Наблюдатель

– Мама, – короткий ответ, что прозвучал, как зов.

– Страх, вот что действительно может взбодрить. Ты когда-нибудь видел, как люди боятся?

– Я боюсь вас.

– Нет-нет, я говорю про чужой страх, милый. Ты когда-нибудь видел его? – он глубоко вздохнул.– Я всегда был один, но ты мог бы решить этот вопрос. Ты же взрослый мальчик? – спрашивал незнакомец, а ребёнок лишь качал головой.

***

Человек-невидимка проводил беседы с мальчиком в клетке по несколько раз за день. Когда он готовил ему еду, то всегда раздалбливал маленькие таблетки, превращая их в белый порошок, и подсыпал в пищу. Его новому другу нужен был отдых, расслабление, ведь он слишком много плакал и нервничал.

– Знаешь, насколько гибка человеческая натура в твоём возрасте? Стоит лишь направить, указать путь … – рассуждал он.– Как легко её сломать, как легко починить. Собственными руками можно создать нового человека.

Мальчик часто слышал крики, часто слышал громкий шум и дождь, откуда-то сверху. Ветер завывал, шумели деревья, но никаких признаков городской жизни. Ни машин, ни голосов извне. Ничего.

Лишь темнота, тошнотворный запах мертвечины где-то рядом, от которого кружилась голова, его маленькая клетка, тарелка с едой и ведёрко в углу.

***

Он прожил так несколько недель. Без движения, без солнца. Его конечности окаменели, он ослаб, а голос незнакомца стал единственным развлечением. Заточение закончилось в тот день, когда тёмную ночь разрезали яркие мигалки полицейских машин. Именно тогда, он, наконец- то, смог увидеть своего отца, что уже в таком молодом возрасте обрёл седину.

Это был лишь один из счастливых случаев спасения. Всего несколько человек смогли вернуться домой. Остальные же пребывали в глубокой яме, лёжа друг на друге, смотря мёртвыми глазами в пустоту.

1 ГЛАВА: ОДИНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

ДО

Впервые я увидел её, когда сидел на последней парте второго ряда. Она то лениво перелистывала учебник, то глупо смотрела в окно, да с таким упоением, словно там происходило нечто интересное. На самом же деле на дворе стояла весна, то время года, которое я всегда недолюбливал. Слякоть, большие лужи, небо вечно серое, но быть может, так тоскливо было лишь в моём маленьком городе под названием Гемпшир. Но вернёмся к классу. За окном капала капель, по стёклам бежала талая вода, а она что-то шептала про себя. Наверняка напевала одну из глупых песен, что слушают её подружки. Да, я уже говорил, что увидел её впервые, но её друзей я знал давно, с некоторыми у меня были совместные уроки. Те ещё тупицы, но при этом некоторые неплохо разбираются в математике, в отличие от меня. Я был больше по книгам и литературе. Вдруг учительница задала ей вопрос, она вздрогнула и я вместе с ней, уж слишком неожиданно получилось. Она растерялась, ведь совершенно прослушала половину урока, поэтому и ответила какую-то несвязную глупость, что непроизвольно вызвала у меня улыбку. Никто не заметил и слава Богу. Учительница немного поворчала, нудная старуха с вечно собранными полуседыми волосами, мрачно накрашена, полновата, в общем, в ней было всё, что могло вызвать омерзение у любого ученика, в этот список входило и плохое знание своего же предмета. Сейчас была история, кстати. Никогда не любил историю. Вернее не понимал. Для чего было учить давно всеми забытые даты? Прошлое позади, к чему о нём вспоминать, почему бы просто не двигаться вперёд? Учительница бы сказала, что прошлое ограждает нас от уже содеянных ошибок, но как может война, допустим, научить нас чему-то? Люди осознано идут убивать, прекрасно понимая, что будут жертвы. И к тому же, если не получилось однажды добиться своих целей, не значит, что и в следующий раз ждёт поражение. Пока мы так зациклены на прошлом, нам никогда не ворваться в новое будущее, разве нет? В мире полным-полно других людей, о которых важно знать, людей, более достойных, чем правители, у которых кроме власти ничего и не было.

