Ни слова больше!

– Блефуете, тетя, – говорю без особой уверенности.

Уж очень не хочется терять эту работу. Регина платит больше всех в Стерджисе, а «Луч света» мне как второй дом. Который к тому же куда чище и уютнее, чем первый.

Дверной колокольчик звякает, и внутрь, смеясь и толкаясь, вваливаются ребята в куртках поверх баскетбольной формы в желто-синюю полоску. Осенний сезон давно закончился, но соревнования на крытых площадках идут вовсю.

– Как жизнь, Трипп? – громко здоровается Шейн, бросая сумку под один из широких подоконников. Потом одаривает владелицу заведения улыбкой на миллион: – Привет, Регина! Забираем у вас все кексы, окей?

Та трясет головой:

– По два в одни руки, не больше. – Ребята подходят за салфетками и напитками. – Должно остаться для постоянных покупателей.

Шейн хватается за сердце, откидывает со лба прядь темных волос. Мой предок зовет его Рональдо – по фамилии европейского футболиста, на которого тот якобы похож.

– Ах, неужели после стольких лет мы все еще не считаемся постоянными покупателями? – театрально стонет он.

– Два в руки, – твердо повторяет Регина, слегка приподняв уголки губ. Никак не может решить, раздражает ее Шейн или забавляет.

– В один прекрасный день, – вздыхает тот и плюхается на стул, – вы позволите мне съесть все кексы, и я наконец заживу полной жизнью.

– Ты и так живешь вполне хорошо, – встреваю я, за что удостаиваюсь зловещей улыбки и среднего пальца.

Регина трогает меня за рукав.

– Я иду ставить булочки в духовку, – говорит она. – Будь человеком, уведи отсюда Эла.

По идее, Элу в кофейне находиться не положено, хотя никому, включая регулярно заходящих сюда полицейских, пес не мешает. И все же с наплывом посетителей Регина неизменно загоняет его в кладовку.

– Слушаюсь, мэм! – Я отдаю честь спине хозяйки, уже исчезающей за дверями в кухню. Заманиваю Эла печеньем, которое тот никогда не получает, и в качестве утешительного приза ставлю перед ним миску с водой. Затем возвращаюсь к кассе и пробиваю гигантский заказ, жонглируя одновременно несколькими банковскими картами.

Как только я расправляюсь с заказом, народ рассаживается и принимается мерно жевать, колокольчик на двери возвещает о появлении новой посетительницы.

– Играм конец, Шейни, – бормочет один из парней. – Жена пришла.

Шейн как по команде расплывается в улыбке:

– Привет, детка, – и подставляет губы Шарлотте. – Кекс хочешь?

– Не-а, только кофе.

На Шарлотте черное пальто с кучей пуговиц и петель, которые она долго и нудно расстегивает, прежде чем бросить его на спинку свободного стула.

– Черный, с медом? – спрашиваю.

Она подходит и прислоняется бедром к прилавку.

– А ты неплохо меня знаешь.

– Уникальное сочетание. Я тут два года работаю, и ты единственная, кто добавляет мед в кофе.

Губы Шарлотты искривляются в улыбку:

– Люблю выделяться.

Точно, с этим у нее проблем нет. Шарлотта Холбрук из тех девчонок, кому все прочат карьеру супермодели. Она купается во всеобщем внимании, как рыба – в воде, хотя в ней нет ничего особенного. Когда-то Регина спросила, как выглядит девушка Шейна, и я сказал: «Ну, симпатичная такая, шатенка, глаза голубые, чуть повыше тебя». Когда Шарлотта появилась, у Регины отпала челюсть. «Симпатичная! – возмутилась она. – Все равно что Эверест холмом обозвать».

Ставлю кофе перед Шарлоттой.

– Ты сегодня заходил на школьный сайт? – спрашивает она.

– Сейчас каникулы, забыла? – напоминаю.

– Знаю, просто в интранете вывесили списки классов, и я зашла посмотреть, с кем буду учиться в последнем семестре. – Я пожимаю плечами, она легонько хлопает меня по руке. – Некоторым из нас это небезразлично. Так вот, угадай, кого я там узрела?

– Ну, кого?

Переворачиваю пластмассовую бутылочку над чашкой, чтобы выдавить мед.

– Бринн Галлахер.

Чуть не роняю бутылочку с медом, Шарлотта оглядывается на Шейна за столиком и громко смеется. Она вряд ли помнит о нашей былой дружбе с Бринн. Да и мы за все время, что дружили, о Шарлотте говорили ровно ноль раз.

– Кого?!

– Бринн Галлахер. – Шарлотта вновь поворачивается ко мне и делает испуганную гримасу. – Трипп, куда столько меда?

Вот черт! В ее чашке больше меда, чем кофе.

– Пардон, – спохватываюсь я, отодвигаю чашку в сторону и беру новую. Лишний сахар ей точно не всучишь: она свято блюдет пропорции. – Бринн Галлахер, говоришь?

– Уже дважды повторила.

Она прищуривается и с интересом наблюдает за моей новой попыткой налить ей кофе.

– Странно, – говорю как можно более безразличным тоном. Еще не хватало, чтобы из-за моей внезапной криворукости Шарлотта заподозрила неладное. – Они вроде в Чикаго живут.

Шарлотта поводит плечом:

– Может, вернулись.

– Ей же хуже. – Я ставлю на стойку безупречно приготовленный кофе. – Прошу!

– Спасибо, Трипп, – мяукает Шарлотта и отходит, не заплатив, – знает, что я сниму деньги с карты Шейна.

Подойдя к столикам, она не берет пальто со свободного стула и не садится, а стоит с выжидающей улыбкой, пока один из парней рядом с Шейном не пересаживается, уступая ей место.

Шарлотта бегает за ним с восьмого класса. Раньше, когда они официально стали парочкой, он и сам к ней постоянно лип, зато теперь их неразлучность ему словно в тягость. Вот и сейчас он скривил губы, пока она усаживалась рядом. Секунда – и его лицо озаряется улыбкой. Не знаю, может, я все придумал.

Во всяком случае, спрашивать не намерен. Мы хоть и плотно общаемся уже года четыре, дружба между нами поверхностная. Болтаем о школе, «ТикТоке», спорте или обсуждаем излюбленную тему его подружки: Шейн-и-Шарлотта. Список незатрагиваемых тем куда длиннее и в том числе содержит неписаное правило, по которому мы живем с восьмого класса.