леонард Хорнер даже официально употребляет выражение «nefarious practices» [ «бесчестное поведение»] («Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1859», p. 7).] своих врагов.
Так появился дополнительный фабричный акт от 7 июня 1844 года. Он вступил в силу с 10 сентября 1844 года. Он ставит под охрану закона новую категорию рабочих, а именно: женщин старше 18 лет. Они были во всех отношениях приравнены к подросткам: их рабочее время ограничено 12 часами, ночной труд воспрещён и т. д. Следовательно, законодательство впервые оказалось вынужденным подвергнуть непосредственному и официальному контролю также и труд совершеннолетних. В фабричном отчёте 1844–1845 г. говорится с иронией:
«До нашего сведения не дошло ни одного случая, когда взрослые женщины жаловались бы на это вторжение в их права».[487 - «Reports etc. for 30th Sept. 1844», p. 15.]
Рабочий день детей моложе 13 лет был сокращён до 6?, а при известных условиях до 7 часов в день.[488 - Акт разрешает пользоваться трудом детей по 10 часов в сутки в тех случаях, когда они работают не ежедневно, а лишь через день. В общем эта оговорка осталась без применения.]
Чтобы устранить злоупотребления ложной Relaissystem, закон устанавливал, между прочим, следующие важные уточнения:
«Рабочий день детей и подростков следует исчислять с того времени, когда хоть один ребёнок или подросток начинает утром работу на фабрике».
Таким образом, если, например, A начинает работу в 8 часов утра, а B – в 10 часов, то рабочий день должен оканчиваться для B в тот же час, как и для A. Начало рабочего дня должно определяться по каким-нибудь общественным часам, например по ближайшим железнодорожным часам, с которыми сообразуется и фабричный колокол. Фабрикант обязан повесить на фабрике расписание, напечатанное крупным шрифтом, с обозначением времени начала, окончания и перерывов рабочего дня. Детей, начинающих свою работу до 12 часов дня, нельзя вновь заставлять работать после часа пополудни. Таким образом, послеобеденная смена должна состоять не из тех детей, из которых состоит утренняя. Те 1? часа, которые даются на обед, должны предоставляться всем рабочим, находящимся под охраной закона, в одно и то же время дня, причём по крайней мере 1 час должен предоставляться до трёх часов пополудни. Дети или подростки не должны работать до часу дня более 5 часов без перерыва для еды, по крайней мере, на полчаса. Дети, подростки или женщины не должны оставаться во время перерыва для еды в фабричном помещении, в котором происходит какой-нибудь процесс труда, и т. д.
Мы видели, что эти мелочные постановления, которые регулируют время, пределы и перерывы работы по-военному, звоном колокола, отнюдь не были продуктом парламентских измышлений. Они постепенно развивались из данных отношений как естественные законы современного способа производства. Формулировка их, официальное признание и провозглашение государством явились результатом длительной классовой борьбы. Одним из ближайших последствий их было то, что практика подчинила и рабочий день взрослых фабричных рабочих тем же самым ограничениям, потому что в большинстве процессов производства необходимо сотрудничество детей, подростков и женщин. Поэтому в общем и целом в период 1844–1847 гг. двенадцатичасовой рабочий день имел общее и единообразное распространение во всех отраслях промышленности, подчинённых фабричному законодательству.
Однако фабриканты допустили такого рода «прогресс» не без компенсации в виде «регресса». По их настояниям палата общин сократила минимальный возраст подлежащих эксплуатации детей с 9 до 8 лет с целью обеспечить для капитала требуемое по всем законам божеским и человеческим «добавочное предложение фабричных детей».[489 - «Так как сокращение часов их рабочего времени поведёт к увеличению количества детей, требующихся для работы, то было решено, что добавочное предложение детей в возрасте от 8 до 9 лот могло бы покрыть увеличившийся спрос» («Reports etc. for 30th Sept. 1814», p. 13).]