Чёрт, я всё время отхожу от темы, не могу сосредоточиться хоть на чём-то в последнее время. Я нарисовал пару зигзагов в полупустой тетради, а затем вновь поднял глаза на девочку за третьей партой, что продолжала мечтательно глядеть в грязное окно. У неё были волосы длинные, слегка волнистые, не совсем понятного мне цвета, казалось, это цвет мокрого асфальта, но разве молодая девушка может обладать тёмно-серыми волосами? У неё были холодные, серые глаза. На ней был красный свитер и светлые широкие джинсы. На среднем пальце массивное чёрное кольцо, в виде черепа. Не знаю, что я нашёл в ней, может быть мне понравился её профиль, горбинка на носу, меня всегда раздражали маленькие, аккуратные носики – ассоциация с дешёвыми куклами. Может быть, меня сильно зацепил перстень, хотя, наверное, это отпадает, потому что я увидел его уже после того, как начал разглядывать её. У меня отличное зрение, несмотря на то, что компьютер – моё единственное развлечение, оно позволило мне заметить её слегка выступающие ключицы, тонкие пальцы, она то и дело стучала ими по парте, в ожидании звонка. Все ждали звонка, если честно, включая учительницу. Кабинеты в нашей школе были холодными, окрашенные в голубые, белые оттенки. Далеко не праздничная обстановка, серо и уныло, может именно поэтому её волосы окрасились в такой цвет, подстроились под общую обстановку Гемпшира. Даже название поганое, но я никогда не жаловался, пока не побывал на одних летних каникулах в гостях у своей тётки, в Сан-Хосе. Какие там были улицы, всё пестрело красками, а закаты! Просто мечта, помню, как катался там на скейте по перекрытой дороге, а рядом бежала Оппи, белая небольшая собачка моей тёти. В наушниках – музыка, я люблю что-то из 80—90х. Но бывает, слушаю современный рок или немецкий металл, отец бесится, когда я слишком громко врубаю его в своей комнате. В общем, Сан-Хосе – рай по сравнению с этим мусорным ведром. Отличное сравнение, как по мне. Да, я именно из этих засранцев, что ненавидят то место, в котором родились.

Девочка за третьей партой вырвала из тетрадки листок, что-то быстро написала остро-отточенным карандашом, весело ухмыльнулась, затем оторвала от него небольшой краешек, прилепила туда жвачку и перебросила на другой ряд одному блондину, которого я часто видел в школе, но о котором почему-то до сих пор ничего не знаю. Может быть, это всё потому, что я редко появляюсь на уроках? Нет, не думаю, что дело в этом. Просто он новенький, пришёл чуть пораньше её. А она заигрывает с ним, внаглую подмигнула, когда он поймал её скомканный листок и плевать, что весь класс может увидеть это.

Прозвенел звонок, учительница записала на доске домашнее задание и поспешила удалиться, сделав некоторым глупые замечания. Я собрал вещи в рюкзак чёрного цвета. Скажете никакой оригинальности, но внутри у меня лежала полупустая бутылка водки. Вчерашний день выдался тяжёлым, наверное, поэтому мои глаза еле открываются сегодня.

– Келли! – крикнула одна из девчонок, и тут я узнал её имя. Она не стала собираться, как я, а просто взяла тетради в охапку и подбежала к шумной компашке.

Я никогда не задумываюсь о том, что могу пялиться на кого-то, это происходит автоматически и, оказывается, это может испугать. Поэтому, я вновь достал из широкого кармана брюк чёрные очки и надел их. Знаете, чёрные очки – спасение в любой ситуации. Когда я сильно устаю или у меня чересчур красные глаза, или я не хочу, чтобы кто-то подумал, что я пялюсь. Однажды я уснул за ужином, и никто из родителей даже не заметил этого, пока я не упал лицом в тарелку.

Смешавшись с толпой, я вышел из класса и остановился за шкафчиками. Ужасно волновался, не знаю из-за чего, постоянно теребил цепочку на шее. Она вышла в окружении этих школьных выскочек, ростом повыше остальных, но, несмотря на это, казалась самой миниатюрной и хрупкой. И выражение лица было умнее, даже взрослее. Я бы мог сказать, что она выглядела, как молодая мама в окружении своих бестолковых пятилетних дочек, но это прозвучало бы, как оскорбление.

И нет, я не влюбился, просто мне понравилось то, что я почувствовал. Хоть какое-то разнообразие в этой дерьмовой школе.

– Уолт? – тощая брюнетка засунула руку мне в карман.– Ну, где же он… – я молчал, не мог пропустить момент, как Келли пытается распрощаться со всеми, чтобы скрыться в глубине коридоров вместе с блондином в спортивной кофте.– Ну что же ты стоишь здесь, как вкопанный?

– Боже, отвали, – прошипел я и прислонился к стене, когда Келли ушла. Не хотел, чтобы она заметила меня, хотя вряд ли она вообще бы повернулась в нашу сторону. Походка у неё не та, которую можно описать в красивых книгах о любви. Не лёгкая, не от бедра. Она шла устало, словно из последних сил тащила портфель, словно положи туда ещё один учебник и она рухнет прямо на скользкий пол.

– Да где зажигалка – то? – не отставала брюнетка.

– Мэдс,… – я знал, она не отцепится, опять натянула на своё лицо эту странную ухмылку.

– Я же вежливо прошу.

– За неделю ты потеряла три моих зажигалки.

– Ты сегодня не в духе? Опять в очках. Уолт, скажи, ты обдолбался? – пропела она высоким голосом, а затем вновь запустила руку в мой карман, словно с любопытством обшаривая содержимое. Я закатил глаза, она, конечно же, не могла этого увидеть.

– Я не хочу слушать, что ты там пищишь. Доставай кого-нибудь другого, – это не грубо, не думаю, что она может обидеться. Такое ощущение, что её вообще никогда и ничего не задевало.

Коридоры пустели, я поправил очки и направился к выходу, оставляя Мэдс позади.

– Ты хамло! – крикнула она вслед.

– Приходи на ужин, – позвал её я.