1846–1847 гг. составляют эпоху в экономической истории Англии. Отмена хлебных законов, отмена ввозных пошлин на хлопок и другие сырые материалы, провозглашение свободы торговли путеводной звездой законодательства! Словом, наступало тысячелетнее царство. С другой стороны, чартистское движение и агитация за десятичасовой рабочий день достигли в эти же годы своего высшего пункта. Они нашли союзников в дышавших местью тори. Несмотря на фанатическое сопротивление вероломной армии свободной торговли с Брайтом и Кобденом во главе, билль о десятичасовом рабочем дне, которого добивались так долго, был принят парламентом.
Новый фабричный акт от 8 июня 1847 г. устанавливал, что с 1 июля 1847 г. вступает в силу предварительное сокращение рабочего дня до 11 часов для «подростков» (от 13 до 18 лет) и для всех работниц, а с 1 мая 1848 г. – окончательное ограничение рабочего дня тех же категорий рабочих 10 часами. Во всём остальном этот акт был только некоторым изменением и дополнением к законам 1833 и 1844 годов.
Капитал предпринял предварительный поход с целью воспрепятствовать полному проведению в жизнь акта с 1 мая 1848 года. И притом сами рабочие, будто бы наученные опытом, должны были помочь разрушению своего собственного дела. Момент был выбран удачно.
«Необходимо напомнить, что вследствие ужасного кризиса 1846–1847 гг. среди фабричных рабочих царила большая нужда, так как многие фабрики работали только неполное время, другие совсем остановились. Значительное число рабочих находилось поэтому в самом стеснённом положении, многие были в долгах. Поэтому можно было с достаточной степенью уверенности предположить, что они предпочтут более продолжительный рабочий день, чтобы возместить убытки, понесённые в прошлом, может быть уплатить долги, или выкупить из ломбарда свою мебель, или заменить новыми проданные пожитки, или приобрести новое платье для себя и семьи».[490 - «Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848», p. 16.]
Господа фабриканты попытались усилить естественное действие этих обстоятельств общим понижением заработной платы на 10 %. Это было, так сказать, праздником освящения новой эры свободной торговли. Затем, как только рабочий день был сокращён до 11 часов, последовало дальнейшее понижение заработной платы на 8
/
% и потом вдвое большее понижение, как только рабочий день был окончательно сокращён до 10 часов. Поэтому всюду, где только позволяли обстоятельства, произошло понижение заработной платы по крайней мере на 25 %.[491 - «Я убедился, что у людей, получавших 10 шилл. в неделю, произвели сокращение на 1 шилл., в связи с общим понижением заработной платы на 10 %, и затем ещё на 1 шилл. 6 пенсов, ввиду сокращения рабочего времени, – итого на 2 шилл. 6 пенсов, – и, несмотря на это, большинство твёрдо стояло за десятичасовой билль» («Reports of Insp. of Fact. For 31st October 1848», p. 16).] При таких-то соответственно подготовленных обстоятельствах началась агитация среди рабочих за отмену акта 1847 года. Не брезгали никакими средствами обмана, соблазнов, угроз, но всё было тщетно. Если и удалось собрать полдюжины петиций, в которых рабочие жаловались на «угнетение их этим актом», то сами же петиционеры при устном опросе заявляли, что подписи их были вынуждены. «Они угнетены, это правда, но кем-то другим, а не фабричным актом».[492 - «Подписывая петицию, я в то же время заявил, что совершаю что-то дурное. – Но почему же в таком случае вы её подписали? – Потому, что в случае отказа меня выбросили бы на мостовую. – Петиционер в самом деле чувствовал себя „угнетённым“, но вовсе не фабричным актом» («Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848», p. 102).] Но если фабрикантам не удалось заставить рабочих говорить в желательном для них духе, тем громче они сами кричали от имени рабочих в прессе и в парламенте. Они поносили фабричных инспекторов как своего рода комиссаров Конвента,[493 - Комиссарами Конвента назывались в период французской буржуазной революции конца XVIII в. представители Конвента (Национального собрания Французской республики в 1792–1795 гг.) в департаментах и войсках, наделённые особыми полномочиями.] которые безжалостно приносят несчастных рабочих в жертву своей химере об улучшении мира. Но и этот манёвр не удался. Фабричный инспектор Леонард Хорнер лично и через своих помощников собрал многочисленные свидетельские показания на фабриках Ланкашира. Около 70 % опрошенных рабочих высказались за 10-часовой рабочий день, гораздо менее значительное число за 11-часовой и совсем незначительное меньшинство за старый 12-часовой день.[494 - «Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848», p. 17. В округе г-на Хорнера было таким образом опрошено 10 270 взрослых рабочих мужчин на 181 фабрике. Их показания можно найти в приложении к отчёту фабричной инспекции за полугодие, кончающееся октябрём 1848 года. Эти свидетельские показания и в других отношениях дают ценный материал.]
Другой «любезный» манёвр заключался в том, чтобы заставить взрослых рабочих мужчин работать 12–15 часов, а затем объявить этот факт вернейшим выражением подлинных пролетарских желаний. Но «безжалостный» фабричный инспектор Леонард Хорнер опять оказался тут как тут. Большинство «сверхурочников» заявило, что «они охотно предпочли бы работать по 10 часов за меньшую заработную плату, но у них не было выбора: среди них так много безработных, так много прядильщиков вынуждено работать в качестве простых сучильщиков, что если бы они отказались от удлинения рабочего дня, их места тотчас были бы заняты другими, так что для них вопрос сводился к следующему: или работать более долгое время – или оказаться на мостовой».[495 - «Reports of Insp. of Fact. for 31st October 1848». См. собранные самим Леонардом Хорнером показания №№ 69, 70, 71, 72, 92, 93, а также собранные помощником инспектора А. показания №№ 51, 52, 58, 59, 62, 70 в «Appendix». Даже один фабрикант высказался напрямик. См. там же № 14, который следует после № 265 [стр. 37].]
Предварительный поход капитала окончился неудачей, и закон о десятичасовом рабочем дне вступил в силу 1 мая 1848 года. Между тем фиаско чартистской партии, вожди которой были заключены в тюрьмы и организация которой была разрушена, поколебало веру рабочего класса Англии в свои силы. Вскоре после этого парижское июньское восстание и его кровавое подавление объединили как в континентальной Европе, так и в Англии под одним общим лозунгом спасения собственности, религии, семьи и общества все фракции господствующих классов: земельных собственников и капиталистов, биржевых волков и лавочников, протекционистов и фритредеров, правительство и оппозицию, попов и вольнодумцев, молодых блудниц и старых монахинь! Рабочий класс был повсюду предан анафеме, подвергся гонениям, был поставлен под действие «закона о подозрительных».[496 - Закон о подозрительных (loi des suspects) – закон, принятый во Франции Законодательным корпусом 19 февраля 1858 г. и предоставлявший императору и его правительству неограниченное право ссылать в различные местности Франции и Алжира или вовсе изгонять с французской территории всех лиц, подозреваемых во враждебном отношении к режиму Второй империи.] Таким образом, господа фабриканты могли не стесняться. Они подняли открытый бунт не только против десятичасового закона, но и против всего законодательства, которое, начиная с 1833 г., стремилось несколько обуздать «свободное» высасывание рабочей силы. Это был бунт в защиту рабства[497 - См. книгу: W. Jacob. «An Historical Inquiry into the Production and Consumption of the Precious Metals». In two volumes. London, 1831 (У. Джейкоб. «Историческое исследование о производстве и потреблении драгоценных металлов». В двух томах. Лондон, 1831).] в миниатюре, который более двух лет проводился с циничной бесцеремонностью, с террористической энергией, причём это было тем проще, что взбунтовавшийся капиталист ничем не рисковал, кроме шкуры своего рабочего.