***

Моя мама, как всегда, чистила снег у крыльца. Я увидел её ещё издалека, когда только завернул за угол. Она всегда надевала старую папину вязаную кофту, наматывала шарф вокруг шеи, брала лопату и, клянусь, могла минут за десять раскидать снег хоть во всей округе. После этого она обычно что-то пекла, а если и не пекла – готовила обед. Одно из двух. Кухня была её стихией. Только что она заприметила меня, помахала рукой, я ответил ей тем же. Она была хорошей матерью, всегда старалась помочь мне и моей семилетней сестрёнке Бек. Пока та не родилась ланч-пакет и все вкусняшки доставались только мне. Она каждый день проверяла мои уроки, бывало, объясняла темы, если я что-то не понимал, а если и она не понимала, то просто махала рукой и говорила: давай представим, что я тебе объяснила, а ты опять всё забыл? И я соглашался, а потом она садилась ко мне на кровать и спрашивала, как дела в школе. Я говорил, что всё хорошо и меня никто не обижает. Обижает… да само слово унизительно, как можно в этом признаться? Поэтому, я молчал, а она верила и покупала мне новых роботов на пульте управления.

Бек родилась, когда мне было 10, стоило лишь услышать её писк и я сразу понял, противная будет девчонка, сказал об этом маме, а она ответила, что я был ещё писклявей. Стоило ей или отцу отойти от меня, так я поднимал на уши весь район, и её грудное молоко отказывался пить, не знаю, для чего мне была необходима такая информация в столь юном возрасте. Бек росла, мама разрывалась между нами двумя, у той начался период детского сада, а у меня наступил переходный возраст. И, понятное дело, мама выбрала дочь, но я не сержусь и никогда не сердился, потому что знаю, маленькие дети нуждаются в большем внимании. Зато у меня тоже появилось преимущество. Я стал больше общаться с отцом, пару раз мы ходили на охоту, я застрелил двух зайцев, это было ужасно. До сих пор помню, как они выглядели, когда мы подошли забрать их крошечные тела. Поэтому, хоть я и умел обращаться с оружием, охоту пришлось отложить, к слову, мне было 14.

Потом отца повысили, и он с головой ушёл в работу, а мне пришлось с головой уйти в мир музыки, интернета и компьютерных игр. Не так уж и плохо. Мой единственный друг, что жил на соседней улице, уехал, когда мне стукнуло 13. Я долго злился на него, но потом понял, что это совершенно не его вина. И на этом список моих друзей закончился. На одном школьном форуме, много-много лет назад, я поругался с кем-то под ником «Гемпширский_годзила3337». До жути глупый ник, кстати, это и была Мэдс. Если коротко о нашем знакомстве, она тогда сказала, что это старый аккаунт её двоюродного брата.

Я прошёл дом рядом с нашим, в нём часто были задёрнуты шторы.

– Привет, дорогой! – радостно крикнула мама и подбежала меня обнять. Я наклонился к ней, нехотя обхватил руками, почувствовал запах чего-то пряного.– Почему ты опять в очках?

– Потому что… – я прокрутил все возможные ответы в голове, но так и не придумал ничего нужного.– Ты же знаешь, что меня бесполезно об этом спрашивать?

– Это уж точно, – согласилась она.– Ты опять где-то валялся? – неожиданный вопрос.

– О чём ты?

– Вся куртка в грязи, – она грустно охнула, заставила меня покрутиться на месте, и пусть я не знал наверняка, откуда это, но вполне догадывался.

– Да, извини. Но ты же видишь, какая слякоть на улице.

– Ничего страшного. Ты не ушибся?

– Нет, можно я пойду? – мне не терпелось зайти в свой компьютер.

– Да, переодевайся и спускайся на кухню.

Я забежал в дом, помахал Бек, что сидела за кухонным столом и делала уроки. Она всё равно не ответила, никогда не отвечала. Затем я взлетел по лестнице вверх и заперся в своей комнате.

Ох, моя комната. Было в этих четырёх стенах что-то, что меня всегда успокаивало. Голубые, неяркие обои, большая односпальная кровать, я никогда не заправлял её, мне кажется, что лёгкий бардак придаёт спальням свой шарм. Так же есть рабочий стол из тёмного дерева, раньше он стоял в спальне родителей, пока они не сделали ремонт и всякие ненужные вещи всучили мне. На столе стоял мой старенький, верный, белый компьютер. Разбросанные бумажки на полу, исписанные тетради, моя недавно прочитанная книга. На прошлое Рождество я повесил над кроватью длинную жёлтую гирлянду, и я до сих пор не снял её. Под кроватью, в коробке из- под кроссовок лежала старая камера. Я всегда любил фотографировать, поэтому мама частенько радовалась этому, ведь я мог устроить ей и Бек бесплатную фотосессию. К сожалению, сейчас у меня не хватало времени, чтобы вернуться к этому любимому делу.

Я скинул с себя ранец, бросил его в угол, затем снял куртку, и она отправилась туда же. Нужно будет забросить её в стирку вечером. Я быстро включил компьютер, вошёл в свой аккаунт, и написал Мэдс, что уже давно была в сети.