Для понимания последующего необходимо напомнить, что фабричные акты 1833, 1844 и 1847 гг. все три сохраняют свою законную силу, поскольку один не вносит каких-нибудь изменений в другой. что ни один из них не ограничивает рабочего дня рабочих мужчин старше 18 лет и что с 1833 г. пятнадцатичасовой период от 5? часов утра до 8? часов вечера оставался законным «днём», в границах которого только и должен был укладываться на предписываемых законом условиях сначала двенадцатичасовой, а позже десятичасовой труд подростков и женщин.
Фабриканты в некоторых местах начали с того, что уволили часть, в некоторых случаях половину, занятых у них подростков и работниц и восстановили взамен почти исчезнувший ночной труд взрослых рабочих мужчин. Закон о десятичасовом рабочем дне, уверяли они, не даёт им иного выхода!.[498 - «Reports etc. for 31st October 1848», p. 133, 134.]
Второй шаг касался узаконенных перерывов для еды. Послушаем, что говорят фабричные инспектора:
«Со времени ограничения рабочего дня десятью часами фабрикаты утверждают, хотя на практике они ещё и не проводят до конца свои взгляды, что они в достаточной мере исполняют предписание закона, если при работе, например, от 9 часов утра до 7 часов вечера, они дают на еду один час до 9 часов утра и 1/2 часа после 7 часов вечера, предоставляя, таким образом, рабочим 1? часа на принятие пищи. В некоторых случаях они предоставляют теперь полчаса или целый час на обед, но, в то же время, настаивают на том, что они вовсе не обязаны включать какую бы то ни было часть этих 1? часов в десятичасовой рабочий день».[499 - «Reports etc. for 30th April 1848», p. 47]
Таким образом, господа фабриканты утверждали, будто педантично точные постановления акта 1844 г. относительно времени, предназначенного для еды, дают рабочим только разрешение есть и пить до своего прихода на фабрику и после ухода с неё, т. е. у себя дома! А почему бы рабочим и не обедать до 9 часов утра? Однако королевские юристы решили, что предписанное законом время на еду должно даваться в перерывы действительного рабочего дня и что противозаконно заставлять работать без перерыва 10 часов подряд, с 9 часов утра до 7 часов вечера».[500 - «Reports etc. for 31st October 1848», p. 130.]
После этих благодушных демонстраций капитал в виде подготовки к бунту сделал шаг, который соответствовал букве закона 1844 г. и, следовательно, был легален.
Конечно, закон 1844 г. воспрещал использовать на работе после 1 часа дня тех детей 8–13 лет, которые работали до 12 часов дня. Но он нисколько не регулировал 6?-часовой труд детей, рабочее время которых начиналось в 12 часов или позже! Поэтому восьмилетние дети, приступившие к работе в 12 часов дня, могли применяться от 12 до 1 часа, что составляет 1 час, от 2 часов до 4 часов пополудни, что составляет 2 часа, и от 5 до 8? часов вечера, что составляет 3? часа, итого законных 6? часов! Или ещё лучше. Чтобы приурочить применение труда детей к труду взрослых рабочих-мужчин, работавших до 8? часов вечера, фабрикантам стоило только не давать детям работы до 2 часов пополудни, а затем держать их на фабрике без всяких перерывов до 8? часов вечера!
«А теперь уже прямо признаётся, что в последнее время, вследствие алчного стремления фабрикантов держать машины в ходу дольше 10 часов в сутки, в Англии установилась практика заставлять 8–13-летних детей обоего пола работать, по уходе всех подростков и женщин, с одними взрослыми мужчинами до 8? часов вечера».[501 - Там же, стр. 142.]
Рабочие и фабричные инспектора протестовали по гигиеническим и моральным соображениям. Но капитал отвечал:
«На голову мою мои поступки
Пусть падают. Я требую суда
Законного, – я требую уплаты
По векселю».[502 - В. Шекспир. «Венецианский купец», акт IV, сцена первая.]
В самом деле, по статистическим данным, представленным в палату общин 26 июля 1850 г., на 15 июля 1850 г. 3742 ребёнка на 257 фабриках, несмотря на все протесты, подвергались этой «практике».[503 - «Reports etc. for 31st October 1850», p. 5, 6.] Но и этого мало! Рысий глаз капитала открыл, что акт 1844 г. не разрешает пятичасовой работы в дообеденное время без перерыва для отдыха, продолжающегося, по крайней мере, 30 минут, но не предписывает ничего подобного относительно послеобеденной работы. Поэтому он потребовал и добился удовольствия заставлять восьмилетних детей-рабочих не только надрываться над работой, но и голодать непрерывно от 2 часов пополудни до 8? часов вечера!
«Да, грудь его; так сказано в расписке!»[504 - Природа капитала одна и та же как в неразвитых, так и в развитых его формах. В своде законов, который незадолго до начала Гражданской войны в Америке был навязан господством рабовладельцев на территории Нью-Мексико, говорится: «Рабочий, раз капиталист купил его рабочую силу, есть его (капиталиста) деньги» («The labourer is his (the capitalist's) money»). To же воззрение было ходячим у римских патрициев. Деньги, ссуженные ими должнику-плебею, превращаются посредством жизненных средств в мясо и кровь должника. Поэтому это «мясо и кровь» были их «деньгами». Отсюда шейлоковский закон 10 таблиц (Закон 10 таблиц – первоначальный вариант «закона 12 таблиц», древнейшего законодательного памятника Римского рабовладельческого государства. Призванный охранять частную собственность, закон предусматривал лишение свободы несостоятельного должника, продажу его в рабство или рассечение его тела на части.)! Гипотеза Ленге (Французский историк Ленге высказывает эту гипотезу в своей работе «Thеorie des loix civiles, ou Principes fondamentaux de la sociеtе». Tome II, Londres, 1767, livre V, chapitre XX («Теория гражданских законов, или Основные начала общества». Том II, Лондон, 1767, книга V, глава XX).), будто кредиторы-патриции устраивали время от времени по ту сторону Тибра праздничные пиршества, на которых подавалось варёное мясо должников, остаётся столь же недоказанной, как гипотеза Даумера о христианском причастии][505 - В. Шекспир. «Венецианский купец», акт IV, сцена первая.]
Эта достойная Шейлока приверженность букве закона 1844 г., поскольку он регулирует труд детей, должна была, однако, просто подготовить открытый бунт против этого же самого закона, поскольку он регулирует труд «подростков и женщин». Необходимо напомнить, что уничтожение «неправильной Relaissystem» составляет главную цель и главное содержание этого закона. Фабриканты открыли свой бунт простым заявлением, что пункты акта 1844 г., воспрещающие произвольное использование рабочей силы подростков и женщин в произвольные короткие промежутки пятнадцатичасового фабричного дня, были
«сравнительно безвредными (comparatively harmless) до тех пор, пока рабочее время было ограничено 12 часами. При законе о десятичасовом рабочем дне они являются невыносимой несправедливостью (hardship)».[506 - «Reports etc. for 31st October 1848», p. 133]
Поэтому они самым хладнокровным образом объявили инспекторам, что не будут считаться с буквой закона, и намерены ввести старую систему собственной властью.[507 - Среди других это же заявил и филантроп Ашуорт в квакерски отвратительном письме к Леонарду Хорнеру («Reports etc. April 1849», p. 4.] Это будет, мол, в интересах самих же рабочих, сбитых с толку дурными советами, так как
«даст возможность платить им более высокую заработную плату». «Это – единственное средство сохранить при десятичасовом законе промышленное преобладание Великобритании».[508 - «Reports etc. for 31st October 1848», p. 138.] «Возможно, что при системе смен несколько затруднительно обнаруживать нарушения закона, но что ж из того? (what of that?) Неужели позволительно относиться к великим промышленным интересам этой страны как к второстепенному делу ради того лишь, чтобы несколько облегчить хлопоты (some little trouble) фабричных инспекторов и их помощников?».[509 - Там же, стр. 140.]